На дороге, там, где она, извиваясь, выползала из леса, замаячил свет автомобильных фар, выхватывая из темноты дорогу, сплошь испещрённую всевозможными колдобинами, придорожные кусты и стволы близрастущих деревьев. А тут ещё случайно полоснули по окну, за которым стояли Стас и Лара, немало ослепив их. Проехав ещё некоторое время, притормозили, видно, решив припарковаться у соседнего дома.
Стаса удивил тот факт, что свет во время движения автомобилей ложился ровно, хотя на такой ужасной дороге он должен был прыгать вверх-вниз. Автомобили, а их было три, не буксовали в грязи, а беспрепятственно как бы скользили над ней. Возможно, это только казалось ему, но всё увиденное теперь Стас принимал за чистую монету, а в его воспалённом сознании после всего пережитого могла нарисоваться любая картинка. Забыв о Ларе, он прильнул к окну и превратился в зрение.
Стих шум моторов. Погасили фары. Всё сразу погрузилось в предрассветную тьму. Было слышно, как хлопали двери, а из машин выходили люди. И вдруг совсем неожиданно у них на участке вспыхнул свет. Зажглось всё, что только могло светить: уличные фонари, освещающие двор, гирлянды маленьких лампочек. Дом проснулся ярким светом, идущим из окон. Даже в саду в заброшенной беседке вспыхнула одинокая лампочка. Света было так много, что даже в комнате вокруг Скворцова и Лары стало светло, как днём.
Весёлая компания молодёжи заполонила двор. Заиграла музыка, и Стас с ностальгической грустью услышал, как Мик Джагер в очередной раз из динамика катушечного магнитофона стал доказывать, что он так и не получил обещанного удовлетворения, на которое вполне мог рассчитывать…
Скворцов с жадностью стал рассматривать до боли знакомую картину типичных вечеринок 60-х годов. Индийские джинсы, у более продвинутых — фирменные. Рубашки с изображением какого-нибудь гавайского пляжа с обязательными пальмами или надписями на английском. Некоторые девчонки в шортах — редкость по тем временам. Распущенные волосы и обязательные цветы. Они были не только в волосах, но и аккуратно вышиты на джинсах.
Вот она, «золотая молодёжь» 60-х. Слово «хиппи» не сходило с их уст. Но, не зная толком, что из себя представляет это движение на Западе, многие своим долгом считали хоть каким-то боком быть причастными к «празднику цветов». Доставали протёртые джинсы, на пупке завязывали узлом рубашку. Главное — это сделать отрешённый вид, а дальше, скрестив ноги, взять первые аккорды «The End» «Doors» и…? Как правило, на этом всё и заканчивалось… А дальше просто хорошая выпивка и разговоры ни о чём…
Скворцов встрепенулся, стряхнув с себя наваждение прошлого, и только сейчас заметил, что стоит совершенно один. Он так увлёкся ностальгическим зрелищем, что не заметил исчезновения Лары. Каким образом она бесшумно покинула комнату, при этом не предупредив его, он не знал.
Теперь это не имело никакого значения. Он уже перестал удивляться чему-либо. Разверзнись земля, упади потолок, он глазом не поведёт, до чего все эти штучки стали для него привычны. Ведь всё, что произошло с ним за последнее время, не имело никакого логического объяснения, а значит, этого не могло быть в действительности. Тогда что делать?
Он снова прильнул к окну. Теперь можно было хорошо различить марки машин. Одна из них — «Волга» с бегущим на капоте оленем. «Москвич-407» и ещё какая-то машина из 60-х. Весь двор превратился в импровизированную танцплощадку. Молодёжь танцевала. Тут же откупоривались бутылки. Ребята пили из горлышка, девушки старались не отставать. Всем было весело. Создавалось ощущение, что они вне времени. Начнись снова гроза, они не побежали бы прятаться. Они не наступали на землю, а как бы скользили, не касаясь её.
Наконец он увидел Лару. Она увлечённо разговаривала с каким-то молодым человеком. Его лица не было видно. А когда девушка нагнулась поправить туфельку, Стас в ужасе признал в этом парне себя. Он никогда не испытывал подобного чувства. Что охватило его в этот момент...
С некоторых пор он с большой неохотой пересматривал фотографии своей молодости... Ему казалось, что там изображён другой человек, совсем чужой, которого он не знал никогда и знать не хочет. А он, Скворцов Станислав Андреевич, конечно, существует, но только здесь и сейчас. Больше его никогда и в помине не было. Увидеть себя молодым и вживую — слишком большое потрясение. Тем более что это не кино и не фотомонтаж, а реальность.
Вдруг в комнате вспыхнул свет. В окне появилось его отражение. Он с трудом узнал в этом измученном, исцарапанном лице себя. И пока он внимательно рассматривал свою физиономию, свет в комнате погас. Стало темно. Свет исчез везде. В утренней серости рассвета никого не было видно. Ни одной фигуры. Фонари во дворе не горели, окна в доме отливали ранний рассвет. Кругом пустота и запустение. Никого.
