de omnibus dubitandum 31. 416

Лев Смельчук
ЧАСТЬ ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ (1662-1664)

     Глава 31.416. ТИШЕ — ОНО ЛУЧЧЕ, — И ОТ ЗЛОВА ГЛАЗУ, ОТ ПОРЧИ УБЕРЕЧИСЯ ЛЕГШЕ…

[2 марта 1669 (1664 – Л.С.) — 22 января 1671 (1666)]

    Медленно, мерно, печально разносится великопостный звон больших московских колоколов со всех колоколен и звонниц на посадах, в Китай-городе и в Кремле.
Чистый Понедельник в лето от Сотворения мира 7177 (7172 – Л.С.), то есть в 1669 (1664 – Л.С.) году от Рождества Христова, пришелся на 2 марта.

    Пушистая, белая пелена снегов еще одевает весь край земли, где раскинулось обширное Московское царство=Залесская Украина.

    Чернеют-тянутся еще зимние обозы по выбоинам извилистых, бесконечных дорог, пролегающих вдоль полей и под навесами вековых сосен, дубов и елей, в густых дубравах и лесах московских. Толстым слоем лежит снег на крышах домов, на куполах многочисленных церквей и монастырей, на островерхих кровлях кремлевских палат.

    Но уже не сверкает этот снег своей прежней ослепительной белизной. Верхний пласт его принял синевато-матовый, вешний оттенок.

    Трещат еще бревна по ночам от морозов, но по утрам спозаранку снопы ярких лучей так и загораются на золоченых главах кремлевских соборов, рассыпаются яркими проймами на посинелом, словно вспухшем, слегка вздутом, льдистом покрове Москвы-реки.

    Весною, теплом повеяло откуда-то, не то с высот бледно-голубого, зеленоватого по краям неба, не то — и невесть откуда…

    И, несмотря на печальный, мерный звон колоколов, говорящий людям о бренности земной жизни, — эта самая жизнь особенно сильно кипит по всем углам, площадям и переулкам людной торговой Москвы, руского первопрестольного города, «Третьего, Рима», как любил величать ее царь Иван IV, мучитель людей по привычке и «ритор», сочинитель по призванию на троне Московских царей.

    Нет давно Ивана. Угаснул и весь род его, державный род Рюрика. Нет Шуйского-царя, нет Годунова. Минуло Лихолетье. Даже прах загадочного Димитрия — названого царя Московского=Залесской Украины — развеян (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последышей, современных дипломированных горе-историков – Л.С.) по ветру вдоль полей и лугов… Отцарствовал избранный боярами, вечно податливый и ласковый государь Михаил Федорович, первый из рода Романовых.
Вот уж почти четверть века на троне Мономаха сидит сын первоизбранного царя Алексий Михайлович, Тишайший, как прозвали его (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последышей, современных дипломированных горе-историков – Л.С.) еще заживо в народе.

    Правда, любит этот царь, чтобы все было скромно, тихо да смирно, и в дому у него, и в царстве.

    — Тише — оно лучче, — часто повторяет государь, — и от злова глазу, от порчи уберечися легше… И от злова умыслу подалей, — коли нихто у тея не ведает, што удумано да што хто творити собирается…

    «Порча», «лихой глаз» — смешные слова для нас. Но для людей того времени — это были грозные призраки, часто незримо и властно пролетающие под высокими крышами царских и боярских палат.

    И в простых избах тоже нередко появлялись эти гости: порча и злой глаз. Но беднякам-хрестьянам некогда бывало разбираться: отчего пристигла беда? Гибли они — без раздумья.

    У царя же Тишайшего, у Алексия, не раз бывали столкновения с этими чудовищами. Его первая невеста, красавица, дочь простого дворянина Рафа Всеволожского, разве не была отнята у царя почти из-под венца?..

    «Испортили» красавицу, чтобы не пробралась чужая девушка, незнатного роду в царский златоверхий терем… Чтобы не привела туда своей родни, не прибавилось бы лишних ртов и рук к тем, которых издавна царь наделяет доходами, собранными его казной со всей земли.

    Любил царь первенца своего, царевича Дмитрия. Да, видно, несчастливое то имя в роду царей Московских=Залесской Украины… Двоих Дмитриев потерял (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последышей, современных дипломированных горе-историков – Л.С.) Иван IV. И раньше того, царевичи, носящие роковое имя, гибли молодыми, если не попадали в заточение, как внук царя Василия…

    Также умер ребенком и Димитрий Алексиевич.

