Спасла нас сила обоняния

Сергей Васильев Всеволожский
Курить в затяжку я начал с пятого класса. И первые мои сигареты носили символическое название "Памир". Почему символическое? А потому, что с грудного возраста до шести лет я проживал в таджикском посёлке Джиликуль на Памире. Мой отец здесь служил замполитом отдельной радиолокационной роты (ОРЛР).

В шутку эти сигареты мы называли "Нищий в горах", поскольку и дизайн соответствует, и цена не кусается — 10 копеек.

Родители о моей вредной привычке не знали, поскольку я умело "шифровался".

Курил я до офицерских времён. Да так, что большой и указательный пальцы моей левой руки обрели жёлтый цвет.

И вот наступило 5-е августа 1978 года, когда, выйдя с женой под руку из ЗАГСа, я решительно сказал: "с этого дня я не курю!" И как отрезал!

Однако было очень тяжело. Особенно когда кто-то неподалёку прикуривал сигареты. И не дай Бог те (не хочу рекламировать), на пачке которых изображён верблюд...

Мне даже радужные сны тогда снились, где я закуриваю и с наслаждением затягиваюсь расслабляющим ароматом дыма.

Прошёл, наверное год, и я вдруг ощутил изменения в восприятии табачного дыма. Он стал мне неприятен. И когда кто-то закуривал даже на расстоянии, мои легкие как будто сопротивлялись вдыханию некогда желанного дыма.

Так же мне показалось, что моё обоняние стало функционировать значительно сильнее. Улавливать запах ненавистного табачного дыма я уже мог на весьма приличном расстоянии.

Сильно я стал ощущать и запах горящего угля. Но он не был так ненавистен, как запах табачного дыма. Поэтому, служа в криворожской радиолокационной роте, и проживая на позиции в четырёхквартирном жилом доме с печным отоплением, я особого дискомфорта не испытывал. Однако то, что печь топится, я чувствовал издалека.

Топить печь я научился ещё в детском возрасте, когда мы жили в городе Тахи-Аташ (Каракалпакстан) тоже в финском домике, но на две квартиры.

И вот я прибыл для дальнейшего прохождения военной службы на Крайний Север, где для проживания нам был предоставлен Цилиндрический унифицированный блок (ЦУБ). Вместе с остальными тремя собратьями в ряд он стоял метрах в пятидесяти от Северного Ледовитого океана. На берегу бухты Эклипс.

Всего на территории нашей отдельной радиолокационной роты было четыре таких ЦУБа. И к нашим "бочкам Диогена" были пристроены деревянные сарайчики, в которые засыпался уголь, и где в деревянных ящиках, поставленных один на другой, хранились мясо, масло и прочие продукты.

В общем, эти пристройки были ещё и холодильниками, поскольку вместо пола здесь была вечная мерзлота, а летом на улице максимальная температура не превышала 14 градусов по Цельсию.

Зимой в наши пристройки приходили горностаи. Лично я уличал в "воровстве" мяса до пяти особей одновременно. И радовался тому, что животным не голодно. Мяса у нас на Эклипсе было до отвала.

Планировка наших ЦУБиков была примерно такой, какая изображена на картинке, приведённой выше. Только кровать была одна, но очень широкая. И по бокам у двери стояли две тумбочки.

Со спальней соседствовала столовая и рабочий кабинет одновременно, напоминающие купе железнодорожного вагона. Как на рисунке, приведённом выше. Только на переднем плане стоял шкаф, в закрытой части которого хранилось бельё и одежда, а в открытой стояла посуда, а также располагался бар.

Здесь мы со Светланой Викторовной играли в шахматы. Иногда до десяти партий за вечер.

Следующей (в сторону выхода) была кухня. Здесь была раковина с двумя краниками, разделочный столик, на котором стояла электроплита "Мечта", прибор с кухонными принадлежностями, кастрюли и сковорода.

Напротив столика блестела пластиком стена туалета, на котором возлежал бак для горячей воды, прогреваемый проходящей свозь него обратной трубой водяной системы отопления.

Водяная система отопления представляла собой три длинных радиатора, проходящих под полом по всей длине ЦУБа и обратную трубу, проходящую под потолком, ближе к правой стене. А её сердцем была буржуйка, которая и нагревала воду.

Воду в баки и систему отопления (если была необходимость) мы закачивали с помощью ручного насоса, который был вмонтирован в простенок между кухней и прихожей. А воду брали из двухсотлитровой металлической бочки, в которой всегда находился (включен он или нет) электрокипятильник.

Летом вода на позицию поступала самотёком по трубе из вышерасположенного озерца. А летом мы ножовкой напиливали в насте снега "кирпичи" размером примерно 50Х30Х20 и заносили их в ЦУБ, опуская в вышеупомянутую бочку.

Так делали все офицеры роты. В том числе, и наш командир — старший лейтенант Сиромашенко Виктор Савельевич.

