Глава 1
….Я вкатывался в третье тысячелетие без семьи, любимого дела и своего угла. Работа была пресной: вешать лапшу на уши, кланяться начальству и зубоскалить в курилке. Мои клиенты тихарились по больницам, базарам и лавочным закуткам. По вторникам я заправлял двадцатилетний «жигуль», погружал в багажник рекламу и выезжал в нашу древнюю волость, словно ковбой на далекое ранчо. До ближайшей аптеки имелось два часа безмятежного ходу. Можно было подумать и помечтать…
Вершиной плеча был Первополетск, родина пионера космических трасс – у отеля стоял его бронзовый идол. Я регистрировался, забрасывал вещи в номер и спускался в бар. Фонари освещали одинокую статую, я же смотрел на нее, словно Нильс на каменного Короля, и мысленно вопрошал - как ты смог? Один взлет, одно приземление, те же триста верст к апогею орбиты - и весь мир без ума? С моего триумфального дембеля канула дюжина лет, а я даже банально не встал на ноги! Душа, недолго повисев вертикально, падала аморфной массой на пол, словно из нее вытащили стержень.
Тосклива была моя жизнь.
И если бы я взглянул на нее из моего триумфального прошлого, просканировал каждый час гражданской рутины – не нашел никаких одобрительных слов. Я ничего не добился. Ни родового наследства. Ни эффективной женитьбы. Ни закадычного друга, готового устроить на теплое место. Ни достойной зарплаты. Ни нормальной профессии. Ни образования, ни жилья, только комната в старой квартире под неусыпным надзором беспокойной родни. Дебютный брак развалился, бизнес не пошел, любимая женщина сбежала к любовнику, лучшему другу ее муженька. Теперь они подали заявление в ЗАГС и были очень мне благодарны.
Мне не везло. Я был скучен, угрюм, нелюдим.
О, как тосклива была моя жизнь!
Хотя за что-то сканер цеплялся. По дороге домой – да-да, в той самой еженедельной «петле» по районным аптекам, в неуловимой точке на трассе в районе Усладово я становился другим! Легким, веселым! Жизнь переставала дышать нечищеным ртом вышибалы! Я четко знал, что построю дом, заведу дело, стану чего-то там достойным и даже лишусь чувства юмора. Я словно возвращался к себе прежнему, всесильному дембелю, кому все нипочем! Перед глазами как бы отодвигался волшебный полог, и открывалась чудесная даль, и понималось, что есть судьба и как в нее лучше шагнуть. Это было сродни наваждению, но накатывало оно неизменно в одном месте, после универсальных процедур, и значит, было не совсем от меня. Оно казалось записью волшебной сказки, которую внезапно прочитывал взгляд, а трасса была невидимой книгой! И длилось это, пока мое тело не затаскивалось обратно в обрыдлую хату. Но в новой командировке Возвращение воскресало, и, наслаждаясь его силой, тут же суеверно мнилось мне, что некие высшие силы поместили его в судьбу как дурацкий трамплин, школьный мостик, манящий возможностью возврата к мечтам. Всунули ради хохмы, чтобы ржать всякий раз, наблюдая, как я опять и опять улетаю с него в кучу дерьма. Была здесь своя глумная механика, она и радовала, и бесила.
Так длилось два года. Я не знал, как выскочить из судьбы Можно зажить по-другому? Или - забыть?
24 октября 2002 года по приезду в Первополетск, я заселился в одноместный номер с розовыми обоями, с кроватью под серым пледом, тумбой с графином, маленьким цветным телеком с белым кабелем, и окнами за синими глянцевыми гардинами. Оставил на палевом половике наплечную суму, кинул на желтую тумбу мобильник, принял душ, переоделся в спортивный костюм и в нетерпении спустился в маленький бар на четыре стола. Взял сосисок, пива в бюргерском огромном бокале, присел у витрины-окна, и пожаловался на жизнь бронзовому исполину - и в этот вечер с особенным жаром! Я молил его разрешить эффект возвращения, втемяшить в башку, наконец, куда мне податься, что сделать, чтобы, наконец, приземлиться в достойной, а еще лучше - в сказочной жизни, как однажды у меня едва не случилось. «Или я… больше не буду с тобой разговаривать, - погрозил я постояльцу на площади в ночное стекло, - махну рукой на обряды, волшебные ритуалы… да и вообще отменю святую систему!
