Подвал был раза в два объёмнее верхнего этажа и отличался вытесанными в чёрной скале нишами. Что-то вроде каменных полок, на которых аккуратно разложены оранжевые колобашки. И всё! Постоянные обитатели чудного дома лежали в забытьи на лавках. Несколько человек сидели кружком прямо на полу. Они слегка подвинулись, чтобы дать место подошедшим.
– Как самочувствие? – улыбнулся Гнейс.
– Я был не прав, – протянул ему руку Мобила, – ваши колобашки уникальны. Такое чувство, что мне восемнадцать лет, даже петь хочется.
– Ну что, парни, Тьма уже засвистела, значит скоро на убыль пойдёт, – Гнейс внимательно посмотрел на гостей. – Пойдёте дальше или с нами останетесь?
– Оставайтесь, – потёр руки паренёк в синей кепке, – всё веселее будет.
– Ты, Лис, не гони коней, они ещё не поняли, куда попали, и что отсюда дороги нет.
– Как ето нет дороги, лапти вам в бок? – вскинулся Памперс. – Мне край как выйти в Зону надо.
– Эх, мил человек, – горько усмехнулся в чёрную бородищу Гремуха, – мы уже три года болтаемся, исходили вдоль и поперёк пустыню, леса, даже по болоту пытались найти дорогу. Без пользы, только людей загубили…
– Благо, Старец научил жить в этом мире, – печально покачал головой Гнейс.
– Этот ваш Старец, он человек? – спросил Глюк.
– Такой же, как мы. Рассказывал, что тоже был сталкером, а здесь уже тридцать лет.
– Бред какой-то, – пожал плечами Седой, – тридцать лет назад Зоны ещё не было…
Наступило молчание. Гости и хозяева словно очнулись от спячки. До одних дошла безысходность ситуации, при которой выбраться в привычный мир стало главной проблемой. «Не заблудитесь во времени», – предупреждал Магистр. Похоже, что заблудились. Как отсюда выбраться? Вторые вдруг осмыслили очевидность несоответствия временных отрезков. Тридцать лет Старца никак не вписывались в ход исторических событий, известных им.
– Надо разобраться, – пробасил Глюк. – Мы с тобой, Гнейс, последний раз пересекались на Затоне. Тамплиеры меня сильно прижали тогда. Помнишь?
– Конечно, помню. И что из того?
– А то, что это было примерно год назад, и ты не можешь жить здесь три года.
– Ты хочешь сказать, что в Зоне прошёл всего один год?
– Вы что-нибудь помните, как сюда попали? – спросил Мобила.
– Тит едрит, я ничего, – ответил Бандура, – очнулся только, когда палить начали все во всех.
Лис сдёрнул с головы кепку и подался вперёд.
– Смутное такое видение: хромой мужичок подходит ко мне и говорит, что платить будет как министру, надо только ему что-то найти. Что – не помню, но знаю, что это что-то очень дорогое. Потом темнота с проблесками света.
– Хромого случаем не Тамерланом звали? – настороженно спросил Мобила.
– Болотница его знает, может, и так. Не помню, – пожал плечами Лис.
– Озадачили вы нас, – Гнейс потёр лоб, – получается, что у нас часы идут быстрее. В голове не укладывается. Конечно, здесь многое странно, но время?..
– Вот вы где, – раздался сверху голос Васьки.
– Рэбит, – обрадовался Памперс, – иди к нам, сынок.
– Он действительно твой сын? – нахмурился Гремуха. – Ты что, сам в Зоне загибаешься и пацана с собой потащил?
– Успокойся, паря, – положил ему руку на плечо Седой, – подобрали мы пацана в Зоне, вот и усыновили. Нам бы его за «Скалу» вывести.
– Что в Зоне-то делал? – строго спросил Гнейс. – Чего дома не сиделось?
Васька было открыла рот, чтобы рассказать про экскурсию и экскурсантов…
– Он и сам не знает, так же, как и вы, – быстро ответил Седой.
– Да уж, умеет Зона шутить, – согласно покивал головой Гремуха и начал теребить свою роскошную бороду.
– Эх, тит едрит, мужики, а я бы сейчас за одну улыбку Зоны все колобашки отдал, – Бандура от волнения потёр ладонями пухлые щёки, так, что те раскраснелись. – Конечно, там, тит едрит, и мутанты, и радиация…
– И в Замошне живёт повариха Лиза, – рассмеялся Лис. – Он, когда одыбался, нам все мозги вынес этой Лизой. И красавица, и умница, и его любит до икоты…
– Лиза, тит едрит, – протянул с удовольствием Бандура, – она такая… За три то года, уж, наверное, другого нашла, тит едрит.
– Пошли с нами, – предложил Мобила, – может, и не выйдем отсюда, но попытка не пытка.
– Чё ж сидеть то в етом безглазии, – поднял худенькие плечи Памперс, – там наш мир, а тут?..
