Из книги "Корреспондентские застольные"
Очень даже распространённый в своё время вид газетного репортажа. Когда трудяги-корреспонденты во время какого-нибудь динамичного значимого действа разделяются и живописуют происходящее с двух разных, как правило, диаметрально противоположных точек зрения, являясь непосредственными участниками событий. Например, плановая тренировка по поиску и задержанию учебного нарушителя — вполне себе значимое событие. (Во всяком случае, для соответствующего отдела ведомственной газеты).
Один корреспондент, собственно говоря, и есть злонамеренный «нарушитель», до слёз заинструктированный азартным местным командованием. А другого достойного представителя пограничной прессы, скажем, включают в состав тревожной группы. Или назначают в подвижный пограничный пост. Или в группу прикрытия (она же заслон). Ну а засим и начну, пожалуй.
— Значит, смотри, — говорит комендант участка, — когда поднимешься на во-он тот холм, увидишь слева тропинку, которая ведёт к кишлаку. Но ты по ней не иди. Справа увидишь на гребне мазар. Это белый домик такой квадратный, могила святого. Знаешь уже? Добро. Значит, минуешь его, а потом там холмы увидишь не слишком высокие и кустарник на них. Вот где-нибудь в нём и заляжешь. Только подальше зайди, договорились? Так, с этим определились. Фляжку с водой взял? Добро. 392-ю взял?
— Рация-то мне зачем?
— А вдруг потеряешься? Или, например, плохо тебе станет. Мало ли… Хорошая тренировка — это, дорогой товарищ корреспондент, такая тренировка, которая без ЧП, ясно?
— Так точно.
— Теперь давай конкретно по времени определимся. Общий подъём на заставе в 14.00. Мы поднимем личный состав по тревоге где-то минут за двадцать до него. Твоя за-дача успеть к этому времени добраться до места, где мы договорились. Стало быть, выходишь через… Да тебе, пожалуй, прямо сейчас надо выходить.
Что касается «второго пера», то нынче это не совсем перо. Это, наоборот, фотограф Саша Козлов, единственный и неповторимый. И он, как вы понимаете, — объектив. Но ничего, расскажет потом, а я с его слов напишу от его же лица. Главное, чтобы снимки классные сделал. Впрочем, у него они всегда классные. Ну или, по крайней мере, в большинстве случаев.
— А если я, товарищ майор, не направо пойду, а прямо, например?
— Можно, конечно, и прямо, но не советую.
— Почему?
— Да потому что там…
Внезапно зазвонил нетерпеливый телефон, комендант схватил трубку, послушал несколько секунд и замахал на меня рукой: иди-иди, дескать, нечего тут уши греть. И я вышел из канцелярии. Эх, если бы этот звонок раздался хоть на полминуты позже!
…Иду, как только могу, быстро. На голове под камуфлированной панамой микротелефонная гарнитура закреплена, 392-я на спине приторочена. Складная гибкая штыревая антенна Куликова загнута вперёд и засунута кончиком под ремни крепления радиостанции. На ногах — лёгкие сапоги с брезентовыми голенищами песочного цвета, сам в тонком комбинезоне-двухцветке. Хорошо! Всё-таки начало третьей декады апреля в Азии — это далеко не середина июля в ней же. Хоть и жарковато, но обжигающего летнего зноя ещё нет. Иду. Вот и вершина холма. Вроде бы он пологий, а я, пока забрался, запыхался немного. И основательно взмок. А что было бы, надень я специальный толстый дрессировочный костюм?! А что будет, если инструктор службы собак или вожатый всё-таки не удержит своего четвероногого питомца на поводке?! Да ничего не будет, кроме очень несчастного для меня случая.
Та-ак, ну и что тут у нас? Тропинка к кишлаку в наличии. Нам туда не надо. Мазар — вон он, метрах в трёхстах справа и чуть ниже. Значит, за мазар идём, да? А что всё-таки впереди-то? Почему комендант не советовал? А впереди, насколько я, зоркий сокол, рассмотрел, сплошная и практически бесконечная, но вроде не слишком широкая грязно-тускло-жёлтая полоса прошлогоднего высохшего камыша. Она тянется влево и вправо вдоль обезвоженного ныне русла какой-то наверняка безымянной речушки. Там, железно, пыли по щиколотку, если не больше. Собака след точно взять не сможет. То есть, если я перемахну через полосу камыша и расположусь за ней во-о-он в тех холмах, то… Ну а что? Я, в конце концов, хитрый оголтелый нарушитель или погулять вышел? Так что прочь сомнения, туда и направлюсь злонамеренно.
А в камышах просто чуть концы не отдал. Невесомая пыль толстым серым покрывалом осела не только на землю, она и на сами камыши. И тут я, ретивый, полный сил и творческих замыслов нарушитель, врываюсь в этот камышовый рай. И сразу понимаю, о чём хотел предупредить меня добрый комендант. Всё-таки старших надо слушать. Вот засовывать свое гипертрофированное самоуважение куда поглубже и… слушать старших.