    Умер на тринадцатом году (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последышей, современных дипломированных горе-историков – Л.С.) второй царевич, объявленный было наследником, разумный, красивый юноша Алексий Алексиевич.

    Федор, третий, и четвертый — Иван — совсем хворые ребята. Особенно младший, Ваня. Видит плохо. Странный такой, словно бы и разума нет у него. Мычит только да к мамке, к груди тянется. А ведь уж четвертый год мальчику…

    Правда, целых шесть дочерей у царя. И все — побойчей, поздоровей они, чем братья. Да девчонку на трон не посадишь после себя. Не ведется того на Руси.
И часто задумывается об этом «тишайший» царь. Еще тише и безвучней становится тогда во дворце, напоминающем скорее монастырь, чем роскошное царское жилище…
Только плещет и шумит широкая, кипучая жизнь торговой, многолюдной Москвы у стен царского Кремля, где в тени садов укрыты палаты царя, терема царицы.

    Сейчас надежда снова всколыхнула было сердце царя.

    26 февраля царица Марья Ильинишна собралась подарить мужу еще ребенка. Но когда Алексей в соседнем покое нетерпеливо ходил и ждал вестей, робко вошла бабка-повитуха и, земно кланяясь, объявила:

    — Даровал тебе, царь-государь, Господь дщерь, нареченную Евдокией.

    Сказала, подметила: какое глубокое разочарование испытал при этой вести царь, и, снова торопливо отдав поклон, поспешила вернуться в опочивальню к царице, не дожидаясь даже обычного дара — пары рублевиков, какие полагались за «добрую весть» от каждого отца.

    Опечаленный, молчаливый по обыкновению, ушел к себе государь.

    А тут пришли с новыми, еще худшими вестями.

    Ребенок родился больной, слабый. Царице тоже очень плохо. Вряд ли обе и проживут долго…

    Предсказания повитух, подтвержденные и врачами, которых немедленно призвали к царице, быстро сбылись.

    Малютка и двух дней не прожила.

    Царя, которого раньше не допускали в опочивальню к больной, чтобы не тревожить и ее, и его напрасно, утром, на заре, 2 марта, позвали к царице Марье Ильинишне.

    — Што? Али кончается? — спросил Алексей, поспешно одеваясь с помощью спальника своего, родича царицы, Ильи Данилыча Милославского, который поднял с постели царя.

    — Должно, час приспел! — негромко отозвался Милославский.

    И оба быстро и, молча, двинулись по знакомым, слабо освещенным сейчас переходам на половину царицы, в женские терема. Детей царских не стали до поры пугать тяжелыми вестями.

    Царь Алексей Михайлович от М.И. Милославской имел детей: Дмитрия (1649 - 1651)(Москва, 22 октября/4 ноября 1648 – Москва, 6/19 октября 1649), Евдокию (1650 - 1712) (Москва, 17 февраля/2 марта (1 марта в високосные годы) 1650 – Москва, 10/23 мая 1715), Марфу (1652 - 1707) (Москва, 26 августа/8 сентября 1652 – Александровская Слобода, 6/19 июля 1707), Софью (1653 - 1704) (Москва, 17/30 сентября 1653 (а не 1657 г.р. как убеждает нас ТИ - Л.С.) – Москва, 3/14 июля 1704), Алексея (1654 - 1670) (1654-†1670), Анну (1655 - 1659) (Вязьма, 23 января/5 февраля (в високосные годы 4 февраля) 1655 – Москва, 3/16 марта 1659), Екатерину (1658 - 1718) (Москва, 26 ноября/9 декабря 1658 – Москва, 1/14 мая 1718), Марию (1660 - 1723) (Москва, 18/31 января 1660 – Санкт-Петербург, 9/22 марта 1723), Федора (1661 - 1682) (Москва, 30 мая/12 июня 1661 – Москва, 27 апреля/10 мая 1682), Феодосию (1662 - 1713) (Москва, 28 мая/10 июня 1662 – Санкт-Петербург, 14/27 декабря 1713).
От Н.К. Нарышкиной царь имел детей: Симеона (1665 - 1669) (Москва, 3/16 апреля 1665 – Москва, 18 июня/1 июля 1669), Ивана (1666 - 1696) (Москва, 27 августа/9 сентября 1666 – Москва, 29 января/11 февраля 1696), Евдокию (1669 - 1669) (Москва, 26 февраля/11 марта (10 марта в високосные годы) 1669 – Москва, 28 февраля/13 марта (12 марта в високосные годы) 1669),  Наталью  (родилась в августе 1673 года, умерла в июне 1716 года), Федора (родился в сентябре 1674 года, умер в ноябре 1678 года).