– Старец уж сколько лет пытается выйти, сколько троп истоптал, а всё бестолку, – махнул обречённо рукой Гнейс.
– Видишь, человек пытается, а вы крылья опустили, – подался вперед Ширяка. – Двигаем с нами, ребята.
– А что, тит едрит? – взъерошил шевелюру Бандура. – Двигаем! Я с вами! Мне хоть бы увидеть Лизоньку.
– Я тоже с вами, – рубанул по воздуху рукой Гремуха. – Не могу больше сидеть в этом каменном мешке и смотреть, как движутся стрелки хронометра. Не могу есть колобашки. Всё время снится тарелка с дымящимся борщом и цветущая весной степь.
– Не-е-е! – растянул губы в улыбке Лис, – Я отсюда ни ногой. Работать не надо. Всё есть. Кусанул колобашку – и спи-отдыхай. Что надо, Старец принесёт, осьминожки приволокут, Тьма, будь она неладна, задарит колобашки. Комбезы не рвутся и не трутся. Не-е-е, я от хронометра никуда.
– Что за хронометр у вас такой, что от него вы не отходите? – усмехнулся Седой.
– Да вон, часы на полке, – кивнул головой Гнейс. – Старец по ним время отсчитывает. Здесь же нет ни дня, ни ночи. А хронометр отсчитывает сутки с точностью до секунды. Отставлять бесхозным нельзя, потому что завод рассчитан на двадцать четыре часа, и выносить нельзя – наверху останавливается. Нам до первой базы идти почти двое суток. Вот и получается, что Лис – хранитель времени.
– Можно на ваше время глянуть? – спросил Мобила.
– Смотри сколько хочешь, – скроил строгую мину Лис, – но не прикасайся, иначе будешь дело иметь со мной.
Хронометром оказались простые командирские часы, каких в Зоне тьма. Противоударные, водонепроницаемые часы были особенно удобны, когда бродяги спускались в подземелья «Медпрома» или Пустошей. Определить там время суток зачастую можно было только по циферблату, имеющему 24 деления. Часы пользовались большим спросом у ходоков Зоны, а потому барыги всегда имели приличный запас этого товара. Мобила не удивился присутствию часов-хронометра в Избе. Серебристый корпус начищен до блеска. Секундная стрелка исправно бежит по кругу. «И раз, и два», – начал считать про себя Мобила. Нет, стрелка не торопилась, она двигалась, как ей положено. Рядом с часами лежали две кучки палочек. Командир потрогал палочки и вопросительно посмотрел на Лиса. Тот широко улыбнулся и принялся пояснять.
– Как только стрелки сходятся на 24, мы одну палочку переносим из левой кучки в правую. Семь палочек – неделя, тридцать – месяц, вместо него кладём большую палочку… Двенадцать палочек – точка на стене.
– И какой у вас сейчас месяц? – потрогал пальцем часы командир.
– Май, тит едрит, весна… – вздохнул Бандура.
– Врёт ваш хронометр, – сказал Седой, – в Зоне сейчас осень.
– А ты уверен, тапочки губошлёпа? – поднял голову Ширяка. – Это входили сюда, была осень. Потом сбились с тропы… Не факт, что мы ещё в своём времени.
Наступило тягостное молчание. Временной капкан клацнул хищными зубами. В который раз вспомнились слова Магистра о том, что можно заблудиться во времени. Тогда сталкеры посмеялись в душе: как можно заблудиться в том, что нельзя потрогать руками.
– Так что, други, – похлопал панибратски по плечу Мобилу Лис, – похоже, не мы с вами, а вы с нами остаётесь. Располагайтесь, только около хронометра я остаюсь. Мой пост!
– Может, хронометр врёт? – командир взял в руки металлический кругляш часов, машинально повернул часы обратной стороной и чуть не выронил. На тыльной стороне было коряво начертано: «Время – открытые врата».
– Джон, – вырвалось у него, – это часы Джона…
– Оборотень твою Зону, шутишь, – поднялся Седой, – Джон пропал полгода назад, а часы принадлежат Старцу. Тридцать лет они тикают здесь.
– Эту надпись нацарапал Джон, когда мы сидели в схроне, пережидали Чернобыльца. Видишь, у буквы «р» длинная ножка. Это я его подтолкнул под руку…
– Если, тит едрит, полгода там – здесь тридцать, то и наше время, тит едрит, не три года, – набычившись, произнёс Бандура.
Его лицо и шея налились кровью, казалось, шевельни человек пальцем, и кровь брызнет во все стороны.
– Три дня всего, – выглянула из-за спины Глюка Васька. – Когда дядя Порфентий говорил с Кэпом, он открыл вам портал сюда.
– Кто? – удивлённо спросил Гнейс.
– Не важно, вы его всё равно не знаете. Просто вы были отрядом тамплиеров и вас вёл Кэп. Вы должны были убить нас.
