«Кто строитель, кто водитель, кто вообще рыбак.
Ну, а я большой любитель маленьких собак…»
(Из песни)
Пёс по кличке Тотошка, урождённый Тото Арчибальд Белиссимо Третий, а по факту — единственный и неповторимый, был грозой своего двора. Не из-за размеров, а по причине крайне злобного и сварливого нрава. Можно сказать, лютого.
Если бы Тотошка был ростом полтора метра в холке, из него вышел бы великолепный бойцовый пёс. Но он весь целиком мог бы уместиться в перевёрнутой бейсболке.
Соседям казалось, что его свирепый лай звенит во дворе днём и ночью, но это, конечно, только казалось. Хозяйка Тотошки, Ангелина Михайловна, женщина неопределённого возраста, нежно называла его «свирепунчик ты мой», но справиться с ним не могла, хотя почти два года пыталась это сделать, скорбно демонстрируя соседям покусанные руки. Той-терьера не выдрессируешь, как ротвейлера, виновато объясняла она.
Да, Тотошка был той-терьером, причём очень даже породистым, знатным, с родословной, восходившей ко дворам австрийских королевских особ, как хвасталась хозяйка, явно кривя против истины.
Выглядел он соответствующим образом: маленький, чёрненький, с рыжими подпалинами на бархатной шкурке в местах, определённых стандартом породы, с большими ушами, тонкими длинными лапками и тёмными глазами-бусинами навыкате. В общем, красив и кавалер хоть куда, но… характер! Характерец.
В конце концов хозяйка устала всем это объяснять, махнула рукой и кое-как приучила Тотошку оправляться на пелёнку.
Но она всё равно не хотела лишать собачку променада на свежем воздухе, поэтому во дворе Тотошка всё-таки появлялся, сея страх и ужас.
Дворник Семёныч, седобородый опрятный старикан родом с Кубани, обитавший в пристройке у магазина, именовал его не иначе как Тютюн — дескать, тварюшка едкая и ядовитая, будто табак. А ещё он называл сварливую псинку так — Троцкий. Потому что Тотошка любил, забравшись в детскую песочницу, становиться передними лапками на пластиковый бортик и тявкать оттуда безостановочно, будто произнося речь с трибуны.
Дети к тому времени, понятное дело, из песочницы осторожно удалялись вместе с родителями. Аудиторией вредного «Троцкого» никто служить не хотел.
Но и на старуху, как известно, бывает проруха, нашлась управа и на Тотошку, даже дважды.
В первом случае «Троцкий» почти не пострадал, пострадало лишь его уязвленное самолюбие, которое и без того было несколько кривоватым, как у клиентуры психотерапевтических тренингов.
Чрез двор проходил здоровенный посторонний овчар без намордника. Это, бесспорно, было ошибкой хозяина, шествовавшего с ним на поводке. И хозяин, и овчар были одинаково вальяжны, степенны и очень удивились, когда Тотошка, выпрыгнув из песочницы, с визгливым лаем ринулся на чужака. Чужак, раз в тридцать, наверное, превышавший размерами нападающего, даже присел на свои мускулистые косматые ляжки в полном недоумении.
Но он не успел и гавкнуть, только пасть раскрыл. Спустя несколько секунд, когда Тотошка налетел на него крохотной чёрной молнией (запыхавшаяся хозяйка мчалась позади, безуспешно пытаясь увещевать резвого питомца), овчар закрыл пасть с уже торчавшим из неё Тотошкой.
Ангелина Михайловна ахнула и онемела, в нелепом полуприседе растопырив колени и локти, будто делала «ку». Хозяин овчара тоже ахнул и онемел. Онемело всё живое вокруг, кроме Тотошки, который продолжал заходиться гневным, хоть и сильно приглушённым лаем.
— Фу! — отмерев, гаркнул хозяин овчару. Тот осторожно наклонил лобастую башку и выплюнул «Троцкого» на землю. Ангелина Михайловна немедля схватила его, обслюнявленного, со слипшейся шёрсткой, и горячо прижала к груди.
— Почему он у вас не в наморднике?! — вскричала она гневно.
Хозяин овчара почесал в затылке и честно признал:
— Моя промашка, согласен. А ваша зверюга почему не на поводке?