На зеркальной стойке двоился высокий стакан с янтарным напитком. Но я почти не притронулся к пиву. Сделал два мелких глотка, смочил губы и вдруг понял, что надо оставить Ему. Тут же возвысил братину над притолокой, щелкнул пальцем по краю – показал собутыльнику – «Вот! Оно твое!» встал, и поднялся в свой скромный номер. Не снимая синих сланцев, лег на продавленную кровать, накинул на колени колючий плед. Взял пульт, и начал щелкать каналы. Теперь я не боялся нарваться на новости. Драма с заложниками показалась далекой, надуманной. Мне было хорошо, и я не понимал, почему должно быть иначе. – я лежал, лениво щелкая пульт, пока на экране мельтешили прокладки, путевки, акции, бородачи с автоматами… Но все было не то и не то…. Наконец, в кадре появилась широкополая шляпа, пустыня с кактусами и валунами, оседланные лошади и мужик с пистолетами, начался старый вестерн про утомившегося вора-стрелка, решившего начать новую жизнь в пограничном городке, эдакой сухопутной Тортуге, отстойнике для всякого сброда. Туда не сует нос полиция, и даже васпы, двигающие фронтир, обходят его стороной.. С первых кадров Герой попадает к местной шушере в лапы. Его грабят и избивают, потом бросают в пустыне, справедливо считая, что им закусят койоты. Но Герой выживает, кое-как оклемавшись, сам себя назначает шерифом, и с меткими подручными наводит порядок твердой рукой. Вскоре подопечные превращаются в полицейских, проститутки – в домохозяек, а он – в почтенного градоначальника, которого на смертном одре навещает Фантазия молодости - знаменитая актриса со старой афиши, скоторой он не расставался всю жизнь. Несмотря на годы, актриса такая же молодая.
Ящик бубнил слова внешним суфлером, набившим рот горстью орехов. На середине я задремал. И тут же провалился в документальный фильм-ужасов – урок физкультуры в моей бездарной ..надцатой школе. Просторный спортзал с небеленым потолком с сетками на огромных окнах. Синие полы, с кругами и линиями баскетбольной площадки. Мы, двенадцатилетние подростки, в белых футболках и синих трико строимся вдоль стен по белой черте баскетбольной площадки. Мы хихикаем и толкаемся. По команд о малорослика в синей майке с волосами до шеи, местного физрука, делаем перекличку, потом разбиваемся на пары и расходимся по гимнастическим снарядам. Наш с Андрюхой мучитель – длинное четырехгранное обернутое кожзамом бревно на выдвижных трубах-копытах, тот самый чертов гимнастический конь! Нам нужно с разбегу заскочить на пружинящий мостик, оттолкнуться, расставить ноги и пролететь над его деревянной спиной. Все просто. Но только вижу я плохо, а очки не ношу. И прыгать мне муторно. Однако же, разбегаюсь, прыгаю на деревянную плиту – ее я различаю на последних шагах, неудачно отталкиваюсь … лечу, и чувствую боль между ног, затем кувыркаюсь через голову и падаю на пол, под радостный гогот бездельников. Через паузу на фоне балок светлого потолка наблюдаю над собой физрука, по частям: сначала - накачанные ноги в синих трениках с белыми «лампасами», потом треугольную спину в черной майке, его пшеничные волосы, рельефные бицепсы на жилистых, и бугры дельтовидных эполет… Затем, сквозь малиновый звон, стоящий в ушах, слышу «фепелявую» речь. Встряхиваю головой, поднимаюсь с пола. Что он говорит, пока не разбираю, только: «фл-фл-фл». Но вот он отходит к синим дверям, делает короткую пробежку, запрыгивает на мостик, изящно отталкивается и, почти не касаясь коня, перелетает его и приземляется в полуприседе. Разведя руки, медленно поднимается в полный рост. Опять подгребает ко мне, уже сидящему под стеночкой на низкой скамейке, показывает рукой на точку старта и объясняет шепелявой скороговоркой, что с таким осторожным разбегом я в Эль-Пасо не попаду… Какое еще Эль-Пасо? – изумляюсь я, привстав со скамейки. «Обыфное! Куда все фтремятся!» - злится физрук. И сверстники на меня смотрят, как на дебила - Слепень не слыхал про Эль-Пасо! Потом пошла обычная для сна невнятица, слившаяся в какофонию звуков и образов…
Открыл глаза - по экрану бежала белая рябь. На часах была глубокая ночь. А в голове звенело: Эль-Пасо, Эль-Пасо…
- Какое еще к дьяволу, Эль-Пасо? Причем тут Эль-Пасо?!