Сухие жёсткие кромки больших копьевидных листьев больно режутся, царапаются и колются. Острые, заразы. Скрежещут друг о друга, шуршат мёртво и равнодушно. Пыль в ноздри лезет, в глаза, в уши, дышать нечем, с направления, кажется, сбился. Потому что адская камышовая полоса препятствий всё не кончается. Издалека-то узкой даже казалась. Остановлюсь, воды глоток сделаю, лицо влажным платком оботру и — дальше. Вон там вроде просвет какой-то…
Опять выдал желаемое за действительное. Н-ну… Ну атас просто! А кто тебе вино-ват? Вот чё ты, например, без компаса попёрся?! Пиж-жон!
Время остановилось. Фляжка наполовину пуста. Смотрю на часы. Ого! А застава-то уже должна быть на участке. И значит, тревожная группа к камышам приближается. И что делать? Выходить на связь с комендантом? Он вроде собирался с заслоном выехать. Нет, засмеют же! Надо во что бы то ни стало продержаться как-то. Только вперёд! В горле жутко першит, глаза чешутся и слезятся, но…
Я продержался! Это-то уже точно просвет. Ломлюсь из последних сил сквозь опостылевший мерзкий шелест и треск, вздымая клубы ненавистной пыли. На волю, на волю, на волю-у-у!!! Вырвался, надсадно кашляя, потом радостно вдохнул полной грудью и… увидел стоящих передо мной полукругом тревожных во главе с замполитом заставы. И рычащую, рвущуюся с поводка палево-чёрную овчарку, которую до этого из-за специфического камышового звукового сопровождения вообще не слышал. И ещё увидел весело скалящегося во все 32 зуба Сашу Козлова. Который, конечно, ловко сфотографировал меня, выхватив из действа момент обретения свободы и доступа к свежему воздуху. А также и момент обретения несвободы. Задержания то бишь. Нарушитель же. Пусть и учебный.
Хорошо, что на снимке потом было ничего не разобрать из-за пылевой завесы, и потому его в материал не поставили. А вот фотографии выпрыгивающих из кузова «шишиги», а потом бегущих пограничников, инструктора службы собак с овчаркой, придерживающего на бегу фуражку замполита — получились отлично. И как меня конвоируют. Но это я забежал вперёд. А тогда…
Лицо от объектива предусмотрительно отвернул. Впрочем, оно было таким живописно грязным, что всё равно бы никто не узнал. Однако должен признаться, эта умная мысль пришла мне в голову лишь в ту минуту, когда я глянул на себя в зеркало, прикреплённое над умывальником. Это уже, понятно, по прибытии на заставу. Мало того, что физиономия была расцарапанной, в коричневых разводах, и слегка опухшей, так ещё и просто страшной. Красноглазой, дикой какой-то. Из зазеркалья на меня смотрел мрачный злобный упырь.
— Слышь, Олега, — смеялся потом Сашка, — ты тама по камышам лазишь, а мы вдоль них перемещаемся, ждём, когда появишься. Тебя ж по тучам пыли видно было!
— А если бы я всё-таки сумел насквозь пройти?
— Так тебя с той стороны группа прикрытия ждала.
— Она прямо через камыш, что ли, на машине проехала?
— На кой через камыш? Тама, Олега, правее, проезд есть, — частил фотограф непередаваемой своей нижегородской скороговоркой. — Он вот так вота, сильно наискосок сделан. Если спереди смотреть, то его вообще не видно. Тока если совсем близко подойти… А ты где-то метров на двести пятьдесят или даже триста правее попёр, счастливчик! Ну ты могуч, Олега!
Репортаж «двумя перьями» я всё-таки написал, обойдя некоторые деликатные моменты. И задержали меня в нём куда более завлекательно. Пришлось на этот счёт предметно поговорить с заставскими. В том смысле, что… Ребята, если я напишу, как оно всё было на самом деле, неинтересно же, да? А давайте я добавлю динамики, немного иначе интерпретирую события, посочиняю в меру, а? Заставские посмеялись и согласились. Давай, мол, твори, выдумывай, пробуй. Даже интересно, что в результате получится. Стыдно, конечно, вспоминать эти поиски… хм… компромисса, но что было, то было.
Тот материал я себе в альбом с вырезками клеить не стал. Положил просто так, не наклеенным. Память всё-таки.
А Сашка долго ещё меня подначивал, когда нам случалось ехать в очередную командировку:
— Олега, а давай опять двумя перьями! Ты нарушитель, а я…
— Да пошёл ты!
— Не-е, это ты у нас ходок!
Козлов заразительно, во всё горло, хохотал, а немного погодя к нему присоединялся и я. А что оставалось-то? Но учебным нарушителем больше не ходил никогда. Неблагодарное это дело.
Хотя комендант в тот раз вполне искренне поблагодарил. Хорошая, сказал, была тренировка, показательная. И, что главное, без чрезвычайных происшествий. А спасибо сказал… за добросовестное отношение к порученному делу. Ехидно, конечно, сказал, но без злости. Оценил, стало быть, молодой задор и дурную инициативу. Ну и опять же личный состав поразмялся, побегал и повеселился от души.
Приглашал гостеприимный и хлебосольный комендант приезжать ещё. Я пообещал заехать как-нибудь. Исключительно в качестве журналиста. И никаком ином!