Чёрный кабинет

Яков Заморённый
 Не знаю как сейчас, а в эпоху бурного социализма у государственных учреждений была постоянная проблема: надо было обязательно потратить выделенные бюджетом средства, потратить их надо было непременно, иначе на следующий год могли не только не увеличить плановый бюджет, но еще и срезать на сумму неосвоенных средств. Похоже, по этой причине и появился в нашей мастерской бюро черного дерева с флемованным дорожником и черепаховым панцирем.

   Вот такой подарок к новому году, ну и смета была поистине королевская, видно, скинули на него весь годовой остаток. Благо, в смету можно было заложить повышающий коэффициент из-за почтенного возраста данного шедевра: таким кабинетом мог пользоваться даже Вильгельм Оранский или кто-то из его окружения, а может, он украшал комнаты Екатерины Медичи или не менее интересных исторических персон.

 Но сдается мне, что множество ящиков могли быть заполнены не самыми добрыми письмами или были использованы придворным алхимиком, или астрологом, или каким-то другим историческим персонажем, прежде чем оказаться в музейных запасниках.

  Чудеса начались почти сразу: с виду крепкий и почти не имевший видимых дефектов предмет после недолгих манипуляций стал набором разрозненных деталей, и угадать его первоначальный вид уже не представлялось возможным. Хорошо, перед этим была проведена полная фотофиксация этого раритета, для реставрационного паспорта.

  Первым работать с ним начал один из лучших реставраторов нашей мастерской. Косая сажень в плечах, необычайной физической силы богатырь, и в то же время незаурядного ума человек, это при том, что в профессии ему вообще не было равных. Например, когда он вырезал какой-нибудь элемент, то делал это одним движением, то есть, как Микеланджело, просто отсекал лишнее. И еще я убедился, наблюдая за его работой, в правильности легенд, гласивших, что на Руси мастера, передвигаясь по стране в поисках работы налегке, имея при себе только металлические режущие части (железки)столярного инструмента, а большие по объему деревянные части: колодки, ручки и все остальное изготавливали на месте.

  Нашему мастеру обычно требовалось два часа, и сразу же из еще только что склеенного рубанка взвивалась над верстаком тончайшая стружка. Кстати, именно толщина стружки говорит о качестве изготовления рубанка и правильности заточки.  Безупречная стружка тонка, и прозрачна, и равна по ширине режущей "железке". А вот толстая и неравномерная стружка говорит о плохом состоянии инструмента и отсутствии мастерства и профессионализма. Но это к слову.

   Продолжу про тот загадочный кабинет. Так вот, у нашего столярного гения был один изъян - помимо того, что он мог филигранно работать, он мог так же мастерски, а может даже более виртуозно пить. Для очередной победы над зеленым змием ему периодически приходилось проходить курс лечения. И вот после клиники почти на год он становился человеком и даже спортсменом. Двухпудовая гиря была для него пушинкой. Скорее устанешь считать жимы, прежде чем эта угрюмая железяка занимала свое место на полу.

   В тот момент, о котором ведется повествование, мастер был в зените трезвости: неделю назад он покинул клинику, поэтому легко, с шутками и прибаутками, начал простукивать "чижи" на поверхности расчлененного им бюро. Наблюдать за его работой было одно удовольствие: он как опытный диагност простукивал подушечками пальцев сантиметр за сантиметром бока и филенки, оклеенные тонкими пластинками черного дерева, и помечал места отставания от основы кусочком остро отточенного мелка, чтобы затем поставить туда клеевой компресс для оживления спящего уже три века осетрового клея.


 Чудеса начались на следующий день. Мастер почему-то не вышел на работу, не вышел и через день. И лишь на третий день нам сообщили, что он опять в больнице вместе с полным комплектом зеленых чертиков, чем очень сильно испортил статистику плановых показателей всего наркологического отделения. Ждать его раньше, чем через три месяца, было нереально, поэтому эстафету подхватил следующий мебельный эскулап. Уважаемый в коллективе, убеленный первыми сединами, он являл собою образец человека творческой профессии, ведь недаром помимо столярного образования за его спиной маячил экономический факультет театрального института. Поэтому как человек творческий он взял библиотечный день для проникновения в суть и эпоху черепахового кабинета. Но из этой эпохи он вернулся нескоро: по пути в семнадцатый век к нему подкрался подлый радикулит и скрутил его, кинув на больничную койку из-за осложнения с защемлением какого-то вредного нерва.


  Все приуныли, потому что показалось, что мы становимся героями книги под названием "Десять негритят." Но самое страшное, что следующим "негритенком" оказался я. В тот понедельник указующий перст судьбы остановился на мне. Честно говоря, это сейчас все выстроилось в таинственное и ужасное повествование, а тогда я не был подвержен мистическим страхам и, гоня подальше суеверия и унылые прогнозы, приступил.

  Поработать над этим предметом мне довелось довольно долго, почти минуту: сейчас уже даже и не вспомню, зачем в моей левой руке (тем более что я неисправимый правша) оказалась самая широкая стамеска и что я собирался ей "отреставрировать", но в одно мгновение острая кромка жала убедилась в наличии кости в большом пальце правой руки.

  Старичок-хирург, плотно приматывая отрезанный клок, убеждал меня, как мне крупно повезло и не надо пришивать все нитками, так как такие раны лучше заживают так просто, в чем я и убеждался в течение полутора месяцев. Не знаю, почему, но падеж реставраторов после меня остановился.

  Возможно из-за того, что что-то срочно нужно было привести в порядок в Кремле. Уж не помню, кого в ту пору нелегкая занесла к Брежневу, только все силы нашей мастерской были брошены на обновление золоченой резьбы и убранства одного из кремлевских храмов. Работали по двенадцать часов без выходных...

  Ну а когда я вернулся с больничного, нетронутые детали "проклятого" кабинета, плотно завернутые в три слоя толстой полиэтиленовой пленки, лежали на складе готовой продукции, а еще через полгода их тихонько отвезли и передали по описи в запасники музея.

  Спустя более чем тридцать пять лет этот предмет так и не появился в экспозиции. К сожалению, не могу показать фотографию этой диковинки, все стеклянные пластинки, а именно на них производилась съемка, почему-то потеряли со временем эмульсионный слой серебра, что бывает крайне редко.