    Борис Днепров-Ячменев в своей статье «Царь Алексей Михайлович дочки и сыночки. Брак по расчёту», пишет - по мнению многих обывателей, имеет мало шансов на счастье. Тем более если дело это сладили дядьки-бояре, которым было плевать на чувства молодоженов. Но Мария Ильинична создала дом, в котором государь Алексей Михайлович мог укрыться от забот и треволнений. Любящие супруги произвели на свет чертову дюжину (десять – Л.С.) детей. И хотя время было непростое, наполненное бунтами, войнами и моровыми болезнями, царский терем был подобен оазису, в котором радость любящих супругов согревала сердца людей из их окружения. Та же Анна Ильинична, младшая сестра Царицы, выданная замуж за боярина Бориса Морозова и не единожды битая им за резвость свою, горько вздыхала при виде того, как Государь мог запросто, в беседе, поделиться с супругой «кесаревыми» заботами и внимательно выслушать её.

    Только старшую, Евдокию, которой уже девятнадцатый (пятнадцатый – Л.С.) год, с утра позвали к матери.

    Вторая, Марфа, гостила в Горицком монастыре, куда не раз сама просилась у отца, желая постричься. Хилая, болезненная, робкая Марфа в семнадцать (двенадцать – Л.С.) лет казалась много моложе. И ее тянуло прочь от мира. Стать «Христовой невестой» — вот о чем только и мечтала царевна.

    Остальные дети — Софья, бойкая, крепкая, черноглазая девочка, не похожая ни на мать, ни на отца, шалунья одиннадцати лет, Алексей  (десяти – Л.С.) лет, Анна, четырнадцати (девяти – Л.С.) лет, Катя, на год (3 года – Л.С.) младше ее, погодки: Маша и Федя — девяти (четырех – Л.С.) и восьми (трех – Л.С.) лет, Федосья, семилетняя (двухлетняя – Л.С.) девочка, бледная и застенчивая, — по обычаю, старшие встали рано, с первыми, лучами солнца, помолились и после первого завтрака собрались в большой, невысокой, сводчатой горнице, в детской, которая служила и классной комнатой.

    Четырехлетний болезненный Симеон и самый младший Ваня (которых на тот момент еще не было – Л.С.) остались в опочивальне, на попечении своих мамок и нянек.
Царевны и царевич Алексей знали, что Бог послал им было маленькую сестренку, но она, прожив всего два дня, вчера умерла, а нынче или завтра ее будут хоронить.

    И, собравшись в детской, где постоянно в ожидании учителей затевали забавы и игры с несколькими боярскими детьми, допущенными сюда, теперь все дети, от старшей девочки до самого меньшего Федора, расселись чинно у стола или под окном и только изредка перекидывались словцом вполголоса, словно опасаясь нарушить жуткое, томительное молчание, которое царило во всем опечаленном дворце.

    Мамушки царевен и царевича, довольные, что их питомцы присмирели, уселись на лавке, поодаль и шушукались между собой, конечно, толкуя про дворцовые беды.

    Дядька царевича Федора (Алексея – Л.С.), Иван Богданович Хитрово, полный, тяжелый и ленивый по натуре боярин, всегда с большой неохотой встающий на свое раннее дежурство, прислонился к спинке кресла, у печки, и, убаюканный теплом и тишиной, задремал.

    В другое время Софья или лукавая, хотя и скромная на вид, Катя, не упустили бы случая пошалить, пользуясь отсутствием надзора. Но сейчас девочки только пересмехнулись, указав друг другу на приоткрытые боярские уста, из которых исходил легкий храп, и снова примолкли. Самая младшая рядила в новые лоскутья старую любимую куклу. Анна просматривала книгу с описаниями разных стран и людей. В сотый раз разглядывала она грубые рисунки и мечтала:

    — Как бы хорошо самой побывать повсюду, увидать разных людей. Видеть иные города, иные обычаи узнать…