– Пацан, ты говори, да не заговаривайся, – повернулся к Ваське Гремуха. – Я даже в беспамятстве не мог вступить в отряд тампонов. Они перерезали моих пацанов… Сонных!.. Потому что лоб в лоб никогда бы не взяли. Трусы поганые…
– Гремуха, если Рэбит говорит правду, тогда понятно, почему мы в серых комбезах, – Гнейс показал пятно на рукаве. – Помнишь, что отсюда срывали?
– Эмблему с красным крестом, – рассмеялся Лис. – Бандура сейчас помрёт от мыслей.
Тот таращил выпученные глаза в пространство и шевелил губами, будто что-то подсчитывал.
– Бандура, – окликнул Гнейс, – ты живой?
– Эт, тит едрит, значит, прошло всего три дня? – «вернулся» в избу черноволосый, его взгляд просветлел. – Значит, тит едрит, моя Лиза никого не нашла. А ну, мужики, тит едрит, поднимайтесь, пошли… Хватит осьминожкам под губы заглядывать.
Он торопливо вскочил, забегал по каменному полу, шлёпая босыми ногами.
– Сядь, – тихо приказал Глюк.
Черноволосый подчинился и стал тоскливо смотреть на собратьев по несчастью.
– Давайте разберёмся, – не повышая голоса, предложил Глюк. – Где сейчас Джон? Э-э, Старец…
– Зимой ещё ушел, было две палочки, – живо отозвался Лис.
– Куда ушёл?
– Кто же знает? Он никогда ничего не рассказывал. Приходил, отсыпался, проверял хронометр и снова уходил. Говорил, что хочет найти врата вечности и пройти через них.
– Здесь ничего постоянного нет, колобашки их искусай, – развёл руками Гнейс, – до Тьмы вы видели пустыню, а после неё вокруг Избы может раскинуться непроходимый лес или топяное болото. Что здесь не меняется, так это холмы и Изба Старца.
– Опаснее всего, – кивнул головой Гремуха, – когда вокруг распускаются слепительные цветы. Читали про Каменный цветок у Хозяйки Медной горы? Красоты неописуемой. Но если он распускается, смотреть на него нельзя – ослепнешь. Лучи у него ярче лазерных.
– Так уж прямёхонько и ослепнешь? – скроил уморительную гримасу Памперс.
– На первой базе был один ботаник. Он всё хотел посмотреть, как расцветает каменный цветок. Посмотрел… Даже свет от тьмы не стал отличать. Всё какие-то глюки ему виделись. Извини, Глюк, не о тебе сейчас.
Глюк махнул рукой.
– Ну и…
– Ему какие-то тропы казались, ворота запертые. Сколько раз ловили то в болоте, то в лесу. А как-то вот этот выкидыш дикой свиньи, – Гремуха кивнул на Лиса, – проспал ботаника. Мы его так и не смогли отыскать. Скорее всего в болоте утонул. Хотел я прибить этого… что с него возьмешь – черносотенец.
– Как это, черносотенец? – удивилась Васька.
– Он в Зоне в черносотенцах ходил.
– Это те, что… – побелела Васька.
– Рэбит, всё в прошлом, – погладил её по вихрам Глюк. – Други, а как у вас со сторонами горизонта? Тоже не постоянны?
– Да хрен бы их знал, компаса у нас ни у кого, кроме Старца, нет. Вроде бы не жаловался он на стороны горизонта, – Гремуха замолчал.
Седому показалось, что за его спиной вздохнула и зашуршала крыса. Оглянулся. С каменной лавки приподнялся хмурый мужик, пригладил жиденькие волосы на голове, поморгал отёчными глазами, шмыгнул носом. Ширкнул взглядом по незваным гостям.
– О, проснулась наша немая Терка, а Тьма ещё не замолчала, – гыкнул Лис
– Не пугай человека, она уже на свист перешла, – повернулся к ним Гнейс, – скоро выключится.
– Вовремя проснулися, похож, – ворчливо сказал высокий тощий сиделец, тоже поднимая голову с лавки, – а вы чё и не ложилися?
– Не тебе чета, Голиаф. Подремали – и на ноги. Тебе бы только дрыхнуть.
– А-а-а… Пойду наверх, послушаю свист…
Высокий хотел встать, но в это время наверху что-то разорвалось. Лис и Мобила не удержались на ногах, их отбросило к лавкам. Людей накрыло ударной волной… Раздался треск, и по стене пробежала трещина. С потолка посыпались камни и камешки.
Наступила глухая тишина, не было слышно даже дыхания. Вскочившие с лавок мужики обалдело таращили глаза.
– Тьма выключилась, – пополз к лестнице Лис, – погнали, мужики, колобашки собирать, а то осьминожки их быстро прихватизируют.
– Странно как-то выключилась, – тряс головой Гремуха, – за три года ни разу такого не было. Или я брежу?
– Очень странно, но разберёмся, колобашки нас искусай. Давай, други, наверх, – поднимаясь, сказал Гнейс.