Российская Конфедерация. Антиутопия. Глава 23

 

Все строения на улице были похожи на точные копии друг друга. Основательно покрытые мхом, с потемневшим  шифером  на крышах и изрядно покосившимися окнами. Дома   были деревянными: с подгнившими  брёвнами,  поеденной мышами паклей, поведёнными в стороны  стенами.  Жилища не производили впечатление полной   нищеты, но основательная, заскорузлая бедность, с которой  уже давно смирились, чувствовалась во всём. Домовладения от окружающего мира отделяли заборчики из  штакетника высотой чуть более  метра.  О таких трудно не сказать «на ладан дышит». И поверх заборов, и через щели штакетника было великолепно видно всё, что происходило внутри. 
Местный народ всегда жил  честно и поэтому бедно. Во все времена людям  нечего было скрывать ни друг от друга, ни от государства. Разве что самогонные аппараты, но это совершенно отдельная тема, о которой вряд ли уместно говорить лишь вскользь.
 Стрелов вспомнил каменные заборы в горских селениях: высокие, не заглянешь внутрь, с железными воротами, с громадными кавказскими овчарками на цепях, готовыми по команде хозяина насмерть загрызть любого, кого назначат врагом.
Приняв позу широко используемого в русском фольклоре членистоногого, над грядкой  склонилась пожилая женщина.  Увлечённая делом, она не  заметила  заинтересованного взгляда  прохожего.   Циклическое  существование местного населения в основном сводилось  к битве за урожай, выражающейся в массовой посадке картошки на огородах и дачных участках.
Вспомнился старый анекдот. «Мужик ковыряется в земле. Подлетает в навороченном джипе бригада братков:
- Кореш, мы тут вагон золота оприходовали. Надо перебросить на грузовик. Людей не хватает, помоги. Под пацана отвечаем, пара брусков рыжья твои.
- Да вы что ребята, какое золото?! Колорадский жук поедом заедает. Не опрыскаю сегодня ботву, весь урожай прахом пойдёт!»
«Да, - ухмыльнулся Алекс, - а тому урожаю даже на московском рынке красная цена – курам на смех. Как это называется: аберрация близости?  С кем трахаешься, того и любишь!»
  Хозяйка наконец-то почувствовала на себе заинтересованный взгляд, разогнулась,   медленно переставляя натруженные ноги. Алекс ускорил шаг, увлекая за собой Вовочку.



Больничный корпус находился на пригорке, в глубине внушительных размеров двора, обнесенного забором. Железные ворота на удивление были выкрашены,  а при дуновении ветра почти не скрипели. Соратники осторожно подошли к проходной. Трое мужчин в синих телогрейках, по виду явно пациенты, не обратили на них никакого внимания. Незнакомцы  были без халатов и значит, не являлись представителями власти.
- Извините, -   Пряхин обратился   к сидящему на вахте санитару, -  нам бы к заведующему.
Окинув незнакомцев с ног до головы, санитар, видимо, дал им весьма высокую оценку.
- Орешкин  сейчас на выезде, - словно оправдываясь,  ответил вахтёр, - вы подождите, он скоро вернётся.
Чтобы развеять скуку и как-то уважить незнакомцев, санитар пояснил.
– В   Верхнем Перекате  ещё один коммерсант шизанулся. К выборам прямо поток. Позавчера одного привезли, так и суток не пробыл - сбежал. Вот теперь снова.
 Он готов был продолжить свой рассказ, но к проходной подкатила карета скорой помощи – белая, с красными полосами и крестами по бокам. Микроавтобус был старым, ржавым. Мотор заглох с чихом, дребезжанием, машина затряслась и лишь после этого остановилась. Санитары вывели пациента. Стрелов  ещё раз взглянул на автомобиль: не оставалось ни малейших сомнений, что в ближайшее время у него непременно отвалится днище. 
- Валентин Федорович, к вам! - обратился  к врачу вахтёр. Алекс  внимательно осмотрел заведующего. Высокий, худой, узкоплечий. Типичнейший астеник. Длинные, тонкие руки и ноги, крупный нос, большие голубые глаза. Светлые волосы от природы были редкими, к тому же к своим далеко не полным сорока годам доктор обзавёлся внушительной лысиной.