Сонливость сняло как рукой, я подскочил и принялся мерить шагами крохотный номер. Раз-два-три шага - от желтого шпона двери, по желтой дерюге - к окну в синих гардинах. Раз-два-три шага… Потом опять упал на постель, уткнулся носом в подушку. Втянул запах затхлости и дихлофоса. Откинулся. Полежал. Перевернулся и, словно школьник после неудачного приземления, уставился глазами в потолок. Он тоже был белый, только в углу у бронзовой трубки карниза - с дымчатая паутина трещинок по штукатурке, «Вот именно, паутина. И я как глупый паук, в ней завязший, словно попавший в плен собственных причуд».
Взгляд переполз с гардин на темную полынью окна, по которой бегали отсветы фар.
Урок физкультуры, школа и прыжок на Эль-Пасо. Умней не придумать.
Но главное – школа. Ненавистная, напрасная школа. Нет, если уж нужен был вещий сон, присниться должно было так:
….
Белый свет, дай совет, парой фраз, покажи сказ.
Черная ночь, белый свет
Правь-Лебедянь, дай совет.
Расскажи-покажи
Как это.
Да, присниться должно было так. Я лечу по космической орбите на ракете «Восток». Прошел апогей, аппарат вошел в плотные слови атмосферы. Тесно, жестко. Перед взором плывет звездное небо, его в иллюминаторе заслоняет яркая, подобно сочащейся лаве, лента огня - текут струйки…. Горит обшивка! Болтанка, жесткая болтанка, страховочные ремни впились в скафандр! Еще жестче сдавило грудь! Удар… Хлопок, взрыв пиропатронов, рывок, задержка дыхания… катапульта сработала… снижение…Грохот! Земля!
Я сижу на плоском камне среди мясистых лап Saguarо, изломанными фигурками покрывшими пространство пустыни. Рядом дымится черный, обугленный шар. Жар поднимается к небу и искажает его очертания. В иллюминаторе, кроме беспорядочных кактусов светит зеленый огонек у пустого шоссе. Это фонарь над бунгало с открытыми окнами, и загоном для лошадей, где теперь не мустанги, а дощатые столы для клиентов. С другой стороны бунгало на веревках качается стиранное белье. Перед загоном - барная стойка. На полках сверкают бутылки. У ворот на стуле обмякла грузная фигура в шляпе с загнутыми полями.. Она опущена на лицо, видны только седые усы, свисающие на подбородок. На груди плоско блестит жестяная звезда. Мощное пузо сцепили узловатые руки в зеленой рубахе шерифа. Человек явно дремлет, убаюканный вечерней прохладой..
Отцепив парашют, я двинул на свет. Подошел к бунгало, облокотился о стойку. «Статуя» храпела позади, седые усы моржа обтекали квадрат подбородка. Хозяйка гремела посудой за занавесью из костяных четок. Я бросил мелочь на блюдце и легонько ударил по колокольчику. Защелкали жалюзи, ко мне вышла полная негритянка с толстыми губами, в зеленом платье, Крупная коротковолосая голова ее словно просела от тяжести, сплюснув в складках жирную шею с крупными жемчужными бусами. Одними пальцами она сгребла серебро – ее ярко накрашенные ногти один за другим фосфоресцировали во тьме - и наполнила текилой граненый стакан. Я взял напиток и сел. Тут изваяние, кряхтя, расцепило руки, поправило шляпу. Под ней оказался старик-мексиканец с пышными седыми усами, с позолоченной цепью в седых завитках cabello видневшихся в разрезе его безрукавки. Рябое лицо его было выбито долотом и подправлено острым резцом в руках рока - сурового мастера жизни! Рубашку под грудью украшал черный треугольник пота, вызванный влажной жарой, слева от него серебрилась звезда. Белый морщинистый лоб, не знавший загара. Что же, он - белокожий? Латины смуглые от природы! Или он нашей расы?!
