Ушу

               

День тот был не самый плохой, особенно с утра, а вот попозже…
Сначала Зотька сам ни с чего завёлся, поднял давление, потом его завели. …Есть на это охотники. Но лучше, конечно, с Абрикоса начать, загорелого, как кирпич, вертолётчика, спешившего после обеда в аэропорт.
 Изворчался: не любит, мол, со стариками ездить,   реакция у них замедленная, потом, успокоившись, принялся волком смотреть на слепившее его солнце. …Чёрт копчёный, самому под пятьдесят, а всё молодится! Абрикос, одним словом…
А когда ехали мимо церкви у строительной академии, пассажир надулся ещё сильнее, Копьёв же - наоборот:
- Смотри, как блестят! – восхищённо бросил, глядя на сияющие луковицы куполов. – Как золото!
- Блестят… - язвительно повторил за ним Абрикос. Затем сплюнул за окошко и раздражённо добавил: - Вбухай в тебя столько деньжищ - и ты заблестишь! …Ерунда всё это – их религия!   
  Он ведь во многих странах побывал, особенно в африканских, всего насмотрелся и давно разочаровался в Боженьке. …Их ведь много, богов-то! И каждый  верующий  своего нахваливает. И ладно бы только это, он ведь ещё и уши обрежет, если плохое скажешь про его божка.  …А вот когда российский вертолёт шлёпнулся в пустыне, ни один из боженек не помог, не положил пирожок в ручку.
И так, мол, он тогда в религии разуверился, что однажды в Тюмени,  в такой же вот церквушке, скандал с попиком учинил. …Наказали ему родственники штук тридцать свечек купить: купи да купи! Пришёл в церковь, стал в лавке рассчитываться, а десяти копеек не хватает. Не будешь же тысячную менять из-за какой-то   медяшки? Тогда старуха продавщица губки поджала,  да   одну из свечек опять в ящик и сунула.
А он обиделся:
- Могла бы и подарить, – бросил укоризненно, – вон их    сколько… А гривенник что?
А старуху хоть в ухо бей!
Тут уж он совсем осерчал:
 - Лишь только деньги на уме! А люди для вас – букашки...  Дети вон от болезней страдают, а вы всё молитесь, как попугаи! 
А та опять своё: и правильно, мол, страдают, за грехи родителей.
Абрикос чуть не упал от такой абракадабры.
На шум прибежал попик и тоже своё завёл. Хотел Абрикос его по морде смазать, да руки марать не стал.
- Погоди, - не выдержал Зотька, - деньги-то у тебя ведь были?   Вот бы и дал старухе тысячную, - поддел пассажира, - пожертвовал   на храм!
Абрикос даже хрюкнул от возмущения:
- Разве в этом дело?! Дело - в принципе! – и победно выпучился на Зотьку.
А тот тупо смотрел на пассажира: да-а, свечку берёт, чтобы Бога задобрить, а рубль бросить – в обиду… 
То и сказал Абрикосу!
- И ты такой же? – взвился тот и судорожно поскрёб тёмной   пятернёй башку,  норовя, знать, выискать какую-нибудь заморскую страшилку. – Вот и шёл бы работать  в церковь…  Махал бы кадилом! …Высаживай!
Благо, уже приехали в аэропорт, а то бы и до кулаков дело дошло:
- Иди-иди! – гневно выкрикнул Зотька. Поискал в голове, чтобы ещё добавить и, отыскав лишь: - Маленькая собачка до старости щенок... – с треском врубил передачу. – Поеду-ка в опять в город, всё равно здесь пассажиров не дождёшься…
Поговорили, называется. Сколько уже раз казнил себя Копьёв: не связывайся с дураками! Их миллионы, ты - один. И сердце у тебя, Зот Савельевич, одно. Разлетится на части, так узнаешь! …Ушу надо заниматься, говорят, сильно нервы успокаивает.
И вспомнил, как прошлой зимой возил майора артиллериста и тот  рассказал ему про свою дочку. С пятого, мол, класса, той   гимнастикой занимается, и так увлеклась, что нахватала двоек и даже по поведению умудрилась получить единицу. И решил он её повоспитывать. Подступился с ремнём, а та возьми и скажи:
- Я ведь женщина! …Не стыдно тебе?