 
- Вы  ко мне, господа, - с уважением обратился к незнакомцам доктор, - проходите.
- Ребята, -  дал он распоряжение  санитарам, - управитесь сами.
Валентин Фёдорович не стал сразу выяснять цель визита, явно,  посчитав это излишним. Без дела   заведение не посещали.
- Видите, - словно оправдываясь, доктор Орешкин окинул рукой просторный большой двор, - у нас тут многое далеко от совершенства. Но вы же  понимаете – бюджетное финансирование.
Алекс внимательно посмотрел по сторонам. Прямо от ворот тянулись лечебно-трудовые мастерские, за ними располагался небольшой гараж, чуть дальше животноводческие помещения. По едва уловимому запаху, Стрелов понял, что в подсобном хозяйстве учреждения содержатся свиньи и куры. Несмотря на вылезающую изо всех щелей бедность, двор был основательно ухожен: фруктовые деревья и кустарники, клумбы с цветами, скамейки. Для этого нужны не деньги, а старание. И здесь  однозначно  просматривалась заслуга заведующего.  Орешкин провёл гостей через парадный вход. Открывая массивную резную дверь, он осторожно, явно боясь хоть чем-то обидеть, тихо спросил.
- Господа, как я понимаю, у вас определённые  проблемы?
- Ну, может быть, не совсем у нас, - улыбнулся Пряхин, - но проблемы есть.
- Тогда давайте пройдём ко мне, - предложил заведующий, - там всё и обсудим.
 Дверь в кабинет, к удивлению соратников, оказалась не заперта. Во всех внутренних помещениях,  заметил Алекс,   на дверях не было ручек. «Наверно, так положено, - подумал он, - но, чтобы дверь не закрывать, нет, это точно не по инструкции!» Кабинет заведующего отличался особым аскетизмом:  стол, пяток стульев, платяной и книжный шкафы,  сейф. Кроме белоснежного парусника, мчащегося, по синим волнам, на висящей в углу картине, в помещении больше ничего не было.



За исключением благообразного старикашки в роговых очках с мощными астигматическими линзами, который с увлечением читал старую  книгу в плотном  переплёте.  Это  был учебник для вузов «Диалектический материализм» одна тысяча девятьсот пятьдесят четвёртого года издания.
Взглянув на удивленных гостей, Орешкин улыбнулся.
- Нестор Поликарпович, - пояснил он, указывая на старичка, - интереснейший человек. Господа, мне необходимо срочно отдать несколько распоряжений. Думаю, на всё уйдёт не более пяти минут. Если вы не против этого, пока пообщайтесь. 
 Конечно же, старик был одним из пациентов. Но что-то неуловимое выделяло его из общего ряда. Посмотрев водянистыми глазами на незнакомцев, Поликарпович, словно в продолжение разговора произнёс.
- Большевики много чего говорили о коммунизме. Всё это оказалось одной большой неправдой. А вот то, что они рассказывали о капитализме, во многом  близко к истине!
- Да? – с интересом спросил Пряхин, - и что же?
- Время, в котором мы живём, идеально для массового сумасшествия. Но что происходит в реальности? Казалось бы, все, кого лишили идеалов и средств существования давно должны стать пациентами. Однако фактическое положение дел далеко не столь трагично.   
- Любопытно, - рассуждения психически больного человека искренне заинтересовали приятелей, - и как вы считаете, почему?
- Непрерывные длительные эксперименты над нашим народом настолько закалили его, - старик посмотрел с превосходством человека, располагающего потаённым знанием, - что перед ним бессильны любые невзгоды.  Мы с нечеловеческим упорством цепляемся за жизнь. Некоторым удаётся преуспевать, конечно же, за счёт менее активного, более слабого большинства. Но есть совсем незначительный процент людей, которые в принципе не хотят принимать общие правила игры. Вот их-то как раз и помещают в такие заведения, чтобы не смущали остальных.
 «Лектор» готов был и дальше упражняться в совершенствовании  околонаучной тематики, но в это время вернулся Орешкин.
- Поликарпович, - с лёгким смущением прервал он монолог, - сходи, проконтролируй обстановку, пока мы побеседуем.
Степенно поправив очки, старик поместил в книгу закладку. Затем аккуратно поставил том на полку книжного шкафа, и не спеша, с достоинством удалился.



