1990 год. Кишинев – Бельцы.
1.
Выйдя из теплого автобуса и ступив на остановку, Вадим оказался в фиалковой темноте столицы Молдавии. Он пожалел, что не остался в аэропорту, так как ему некуда было идти. Вдалеке, словно свежее пятно на глянцевой открытке, виднелась освещенная площадь с необычной аркой на фоне длинного здания с флагом, который неподвижно висел в безветрии. Вероятно, там круглосуточно работает правительство этой страны. В некоторых высоких окнах горел свет.
За площадью начиналась темнота, такая густая, нежная и душная, с ароматом жасмина и отцветающей ирги, которая обозначала узкие дорожки тротуаров. Казалось, что ее можно потрогать, как нечто вполне осязаемое и живое. Ни машин, ни людей. И все это было всего в два часа ночи в центре большого города. Удивительно! Есть же на свете такие благословенные места, наполненные теплом и тишиной.
Спросить о ночлеге было не у кого. То, что Вадим все же говорил с водителем на выходе из автобуса, не в счет. Смуглый и жилистый молдаванин равнодушно отвернулся от пассажира, демонстрируя полное непонимание русской речи. Не дождавшись ответа, Вадим шагнул в темноту, еще больше сожалея о тихом зале аэропорта.
Но, вспомнив мытарства перелета из Кустаная в Кишинев с пересадкой в Шереметьево, которая длилась сутки, Вадим вздрогнул. Столичный аэровокзал был переполнен людьми и гудел как улей. Люди суетились, бегали туда-сюда, стояли в бесконечных очередях за пирожками и билетами, ели мороженое и холодные сосиски, запивая невкусный перекус горячим кофе и лимонадом, который искрился как шампанское. Толпились у газетных киосков, у барабана рублевой лотереи "спринт", радуясь чужим выигрышам и горестно сострадая проигравшим. Дремали на подоконниках или прямо на мраморном полу, подложив под себя газеты и картонки от упаковок, и просыпались, разлепив вялые веки, опухшие от недосыпа и усталости. Прислушивались к безжизненной речи женщины-диспетчера, равнодушной ко всему на свете, опасаясь пропустить посадку на свой рейс, после регистрации еще, или, вернее сказать, уже, вчера. Некоторые счастливчики сидели на скамейках, не смея отойти даже в туалет, пропитанный запахами морга. Люди стояли вдоль стен, дремали, время от времени осматривая зал ожидания, и, к освободившемуся теплому сидению, сразу же устремлялись несколько претендентов. Счастливчик, стесняясь своей удачи, прятал взгляд и усаживался. Опоздавшие, проявляя завистливое равнодушие, отворачивались и возвращались к стенам или шли на улицу, смешиваясь с толпой, или бродили по ужасно замусоренному парку, где под тонкими соснами с острыми сучьями сидел или стоял разноликий люд. С тыльной стороны, прямо в серую тушу аэропорта, как гигантская плотоядная тысяченожка, вцепилась в билетную кассу "Красной стрелы" очередь на стремительный питерский экспресс...
А всего лишь через тонкую стену от транзитных пассажиров находится дипломатический зал. В уютном полумраке, под жужжание кондиционеров, там проводил время лиловый житель далекого континента. Его покой охранял наряд милиции у входа, и он, этот житель, чихал через бетонную стену на советских соратников по борьбе за мировой социализм.
Для него он уже состоялся, в виде шикарных диванов из натуральной кожи, белоснежного костюма и длинной сигареты в тонких, как у паучка, пальцах с бледными ногтями. Окончательным подтверждением статуса этого человека стала гора Килиманджаро из коробок и ящиков с товарами первой необходимости, которые он вывозил из страны, где пылесос считался признаком состоятельности и роскоши. А также бар с барменом, который в миллионный раз полировал блестящее стекло тяжелых бокалов на фоне невероятного разнообразия напитков.
Да, в глобальном масштабе социализм побеждал, но проигрывал в мелочах. Крамольная мысль промелькнула в голове Вадима, но была подавлена апатией: так надо. А завтра... "Завтра будет лучше, чем вчера! Барабань! Ты куда в такую рань", - жизнерадостно подтвердил веселый певец через динамик аэропорта.
Вадим остановился у входа в зал ожидания для иностранцев, а монолитный старшина, с резиновой дубинкой в сильной руке и рацией на поясе, кивнул головой и указал свободной рукой в сторону: "Проходите, не стойте там, где не следует".
Кишиневский аэропорт был почти пуст, но атмосфера казенщины уже въелась в Вадима ненасытной плодожоркой, догрызая остатки его цветущего организма и нервов. И, положившись на удачу, он выехал в город.
…Он прошел немного, когда из-за колючих акаций, пропахших сладким ванильным ароматом, неожиданно появились, как черти из коробочки, шустрые парни. Оценив ситуацию, Вадим остановился и поздоровался. Смуглые ребята окружили его с неподдельным интересом. К его удивлению среди них был милиционер, молодой и невысокий, сбитый, как боровичок. И, как оказалось, невероятно отзывчивый. Добродушно выслушав незнакомца, лейтенант быстро объяснил что-то своим товарищам, указывая пухлой рукой в сторону глухо спящих пятиэтажек.
- Аж из самого Казахстана? Ну и ну! Как же… слышали… Ну и как вам у нас? – и, не дожидаясь ответа, - Идите за ними. Они проводят вас до гостиницы. А там сами договаривайтесь…
Молодые люди, как и большинство молодых людей в пустынной ночи, особого доверия не вызывали. Они были немного неопрятными и яркими, как цыгане, но вполне спокойные. Однако, несмотря на это, сердце Вадима нехорошо постукивало, с провальчиками. Уж больно резво парни вели его по узким и извилистым улочкам без единого фонаря и тротуаров.
Но все обошлось. Довели до огромной белой гостиницы и ушли. Заспанная дежурная в звенящей пустоте вестибюля выслушала гостя - пожилая тетка в халате уборщицы, но без швабры, с добрыми глазами и мягким украинским говорком. Она даже зачем-то обрадовалась, расспросив о его делах.
- Ой! А мы знаем про Казахстан. Там мой зять на целине был. Только не прижился, вернулся назад. А дочка.., - и с маху перескочила на другую тему: - А хотите, я скажу зятю, раз вы за рабочими приехали? Может надумает, поедет. Заработает. У нас с деньгами стало туго. Только как вас потом найти? Прямо не знаю.
Рассказывая о своем, не снимая с лица радушной доброты, она провела Вадима пыльной лестницей в подвальное помещение. Вывела в бесконечно длинный коридор с выбеленными стенами и потертым линолеумом на скрипучем полу. Толкнула одну из дверей с алюминиевой цифрой 12 на пожелтевших в слоновую кость белилах.
- Вот все что есть, - указала на слабо освещенную комнату с рядами дужек ржавых железных коек, мерцающих никелем, на которых спало несколько человек, - Извиняйте. Других мест нету.
От предложенной синей пятерки отказалась:- Вы гость. Отдыхайте…
Утором тетушки уже не было. Видать сменилась. Но ее сменщицы встретили постояльца радушно. Вежливо отказались от вновь предложенной оплаты за ночлег и проводили любопытными взглядами до выхода.