Матюгнулся тогда от досады и передумал наказывать. Только растерянно спросил:
- А что мне делать тогда? Подскажи, если такая умная…
- А ничего, - ответила. – Сама как-нибудь с двойками   справлюсь!
И справилась. Сейчас в институте учится.
- Да и не в этом дело, - майор уже про дочкину  успеваемость порядком подзабыл, его уже другое мучило, - вот, говорю, какое спокойствие ушу-то даёт. …Так что, мой друг, занимайся им! Работёнка тяжёлая: с тем поругаешьсяся, с этим, а человек не скотина - и сорваться может.
И Зотька в деталях и красках вспомнил бы ещё немало передряг из таксисткой жизни, да уже подкатил к кольцевой развязке и растерялся: как теперь ехать-то?.. Свёрток в город перекрывала цепочка бетонных блоков и присобаченная к ней жестянка запрещающего знака.
 И вспомнил: ремонт ведь идёт! От переезда до кольца вся левая полоса закрыта, это он ещё, когда Абрикоса вёз, заметил.
Были бы сейчас машинёшки в попутном направлении – тогда   понятно было бы как ехать, Копьёв бы за ними пристроился и повернул куда следует, а так… Тут уж самому надо было путь прокладывать. И он проложил: проскочил дальше по кольцу и круто свернул на нужную полосу в город.
Стояла вторая половина августа и хотя солнце ещё уверенно било в глаза, заставляя прищуриваться, лета уже не чувствовалось.
  И хотел ещё покрепче подосадовать на вялый август, да   услышал пронзительный вой сирены и голос с неба:
- Водитель такси, прижмитесь вправо!
Только не с неба грохотнул тот голос: на хвосте такси висел гаишный «Форд». 
- Давайте документы! – услышал требовательное. - …Как за что остановили? За езду по встречной полосе!
Попал, однако… Зотька вытащил документы и, кляня в душе всех и вся, сунулся на заднее сиденье «Форда». За рулём его сидел стриженный под бобрик смуглолицый старший лейтенант. Редкие усы топорщились под  приплюснутым носом и устрашающе шевелились от негодующего сопения хозяина. «Этот живым не отпустит! – подумал Зотька». Справа от старлея восседал такой же черноволосый лейтенант, на коленке которого белел лист бумаги с нарисованной на нём схемой дорожной развязки.
- Где я по встречке-то ехал, где?   
- Знаки различай, так увидишь где! – парировал старлей. – Делом надо заниматься за рулём, а не ловить ворон! 
Зотька даже ошалел от такой несправедливости: тридцать лет за рулём и на тебе... И негодующе повторил за старлеем:
- Делом... – Потом выпалил: - Я-то делом занимаюсь: как предписано – так и еду! Как ещё ездить?!
- Как другие ездят, - огрызнулся старлей, - так и езди! - И его   усишки прямо-таки ёжиком встали, норовя вцепиться своими колючками в бестолкового таксиста.
 - Так другие-то, - нашёлся Зотька, - уже не в первый раз здесь едут. …А я месяц в аэропорту не был, откуда знаю здешние заморочки? 
- Вот мировому судье и расскажешь, - подсказал лейтенант, - когда прав лишать будут!
- И расскажу! – выкрикнул Копьёв. – Пусть разбираются! – Потом похватал раззявленным ртом воздух и отчаянно выдал: - Чего настоящих преступников не ловите? Меня догонять – спина не заболит! А чтобы вместе на ту развязку съездить, знаки посмотреть – что ты!
Хотел ещё добавить пару ласковых, да старлей дёрнулся к ключу зажигания и скомандовал:
- Поехали на кольцо!
Ухватим, значит, истину за хвост…
                *   *   * 
Подъехав к кольцу, Зотька выскочил из-за руля и подбежал к притормозившим тут же гаишникам: 
- Чего дальше-то? – воскликнул, призывая и их подивиться открывшейся взгляду неразберихе. – Как в Тюмень-то ехать? …Вот «кирпич», - ткнул рукой в запрещающий знак, - за ним блоки!  Я и проехал дальше по кольцу, чтобы выскочить на другую полосу дороги. Как ещё ездить-то?