- Ну и чёрт с ними?! – выругался Стас. – Гори всё огнём. Нужно домой собираться, пока жара не началась.
Он пошарил по дивану. С трудом нашёл закатившуюся в угол банку с земляникой и шагнул к двери. Дёрнув за ручку, понял, что дверь заперта. При этом ручка отвалилась, оставшись в его руке. Стас перестал удивляться подобным выкрутасам судьбы и сам, как бы включившись в игру, решил ждать нового подвоха, который не заставил себя долго ждать.
Он подошёл к окну. Закрыто. Старые заржавевшие шпингалеты срослись с подоконником. Со вторым окном результат такой же. Стас схватил табурет и швырнул в стекло. Тот отлетел, как от бетонной стены. Подобное могло происходить только с бронированными стёклами. Откуда они здесь?
Обессилев, Скворцов свалился на диван, размышляя о том, можно ли справиться с силой, которая не подчиняется земным законам? Что это? Но оно всеми путями старается запугать его. Смирившись со своим заточением, он решил, что утро вечера мудренее, и когда рассветёт, проблема разрешится сама собой. Такое в сказках на каждом шагу. А сейчас лучше вздремнуть. Силы явно на исходе.
Неожиданно из того места в потолке, где вода до этого только сочилась, хлынул целый поток. Комната стала быстро заполняться водой. Подобные кадры Скворцов видел только в кино, но в действительности такого не могло быть. Он не мог в это поверить. А если и могло подобное произойти, то где-нибудь на реке, на старой мельнице, но не в дачном домике посреди леса. Этого быть не может?! Но было! Было здесь и сейчас. И происходили эти события конкретно с ним...
Завораживающее зрелище. Да, это не водопад «Виктория», но когда с потолка льёт как из ведра, это впечатляет. За это время вода успела покрыть собой матрасы и начала подбираться к табурету, на котором стоял Скворцов, вытянувшийся в струнку. Простой подсчёт скорости пребывания воды в помещении за единицу времени смог бы показать, что через пять минут ему будет по шейку, а ещё через пару уровень воды достигнет потолка. Он не знал, что делать? Но и волноваться нет смысла. Лучше всё это принять за сон. Это куда лучше, чем считать всё реальностью. Но во сне невозможно ощущать прохладу воды, которая уже начала щекотать ему ноги, подбираясь к коленям.
Время подумать ещё было, но всё пошло не по плану, если вообще в данной ситуации можно говорить о каком-то плане. В какой-то момент вода хлынула со всего потолка разом, будто там и потолка не было, а кто-то просто решил открыть шлюз для заполнения другого.
Стаса отбросило к окну, прилепив к стеклу с такой силой, что нос его оказался сломан, левая рука вывернулась за спину, а сам начал захлёбываться, не успевая набрать в лёгкие воздуха.
Вода прибывала с усиленной скоростью. Скворцов, прилипнув к окну, стал напоминать распластанную на дороге лягушку. Он хорошо чувствовал, как теряет сознание и что ему уже ничто не поможет. Вдруг оконное стекло лопнуло и вылетело наружу, а вместе с ним в потоке воды — Скворцов. Стукнувшись обо что-то твёрдое, он теряет сознание... и всё...
Очнулся оттого, что его кто-то усиленно шлёпал по щекам.
— Стас, ну хватит притворяться. Очнись наконец?! Ведь ты живой.
На коленях перед ним стояла Лара, стараясь по возможности привести его в чувство.
— Ты откуда здесь? — поинтересовался Скворцов.
— Я разругалась с Алексеем и так сильно, что навряд ли он сюда ещё приедет. Ребята тоже не вернутся. Они только из-за него появлялись здесь. Теперь я совсем одна...
Скворцов приподнялся на локте, разглядывая Лару. Солнце ещё не взошло, но было видно, как днём. Раннее летнее утро вступало в свои права. Перед ним была Лара или Катя? Какое теперь это имеет значение, если это одно и то же лицо. Но сейчас она совершенно по-другому смотрела на него.
— Стас, такое впечатление, что я вас где-то уже видела. Вот только где и когда, не могу вспомнить. Я вас совсем не боюсь. Да вы и не страшный совсем. Мне вас почему-то даже жалко стало. Да вот, возьмите. Это ваша земляника. Она тут под окном валялась. Хорошо, что баночка так закрывается плотно. Я таких не встречала раньше. Очень удобно.
Он встал и с удивлением отметил, что земля вокруг совсем сухая, лишь трава покрыта утренней росой и окна плотно закрыты. На стёклах ни трещинки, но ему до этого нет никакого дела. Для него вся эта водяная затея и падение из окна уже не представляли особого интереса. Он теперь хорошо понимал, что этот эпизод уже отыгран и снят с одного дубля. Что дальше ждёт его по совершенно непредсказуемому сценарию? Это пока вопрос.
