Нашёл в закромах шиповник и чабрец, который собирал своими руками лет десять назад.
Заварил чай чёрный кенийский и добавил туда все выше описанные дары природы. Вкус благородного напитка напомнил мне былые годы, когда мы с Милой были юны и беззаботны.
На дворе было позднее лето, и тот прекрасный год клонил уже голову к осени. Солнце светило, как обычно ярко , но выглядывая из-за лёгких равных облаков, грело уже не так крепко.
Лучи переплетались с летящей паутинкой, будто кружась в танце.
В ушах играла мелодия из вальса Фредерика Шопена, в исполнении Рахманинова.
Надев лёгкие сатиновые штаны, жилет и кепи с гетрами ,и взяв сачок для ловли бабочек, я вышел из имения своего отца. По пути к лесу мне встречались редкие прохожие и проезжающие по пыльной грунтовке кареты и крестьянские повозки. Дорога до любимой мной опушки леса занимала не более полу часа.
За это время я мог наслаждаться окружающей панорамой: ещё зеленые луга, а чуть дальше аккуратно сложенные стога с сеном.
Благодать!
Я размашисто икнул, так что заскрипели челюсти, а громкая отрыжка после вчерашнего ужина прокатилась громким эхом, аж до самой дальней дубравы, и из густой травы вспорхнула робкая пустельга. Стрекотали стрекозы, заливался трелью рогатый жаворонок в поле.
Где-то вдали замычала буренка и зазвенел пастуший колокольчик.
Я сошёл с дороги и лёг в траву, подложив руки за голову.
Смотрел на голубой небосклон, и думал: Ведь хорошо, чёрт подери жить!
После мужской гимназии, которую я окончил с горем пополам,и то благодаря моему папе: он заносил директору гимназии, за мои прогулы и неуспеваемость.
Учился я из рук вон плохо, а поведение было и того хуже.
Батеньку это не смутило, ведь он желал видеть в своём отпрыске человека не только знатного, но и образованного. Поэтому, после гимназии повез меня в столицу, поступать в университет. Заплатил кому надо, и отдал меня на полный пансион.
Кое-как я там проболтался около года: пьянки в ресторациях и трактирах с бесшабашными, как я сам девицами. Неоднократные приводы в полицию и итог всему:отчисление из университета. Местные меня любили, называя промеж себя ласково, дурачком, или блаженным.
Я знал это, но не обижался, а напротив, был великодушен и щедр.
Мужики передо мной ломали шапку, а бабы кланялись в пояс.
Мне льстило, когда молодые деревенские девки стыдливо, из-под платка поглядывали на меня с охотой.
Бывало иду гоголем по булыжной мостовой, в руках трость для форсу, а на голове шляпа Фрейшиц украшенная пером.
Сюртук однобортный и элегантные панталоны, и каблуки по мостовой:цок-цок.
Благодать!