- Как-как?! Совсем баран, что ли? – старлей выскочил на асфальт и, подприсев на затёкших от долгого сиденья ногах, чуть ли не бегом устремился к «кирпичу». – Видишь свёрток?
И только теперь, в нескольких метрах от знака, Копьёв увидел нырнувшую в траву зыбкую строчку щебёночной отсыпки. По ней, знать, уходили на нужную полосу городской дороги мчавшиеся из аэропорта машины!
- Но ведь ту щебёнку с кольца и не видно! – Зотька искал и не находил нужных слов. – Вон травища какая… Потом сразу блоки пошли. Бинокль надо иметь, чтобы различить тот щебень! Или, - нашёлся, -   с бугром бы её надо было насыпать!
- Все видят! – бросил старлей, потом волчком крутнулся на злосчастной щебёнке и припустил к «Форду».
И Зотька кинулся за ним. Оказавшись возле открытого окна машины, он услышал, как шлёпнувшийся за руль усач, скомандовал лейтенанту:
- Дорисовывай схему, чего сидишь? Пиши про нарушение… Времечко-то идёт!
- Х-ху! – выдохнул Копьёв и даже ногой об асфальт пристукнул, выражая негодование. – Вы, значит, работаете, времечко идёт, а я - бездельник?! За пять минут преступником стал! …Потому что поворот не заметил. А кто траву не скосил, кто на щебёнке сэкономил – те, значит, работают?! Враньё всё это! - выкрикнул, -  Только и делаем, что бахвалимся: мы, мол, такие, мы, мол, сякие! А сделанное где?! …У вас вот чья машина? …И у меня такая же, из-за заграницы! А телефоны чьи? Где наша работа, в каком месте? Гвозди и то разучились делать. Продадим вот нефть да газ – чего продавать будем? …Все стены в гараже исписаны: «Россия для русских!», «Русский порядок!», какой порядок, этот что ли?  …А «Россия для русских!»? Тоже мне лозунг… А татар куда девать, а башкир? – гаишники переглянулись. -  Ладно, что те не дураки,  понимают какую ахинею пишем! – Зотька в запарке    даже восхищённо прихохотнул: ого, мол, какие они умные, татары-то! – У них, - заметил, - настоящий порядок. Проедешь по татарской улице, сразу от нашей отличишь!
 И рубанул уже напрямки:
 - Делом надо доказывать, что ты русский, что самый старший в стране! Делом, а не гонором!
И он в считанные минуты распахнул перед оторопевшими гаишниками всю обиженную душу. Он ведь не всегда на такси работал: и мастером довелось в гараже послужить. Настоящим мастером: не получается у слесаря работа – Копьев тут как тут, ключи в руки и крутит гайки: смотри, мол, как надо делать, учись!
И твёрдо уверен: ушёл Копьёв из мастеров – всё! Советский Союз и рухнул. Он ведь опора-то ему был, он – Зот Савельич. …А теперь что: лишайте прав, рубите под корень! Только пострашнее беда случится - рухнет Россия-то! В ней сейчас работать за позор стало: все в банках сидят да воздух лопатят.
И тут случилось неожиданное: усач выхватил у лейтенанта зотькины документы и ткнул их в руки хозяину:
- На, Зот Савельич, езди! Последнее тебе китайское предупреждение... Слышал про такое?
- Слышал-слышал… - пробурчал Копьёв, опешивший от столь сладостной неожиданности. Он, кстати, про Китай-то побольше их   знает: два года охранял в армии границу. – Спасибо! …Век этого аэропортовского кольца не забуду! А траву, - кинул уничижающий взгляд на разнокалиберную поросль перед щебёнкой, - сам скошу! Или  задержусь немного, да вытопчу, чтобы другим глаза не закрывала!
Хотел ещё добавить, что и гаишники могли бы вместе с ним по той траве потоптаться, всё одно ничего не делают, да не стал: неплохие, в принципе, мужики-то…
Вот какая была та серёдка дня в конце августа прошлого года.  …Ловко тогда Зотька про свою значимость ввернул, убил   гаишников! Без него, мол, без рабочего класса, конец России… А, может, и не этим он их пронял - национальным вопросом? …Сложная это штука – страна, не какое-нибудь там ушу! За неё иногда и погорячиться стоит.