Напротив, стояла Лара. Как же хотелось сжать её в объятьях и целовать, целовать до исступления... А что потом? Зачем делать то, что не будет иметь продолжения? Да и кого целовать? Этот фантом...
Стас, а вам сколько лет? Сорок? Вы могли бы быть моим отцом, но вы ещё ого-го! Молодцом держитесь! Эдакий Чингачгук Большой Змей! Весь исцарапанный, со сломанным носом — просто герой, да и только! И все эти мучения из-за какой-то горсточки земляники. Вы, наверное, не знаете, где собирать её. Хотите, я вам покажу. Тут недалеко, если через лес срезать... Минут двадцать, не больше.
— Нет-нет, — взмолился Скворцов, взмахнув руками. — Мне и этого вполне хватит. Я, пожалуй, пойду...
Она протянула ему руку, вымолвив почти не движущимися губами:
— Прощай. Мне так хотелось уйти с тобой, но, кажется, это невозможно.
Стас сжал её руку, о чём сразу же пожалел. Он вспомнил, как в детстве они ловили лягушек, а потом их жарили на костре, и всё это из-за патологической любви к «мушкетёрам» Дюма, к Франции и ко всему, что было с этим связано.
Рука была холодная и немного скользкая, как показалось Скворцову.
— Ну я пошёл?!
Скривился в предполагаемой улыбке Стас.
— Всё, а то скоро опять жара! Я уже этого не вынесу.
Он пятился задом, скованно помахивая рукой. Она хотела сделать шаг в его сторону, но что-то её крепко держало, намертво приковав к одному месту. Единственное, что она могла сделать, — это попытаться улыбнуться, но этого не получилось. Она стояла и жалобно смотрела в сторону быстро удаляющегося Скворцова.
Тот прибавил шагу, наверное, совсем забыв о своей раненой ноге. Обернувшись в очередной раз посмотреть, что делает Лара, в ужасе заметил, как первый луч солнца, долго копавшийся в сонных ветвях деревьев, вынырнув оттуда, резанул по диагонали стоящую на том же месте девушку. И то, что попалось на его пути: от левого плеча до талии, начало на глазах растекаться и исчезать. И через несколько мгновений стоять остался лишь некий треугольник, ещё не захваченный солнечным светом, — с ногами, рукой и левой грудью. Вся эта «конструкция» чем-то напоминала разрушенные памятники пионерок в заброшенных пионерлагерях.
Скворцов обернулся и почти побежал. Главное — не смотреть больше, тогда всё будет хорошо. Достигнув изгиба дороги, крайней точки, откуда ещё должен быть виден посёлок и тот злосчастный дом, в котором он провёл эту страшную ночь, Стас обернулся, но там уже никого не было. Солнце своими ласковыми лучами заливало окрестности. И уже ничего не напоминало о том, что там вообще могло произойти нечто подобное.
Приветливый лес ласкал своей утренней прохладой. Так хорошо просто идти по лесной тропинке и ни о чём не думать. А может, этого ничего и не было? С этим, пожалуй, ещё предстоит разобраться. Самое главное — ягоды и улыбающееся лицо жены.
Но всё было не так, как ему представлялось. Дом был закрыт. Поэтому пришлось долго звонить. Наконец на пороге появилась заспанная жена. С красными глазами, в одной ночнушке, вся взъерошенная, а сама превратившись в большой знак вопроса.
— Скворцов, ты что, совсем сбрендил? Где тебя носило всё это время? Я уже хотела милицию вызывать, но не решилась ночью на станцию идти звонить. Ты, видно, ума лишился — пропадать так долго. Я же беспокоюсь всё-таки. Ну что стоишь, как вкопанный? Проходи. Да, а где твои ягоды?
Стас аккуратно вынул из-за пазухи заветную баночку. Она была пуста...
***
По коридору районной больницы плетётся усталый доктор. Подходит к женщине, сидящей в углу.
— Так это вы жена Скворцова? Куда вы смотрели, уважаемая? Разве можно так долго человека под солнцем держать? Вы летом все как ополоумели с этими грядками. Из-за помидоров с огурцами мы людей теряем. Мужиков и так не хватает, а мы их под солнцем высушиваем, как воблу. Их беречь надлежит, а не припахивать на огороде до умопомрачения... По поводу Станислава Андреевича пока сказать ничего не могу. Одно ясно — сильный перегрев. То, что вовремя спохватились, молодцы! Ещё чуть — и было бы поздно. У него температура под сорок, давление критически низкое и бредит постоянно... Лару какую-то зовёт... Вас случайно не Ларой зовут?..
Март 2024г.)