- Я весь во внимании, - сложив руки домиком, Валентин Федорович наклонился к собеседникам, - что же привело вас сюда, господа?
- Дмитрий Балакирев, мы приехали, чтобы встретиться с ним!
 — Это невозможно, - развёл руками Орешкин, - прошлой ночью он сбежал.
- Как интересно, - присвистнул Пряхин, - час от часу не легче. Дел осталось всего – ничего, начать и кончить. А с каким диагнозом он был помещён?
 - Депрессивная фаза маниакально – депрессивного  психоза. На основе сложной бредовой идеи такие больные склонны к суициду, поэтому требуется непрерывное наблюдение за их поведением. Это  по истории болезни.
- Ага, - посмотрев в потолок, задумчиво произнёс Вован, - вы, значит, его тут от смерти спасали, а он сбежал, чтобы броситься под первый же поезд.
- По бумагам выходит так.
- Выходит так, - скривил губы Стрелов, - а заходит, значит,  за деньги? Или наоборот?   
- Уважаемые, - тихо, но решительно произнёс Орешкин, - я человек маленький, хочу просто спокойно жить и работать. Но оказывается, в этой стране такое невозможно в принципе. Я вовсе не знаю, кто  вы,  зачем здесь и чьи интересы   представляете. Поверьте, никого  не удивит, если после того, как вы покинете кабинет, заведующего, то есть меня, обнаружат в большой луже крови с дыркой в голове или проколотым тесаком сердцем. Мы все давно уже в большой куче дерьма и как из неё выкарабкаться, пожалуй, не знает никто.   «А вот то, что они рассказывали о капитализме, - перед глазами Стрелова неожиданно возник образ Поликарповича, - во многом оказалось близко к истине».
- Правильно ли я вас понял, доктор, - Алекс дружелюбно  посмотрел на  растерянного Орешкина, - что вы не  являетесь неотъемлемой частью местной организованной преступной группы и участвовать в той или иной степени в творимом беззаконии вас заставляют? Не  так давно здесь были две сестры, пытавшиеся заступиться за сбежавшего пациента. Менты похитили их и вывезли в неизвестном направлении. Этим   «блюстителям закона» немного не повезло. Мы представляем интересы сестёр и готовы довести дело до   конца.
Заведующий долго не знал, что ответить, а затем как бы с упрёком произнёс.
-Ну, вы, парни, оголяете до костей!



 - Валентин Федорович, - всеми силами показывая спокойствие и порядочность, ласково произнёс Пряхин, - поймите, нам от вас лишнего не надо. Вы всего лишь в общих чертах изобразите сложившееся на  территории административного района положение, и мы расстанемся добрыми друзьями.
При этом он со словами «берите за труды праведные»  выложил на стол пять купюр по сто долларов.
Орешкин, понимая, что отказываться от денег глупо и опасно, вкратце обрисовал обстановку.
- ОПГ возглавляет прокурор Степан Тарасович Кабанчук, более известный как Кабан.  Он подмял под себя все структуры. Коммерсанты платят поборы, роль боевиков  играют менты. И сам Кабан и высшее руководство района – все выходцы из Львовской области.  Степан Тарасович патологически амбициозный и жестокий человек. И если отсутствует диагноз, то это вовсе не значит, что нет болезни. У нас это называется акцентуированная личность. Психопатический склад характера. Его непременно надо обследовать. Но кто  этим займётся?!  Срок   пребывания ставленника ОПГ в должности главы районной администрации заканчивается в ближайшее время. У них всё на мази, перевыборы – чистая формальность.   И тут вмешался Балакирев. Вначале они хотели  его  просто посадить, но поджимают сроки.   Аферу с помещением сюда в психбольницу Кабан, я уверен, придумал сам. Они мне прямо объяснили: или я играю по их правилам, или в игре не будет никаких правил.
  От волнения Орешкин  с силой сжал между пальцев шариковую ручку, которая, не выдержав напряжения, треснула на стыке деталей. Даже  не заметив этого, он продолжил.    


                - Жители района хотят развивать экологический туризм, зарабатывая на сытых москвичах.  Реки, озёра, грибы, ягоды, рыбалка, охота; всё это способно обеспечить безбедное существование. Добавьте сюда ресторанчики, кафе, шашлыки, бани – можно жить, не зная горя. Но  после   выборов, а это вопрос практически решённый, на территории района,  прямо возле нефтепровода построят нефтехимический комбинат. И вся экология полетит в тартарары. Кому нужны грибы, растущие рядом с чадящими трубами?!
А сейчас ведь ситуация сложилась, по принципу – нет худа без добра. Сельское хозяйство еле теплится. Насчёт удобрений, тем более пестицидов – глухо, как в танке. Экологические цепи восстанавливаются. Зверья стало – Некрасов со своим Мазаем отдыхает. И бобров развелось, и лис. А лосей, наверно, теперь  больше, чем на фермах коров.
Но никакой Швейцарии у нас не получится, выйдет  чистая Колумбия. Десяток жирных тузов станут наедать бока от нефти. Несколько сотен человек будут на этом заводе вкалывать,   в общем-то, за неплохую зарплату.  А остальные  двадцать тысяч – лапу сосать: спиваться, деградировать, дичать. Они окажутся, абсолютно никому не нужны. И чем быстрее передохнут, тем меньше мороки у власть предержащих. Громче всех об этом говорил  Балакирев. Поэтому его и закрыли.
- И ты помог ему бежать? – в упор посмотрев в глаза заведующего, властно произнёс Алекс.
- Да, - не отводя взора, ответил Орешкин, - я посчитал это своим гражданским долгом.
- Как нам встретиться с ним? -  выкладывая на стол ещё пятьсот долларов, уже спокойно и деловито спросил Стрелов.
- Не сегодня-завтра я свяжусь с Димой, - с гордостью проговорил доктор, - он уже почти подготовил на них убойный компромат. Не хватает некоторых деталей. Если информация выплеснется за пределы района, выборы непременно отменят. Там везде махровая уголовщина. Дайте мне свой номер мобильного телефона, я  позвоню, как только ваша встреча станет возможной.               
 ***
 