— Троцкий, ох и Троцкий! — прокомментировал дворник Семёныч, выглядывая на шум из своей пристройки.
Все вокруг них захохотали. Во дворе к тому времени собралось немало народу.
Ангелина Михайловна залилась сердитым румянцем и поспешила к подъезду, неся своего вырывающегося свирепунчика. Тотошка хотел продолжить битву до победы.
«Сим победиши», как говорилось в славные богатырские времена.
Второе происшествие с Тотошкой закончилось куда более плачевно — ветеринарной клиникой и хирургической операцией, про которую ветеринар даже рассказала в своём сетевом дневнике, собрав ахи и охи в комментариях.
Ангелина Михайловна, заплаканная и как-то сразу постаревшая, примчалась в клинику на такси, бережно прижимая к необъятной груди завёрнутого в куртку Тотошку.
— Помогите! — прорыдала она, врываясь, как буря, в приёмный покой. — Его большая собака почти что съела!
На этот раз большая собака мелкого надоеду действительно не пощадила. Она ухватила Тотошку за спинку стальными клыками и немного пожевала. Пострадала не только спина, но и часть попки.
— Господи, вся собака — на один укус, — вздохнула ветеринар, раскладывая инструменты.
Тут Тотошка взлаял из-под куртки и вцепился сперва в державшие его дрожащие хозяйкины руки, а потом в руку санитара. Весь залитый кровью и корчащийся от боли, боевого нрава он не растерял.
— Берсерк, — определила ветеринар с уважением.
Это было что-то новенькое для Тотошки. Он уже прозывался свирепунчиком и Троцким, теперь стал берсерком.
Его удерживали в четыре, вновь мгновенно покусанные, руки, и успокоился он только после введения наркоза.
Возиться с ним пришлось долго.
Ветеринар, вымотанная донельзя, стянула наконец с рук перчатки, а с лица маску, подняла усталый взгляд на Ангелину Михайловну:
— Настрадался, малыш! У него и спинка, и бока прокушены. Кожа оторвана от подкожной клетчатки и поэтому образовались довольно большие полости под шкуркой, плюс гематомы. Рёбра, к счастью, целы. Под наркозом раны были максимально обработаны, полости промыты, рваные края ран мы ушили, поставили дренаж. Сейчас я вам препараты выпишу. Обезболивающее, антибиотики…
«Душераздирающее зрелище, кошмар», — словами ослика Иа мрачно отреагировал по ватсапу сын Ангелины Михайловны, когда мать, рыдая, послала ему фотографию Тотошки, бездыханно распластанного в боксе.
Сын приехал в клинику и увёз Ангелину Михайловну домой, заявив: «Всё равно ты ничем помочь не сможешь, даже если будешь тут безвылазно сидеть. Мешать только».
К утру Тотошка прочухался и снова превратился в берсерка, кидаясь на ветеринара, когда та пришла ставить ему укол и менять капельницу.
— Да что ж такое, — пробормотала она и отчиталась по телефону взволнованной хозяйке о состоянии сварливого пациента.
Через полчаса Ангелина Михайловна уже стояла у дверей клиники. Она так и не уснула до самого рассвета, пила пустырник и молилась за здоровье свирепунчика.
Свирепунчик, он же Троцкий, он же берсерк, с триумфом приехал домой. Ангелина Михайловна божилась, что сама будет промывать раны и менять пластыри. Целый мешок таковых был немедля закуплен в аптеке на углу. Там уже все знали про Тотошку и очень переживали.
Да что там аптекари, дворник Семёныч — и тот переживал и кряхтел, открывая перед Ангелиной Михайловной тяжёлую дверь подъезда, когда та вносила туда Тотошку.
Через неделю Тотошка вернулся в ветеринарную клинику, где ему сняли швы, ловко уворачиваясь от мелких, но опасных зубов. Теперь берсерку оставалось только обрасти шерстью там, где она была сбрита перед операцией.
— Ничему-то жизнь не учит, — посетовала ветеринар, провожая грозного пациента.
— Так ведь она и людей не учит, — вздохнула Ангелина Михайловна.
— Р-рав! — подтвердил Тотошка.