Мы помолчали. Потом визитер открыл рот, и я услышал неожиданный для гиганта тонкий переливчатый тенор. В нем звучала радость долгожданного узнавания!
- Мучачо, ты снова не туда приземлился! Я прав?
Я нехотя, но все же, кивнул.
- Карамба! Никогда не знаешь, чего ожидать от прошаренных гринго. С тек пор, как этот авантюрист испанец проложил к нам дорогу, мы не знаем покоя. Почем Посейдон или кто там заведует морем, не разметал в свое время его корабли? Санта-Мария! Ты берегла его именем? – как видно, добродушный старик был не прочь поболтать на отвлеченные темы, и я приготовился флегматично пить пиво, вежливо кивая словам, как вдруг он повернулся и быстро окинул меня внимательным взглядом.
– Ты с Севера, и ты из тех, что как Колумб хотят открыть свои земли, прославиться великими подвигами, открыть материк, осчастливить человечество, а заодно заслуженно нажить золотишко! Что, удивляешься, почему никто не желает потрафить герою? Твоему в высшей степени выгодному для человечества счастью?! Я прав?
Я молчал. Старик засмеялся.
- Ладно-ладно! Догадаться нетрудно, что экспедиции провалились, а материк - из обломков твоих кораблей! – он ухмыльнулся, - Но ты до сих пор не понял, почему всякий раз попадаешь в дерьмо. Не понял, si? – и он возвысил свой тон и теперь его голос напомнил тихий циклон cordonazo, что на Западе, у Ревилья-Хихедо становится яростным штормом! Шериф потянулся ко мне своим туловом, навис над столешницей и положил на плечо тяжелую, словно из бронзы, ладонь. Сухой теплый ветер сhinook поднял в горле горькую пыль. Я сухо кивнул.
- А ведь ты готовил себя за штурвал космоплана. А на деле.. – он кашляющее засмеялся, - глупый батрак на плантации гринго. И еще ты думаешь, что сам во всем виноват! Si? Verdad?
Я снова кивнул – си.
- Карамба! И все же ищешь свободы?
Конечно, а кто же не ищет!
- Я жажду ее, и готов за свободу сражаться! – я крикнул в ответ и вскинул вверх руку - и она разом отяжелела! Пальцы сжимали вороненый спасительный кольт! Медные гильзы краснели в тугом барабане!
Шериф потрепал меня по щеке:
- Orale, здесь ничего не исправить, а твои планы не стоят ни песо,.
- Но почему же, а как же святая борьба?!
Старик усмехнулся и пожал плечами
- Но почему, почему?!
- Собаки-гринго все умно устроили, - он степенно достал из кармана огрызок сигары, щелкнул бегунком зажигалки, закурил, сладко затянулся, откинулся на спинку скамьи - кругом их шпики, за них их законы. Здесь ты навечно bracero, esclavo. Хочешь бороться - рви когти в Эль-Пасо, там, за Рио-Гранде будешь с ними в равных правах. Тогда и разрядишь свой кольт.
- Но я же не знаю дороги в Эль-Пасо!
Старик промолчал.
- Как мне добраться туда?! Ведь я пропаду без маршрута!
Тот лишь качнул головой, и как показалось, немного раздраженно буркнул в усы что-то вроде.
- Мe importa una mierda.
Я растерялся и замер в молчании. Тогда он тяжко вздохнул.
- Хочешь знать прямой путь в Эль-Пасо?!
- Да, por supuesto, realmente quiero! Рor favor d;game!
- Рara, chico, раra. Туда нет прямого пути.
- Но где не прямой?! Хоть какой-то? Скажите!
Старик покрутил седой ус и вымолвил только два слова
- Погоня подскажет.
- Погоня подскажет?!
…
- Вот примерный план на Эль-Пасо. – я почесал лоб, невольно изумляясь складности невольной истории, - но где это «Пасо»? Чего он подобие?! Эль-Пасо, Пас- Пс.. Псков?! …
Походил туда-сюда вдоль кровати.
- А ведь нынче граница. За Псковом - Европа, блаженные земли. Но что значит «погоня подскажет» – беги куда гонят? А если засада?