 Попрощавшись с Орешкиным,  приятели, стараясь не привлекать к себе внимания, мимо автобусной остановки направились в примыкающую к берегу реки рощу.  Алекс  непроизвольно всё время наталкивался на мысль об убогости местной жизни, где не было ни богатых, ни бедных: только нищие!  Постепенно его охватывала вселенская жалость, состояние которой лучше всего выразить строкой: «Легко любить всё человечество, труднее полюбить соседа».
   И тут, словно из-под земли, перед соратниками  выросли две чистеньких, аккуратненьких старушки с толстой пачкой журналов, напечатанных на высококачественной бумаге. «Пробудись!»,  «Сторожевая башня»,  прочитал Стрелов.   «Привет, - мысленно поздоровался он с бабульками, - и тут вашего брата хватает! Вот уж не ожидал. Что ж, свято место пустым не бывает. Ладно, там, на юге, но здесь-то, куда попы смотрят?!».
 Заметив улыбку  на губах  незнакомца, активистки восприняли её по-своему. 
- Молодые люди, - тут же обратилась к друзьям одна из проповедниц, - похоже слово Иеговы Бога не оставляет вас равнодушным?
- О, да! – автоматически настроился на  духовную волну Алекс. Ему изрядно хотелось подначить Вовочку и посмотреть, как тот поведёт себя  с представителями «конкурирующей фирмы». Стрелов  прекрасно разбирался в методах общения с такой братией. Главное – занять ярко выраженную соглашательскую позицию.
- Я всегда готов слышать слова, идущие от Иеговы Бога и сына Его Иисуса Христа. 
Таким образом, разделив неделимую христианскую Троицу, он как бы произнёс ключевую фразу: «Нет  Бога кроме Бога, а сын Его не Бог».  Старушки быстро поняли, что перед ними свой, и деловито поинтересовались, крещён ли он по обряду Свидетелей Иеговы. Алекс  не стал городить огород и честно ответил, что пока ещё нет.



Не особо досадуя, агитпроповки всучили приятелям по  визитке близлежащего Зала Царств, где проводятся религиозные собрания, свежие номера обоих журналов и брошюру «Существует ли заботливый Творец?»  На удивление и Вовочка  вовсе не стал отказываться от прессы. Похоже, и он здраво  полагал, что не будет излишним на досуге поупражняться в сравнительном анализе разных концепций одного и того же теологического пула. Тут ко времени появился автобус, следующий в противоположную от Верхнего Переката сторону. Он и увёз активисток. Оставалось лишь констатировать, что на всё воля Божья! На прощание сёстры - они  уже однозначно признали напарников  братьями - добавили.
- Обязательно приходите в Зал Царств, будет большой доклад, разоблачающий слухи о конце света.
Не желая огорчать проповедниц, Алекс дал согласие посетить собрание при малейшей же возможности. Он однозначно не собирался делать этого. Но, даже памятуя универсальную мировоззренческую установку «добро должно быть с кулаками», вовсе не разделял точку зрения,  что в любом случае горькая, правда, лучше, чем сладкая ложь. 
Ведь любая истина, по крупному счёту,  это всего лишь очередное заблуждение   человеческого разума. Определённой группой людей - в диапазоне от одного человека до всего человечества -  на некоторый период времени - от одного мгновения до тысячелетий- оно воспринимается как нечто незыблемое. За письменную историю мировой цивилизации длиною всего лишь в пять тысяч лет не было ни одной истины так и оставшейся непоколебимой.



Алекс с усмешкой вспомнил слова детской песенки: «Папа может всё, что угодно, только мамой не может быть!». Уж здесь, казалось бы, спорить точно не о чем. Отнюдь! Повальное распространение содомии на Западе привело к появлению такого юридического казуса, как ликвидация  понятий «мать» и «отец». Их заменили терминами «родитель №1» и «родитель №2». И совершенно неважно кто из двух гомосексуалистов, усыновивших ребёнка, позиционирует себя как папа, а кто как мама. Так что устарела песенка и пора отправлять её на свалку истории вслед за   теориями общественного развития, которые «верны, пока всесильны». 
Неожиданное появление религиозных проповедниц  навеяло размышления…   
 
КОНЕЦ   ГЛАВЫ.