Из таких же кирпичей, сразу после первой пурги, я строил вдоль нашей и соседской пристройки стену высотой где-то в 1,8 метра высотой, и укладывал доски на неё и крышу сарайчика-пристройки. Вскоре это сооружение покрывалось толстым слоем снега и представляло собой дополнительное помещение. Заходили мы в него (а после пурги заползали) через нору.

Дверь в туалет располагалась напротив входной (как на рисунке). А к левой полукруглой стене (на рисунке там стоит топчан) был прикреплён шкаф для верхней одежды.

Рядом с входной дверью в середину торцевой стены была вмонтирована печь- буржуйка, труба которой была горизонтально выведена наружу, а затем под прямым углом вертикально устремлялась в небо. На это я обращаю особое внимание читателей, поскольку это важно.

Печь не гасилась круглогодично. И мы научились её топить так, что сделав последний заброс угля в двадцать три часа, спокойно спали до семи, твёрдо зная, что она не потухнет.

И вот однажды, загрузив и настроив буржуйку по "установленной схеме", я прыгнул по одеяло.

На улице свирепствовала и выла пурга, печная труба вибрировала, но уют тёплой постели полностью нейтрализовывал эти неудобства.

Засыпаю я мгновенно. Так было и на этот раз.

И вот, погрузившись в сон, я окунулся в прекрасный мир радужных сновидений. Всё, что снилось, я, конечно же, не помню. Но вот выползший вдруг зловещий образ какого-то закурившего субъекта, я помню до сих пор. Время не смогло его отформатировать. Только вот запах дыма сигареты закурившего, который мне снился, был вовсе не сигаретным. Это был запах горящего угля.

В результате сработала система обоняния и дежурный участок головного мозга скомандовал: "подъём!"

Пробуждение было тяжёлым, а голова тянулась к подушке, словно налитая свинцом.

Соображалось не очень, но то, что спальня заполнена дымом, я понял. Но почему? Тяга у нашей буржуйки как у компрессора двигателя реактивного самолёта.

Лёгкие отторгали дым и я чувствовал, что задыхаюсь! Однако на помощь пришла память. Она вытолкнула в моё помутившееся от отравления угарным газом сознание бледное лицо Гули Аллабергеновой. Моей одноклассницы из школы им. Николая Островского города Тахи-Аташа Каракалпакстана (АР Узбекистана). Её лик был четким как на картине Александра Шилова.

Гуля проживала недалеко от нашего дома в частном секторе. Её жилище было глинобитным, а крыша — соломенной. Я это помню очень хорошо, поскольку память цепко удерживает картину, на которой с закопчённых стен свисает частично обгоревшая солома.

Гуля угорела вместе со всей семьёй. На её похоронах мы были всем 4-м "А" классом. И было это, если не ошибаюсь, в 1965-м году.

Мелькнувшее воспоминание придало мне сил и, толкнув жену в плечо с криком "просыпайся", я скатился на пол и пополз к входной двери. Силы были на исходе, но доползти мне всё-таки удалось. С неимоверными усилиями дотянувшись до ручки двери, я распахнул её и рухнул на порог.

Однако мысль о том, что в спальне лежит жена, заставила меня встать на четвереньки. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов морозного воздуха, я что было сил рванул в спальню, цепляясь за косяки дверей и крича: "Светлана, просыпайся!" Но она не двигалась. И я стал тормошить её за плечо. Но бесполезно!

Проверил пульс. Он еле ощущался. И, продолжая кричать, я стал хлестать её по щекам ладонями.

Все решали секунды. Тогда-то я и ощутил в полной мере их власть над нами.

Мои усилия увенчались успехом. Пробуждение состоялось. И помог нам в этом, наполнивший спальню, свежий живительный воздух.

Причиной ЧП стала труба и её сажа. Из-за пурги дымоход вибрировал и сажа, отвалившись от его стенок, упала на ту самую горизонтальную часть, создав пробку. А CO (оксид углерода или угарный газ), ища выхода, стал наполнять пространство всех помещений. Добрался он и до спальни.

Важно знать, что угарный газ не имеет ни цвета, ни запаха. Так же как и газ природный. Поэтому газовщики обязательно добавляют в него инертные, но сильно пахнущие одоранты. Для безопасности.

В нашем же случае, роль спасительного одоранта выполнил запах горящего угля, который лично у меня связан с массой ассоциаций.

Проветрив квартиру и вычистив трубу, я печку затопил снова. И жизнь вступила в свой обычный ритм.

Придя утром на службу, я довёл до офицеров и прапорщиков обстоятельства данного чрезвычайного происшествия. И не сомневался, что они это учтут.

Забыть те секунды, конечно же, невозможно. И по прошествии более сорока десятка лет, я всё же решился рассказать эту сердцещипательную историю.

Также читайте: https://dzen.ru/sergej_vasilyev