Паук взгляда пополз по синим глянцевым шторам, заполз на карниз, и нырнул в характерную воздушную белесость, где странным созвездием чернели жирные точки засохших мух. Она слегка трепыхалась на сквозняке, словно вуаль на лице загадочной дамы с нежными родинками…
– Что во всем виноваты проклятые гринго я нисколько не спорю. Конечно, лучше оказаться в заднице по чьей-то злой воле, а не по своему кретинизму. Но что-то не бьется.
Я отодвинул гардину – за окном внизу тихо шумела эспланада. По краям ее белели: музей, церковь, кинотеатр – казенные здания, и огней в них не было, они маячили, словно полуночные скалы на побережье квадратного озера, в середине которого светилось кольцо автомобильной развязки с гирляндой мелькающих фар. Красиво! Ближе ко мне ели – пушистые голубые кроны беспорядочной свитой телохранителей окружали статую Земляка. Свет посекундно обливал его контуры, потом фары смещались – и абрис головы исчезал за косыми плечами елей. Мгновение – и он опять появлялся в лучах! Статуя словно отступала … или нет! Она – приседала, да-да, приседала – как мой физрук из активного сна! Или мне показалось? Но ведь: «что кажется – то и есть?!» - по Системе!
«А почему шериф назвал меня «Шоколадкой»?
«Ты сам себя так назвал, не придуривайся»
Я скинул сланцы. Забрался под зеленое одеяло.
«Да, вечно приходится вечно приходится додумывать за высшие силы!»
«Что тебе еще надо додумывать, дебил? Мостик кому показали?»
«Гимнастический, на котором упал?»
«Дурацкий трамплин»
Я мигом приподнялся на локте.
- Мне показали мостик! Мое проклятие! Чертов трамплин, что бросает меня не туда! И… и… что это значит?
Я долго думал.
И не нашел, чем ответить себе.
С тем и заснул.
Но дело не кончилось одной отсебятиной. Уже под утро, в минуты предрассветных озарений, когда земное чрево отзывает темные силы и с первыми петухами слышатся звуки пророчеств, пришел новый сон. Там я стоял возле машины, над высоким обрывом реки. Свет приближавшихся фар обливал меня посекундно. В их бликах я видел блестящую воду, серебристой змеей уползавшей во мглу. А я стоял – и кричал. Только - что? А не помню. Вспышка - а я стою и кричу над обрывом, потрясая кулаками во тьме…
…А в полдень я снова катил в своем полушарии и не помышлял о вендетте. Шумела, дымила и лязгала трасса. Мимо «жигуля» сновали импортные машины, заставляя чувствовать зависть и грусть. А ночные штудии провалились в свой зыбкий мир, и я был опять ни к чему не привязан. «Не того ли ты добивался? – спрашивал я себя, - Хотел расстаться с системой? Вот и забудь про нее. Утренние эксцессы - обычные совпадения… Хотя моя система только на них и стоит…»
Утром, бормоча под нос, что больше не буду рабом идиотских обрядов, я спустился в бар, чего никогда прежде не делал, чтобы не нарушить правило ночи и не осквернить мое место, откуда открывается «щель междумирья». Заплатил за стакан чая, сел на мягкий кожаный диванчик в углу, и тут старая крашенная барменша - включила маленький телек. Он висел под потолком надо мной. И там сразу надрывно загоношились вопли журналюг о Дубровке. И тут же я вылетел из бара что пуля из «кольта». А на трассе словил и второй конфуз. На сотовый позвонила тетка и мне было объявлено... Впрочем, опустим подробности, важно, что оба конфуза произошли сразу после решения расстаться с системой и их творцами оказались именно дамы. А еще пришло ощущение, что на подходе и третья, и вот она-то отгрузит сполна! И конфузом одним уже не отделаешься. Будет и финансовый, и телесный ущерб, и…
… В левом ряду автомобили дергались кошками, которым синхронно прижали хвосты. В боковые щели посвистывал ветер. Тучи драпали за горизонт монашками в разорванных рясах. Над головой бряцала мечами гроза…. На стекло беспорядочно шлепалась влага, словно пьяный банщик садил ее слипшимся веником – полоса, пятно, полоса-пятно. Дворники дергались вяло, не понимая, зачем устроились на эту работу. В унисон им тащились и мысли: Первая Дама – Вторая. Какой будет третья? Я был точно паук, застрявший в своей паутине. Система ясно давала понять, что никуда меня не отпустит и при этом ничего толком не скажет...