Мемуары Арамиса Часть 292

Вадим Жмудь
Глава 292


Ровно в семь часов утра Король открыл заседание Совета, на котором присутствовали Фуке, а также Лионн, Летеллье, Кольбер, Бриенн, Бушра.
Суперинтендант направился во дворец на заседание Совета в носилках. Едва его носилки направились из его дома и скрылись из виду домочадцев, половина мушкетеров д'Артаньяна расположилась группами перед дверьми, контролируя все входы и выходы.
Другая половина скрытно последовала за Фуке.
Заседание во дворце проходило как обычно, обсуждались самые рутинные дела. Фуке всё ожидал, что Король сообщит о назначении его военно-морским министром или даже премьер-министром, но этого не произошло.
«По-видимому, что-то ещё не готово, — подумал Фуке. — Возможно, следует подготовить какие-то бумаги, патенты, приказы. Что ж, я подожду».
Когда заседание закончилось, первыми зал покинули Кольбер и Лионн. Мишель Летеллье подошел к Бушра, ведавшему в Государственном Совете прошениями и бывшему комиссаром Короля в Бретонских штатах. Он быстро сунул ему в руку сложенный в четверо листок.
– Быстро прочтите и исполняйте, – прошептал он.
Бушра незаметно развернул листок, на котором были написаны следующие слова: «Король повелевает Вам сейчас же опечатать дом господина суперинтенданта Фуке. Ни одна бумага не должна пропасть из его дома, отвечаете головой».
Бушра поспешно вышел из здания и направился к дому Фуке.
Людовик вдруг усомнился, что д’Артаньян верно понял его приказ, откладывающий арест Фуке. Поэтому он задержал Фуке у себя и весьма любезно стал беседовать с ним на самые различные отвлечённые темы. Разговаривая с суперинтендантом, Людовик как бы невзначай продвигался к окну. Тут он вспомнил, что на столе лежит карта Франции, прекрасный предлог для того, чтобы подойти к столу и по пути взглянуть в окно.
— Каково ваше мнение о прочности наших границ с севера? — спросил он. — Давайте посмотрим на карту.
Он направился к столу и проходя возле окна увидел во дворе д'Артаньяна со шпагой на боку. Это его окончательно успокоило.
— Не находите ли вы, что эти границы следует в скором времени укрепить? — спросил Король, которого уже совсем не интересовал ответ Фуке.
— Я нахожу, Ваше Величество, что следует укреплять те границы, которые мы желаем оставить без изменения, а там, где мы планируем наступать, следует укреплять войска, усиливать их снабжение провиантом, фуражом и, конечно, оружием, порохом и пулями, а также пушками и ядрами.
— А мы планируем наступать на Голландию? — спросил Людовик с удивлением.
— Достаточно взглянуть на карту, чтобы понять неизбежность этого, — ответил Фуке.
— Интересно, — проговорил Людовик. — Когда же, по вашему мнению, начнётся наша кампания в Голландии?
— Лет этак через десять-одиннадцать, — ответил Фуке.
— Ну, тогда мы ещё успеем обсудить этот вопрос несколько позже, господин Фуке, благодарю вас, — ответил Король, радуясь, что можно прекратить разговор самым естественным образом. — Я вас больше не задерживаю.
Суперинтендант откланялся и вышел из зала Совета в наилучшем расположении духа, осознавая, что молодой Король советуется с ним по самым разнообразным вопросам, даже тем, решение которых предстоит ещё совсем не скоро.
Фуке проследовал по большой центральной лестнице, где его ожидала толпа почитателей и просителей. Кому-то из них он что-то обещал, кому-то отказывал, кого-то приглашал зайти к нему с этим вопросом позже, но большая часть просителей остались без внимания. Фуке всё ещё был болен и торопился домой, чтобы прилечь и отдохнуть. Он спокойно вышел из дворца и направился к своей карете.
Д'Артаньяну надлежало арестовать Фуке, как только тот выйдет за ворота Дворца, но прежде следовало получить от Летеллье подтверждение приказа. Поэтому д'Артаньян разрывался между тем, чтобы последовать за Фуке и тем, чтобы направиться в Летеллье за подтверждением.
Летеллье, по-видимому, запамятовал о важности и срочности передачи указания капитану, поэтому он неспешно спускался по лестнице о чём-то беседуя с господином де Лафейядом. Д’Артаньян тщетно пытался издалека привлечь его внимание. Летеллье был полностью поглощён праздным разговором.
 Вероятнее всего, Лафейяд, тайный сторонник Фуке, о чём-то догадывался и поэтому он нарочно задерживал Летеллье в попытке дать возможность Фуке удалиться. Д'Артаньян был удивлен и подумал, что, быть может, Король передумал арестовывать суперинтенданта. Как бы ни было неловко прервать беседу министра, он подумал, что за невыполнение приказа придётся отвечать ему лично, ему, д'Артаньяну, и никому иному. Поэтому он подбежал к Летеллье, только что освободившемуся от навязчивого собеседника, и спросил его, не изменилось ли что-нибудь.
— Ничего не изменилось! — ответил Летеллье, как бы очнувшись от сна и оглядываясь вокруг. — Что же вы медлите? — спросил он.
«Это я медлю? — в гневе подумал д’Артаньян. — Чёрт его раздери, неужели трудно было хотя бы кивнуть головой?! Теперь этот болван скажет Королю, что я был недостаточно расторопным!»
Д'Артаньян в ужасе поспешно вбежал на дворцовую площадь и увидел там секретаря Короля и своего друга Роза.
—  Где Фуке? —  тихо спросил он, ничем не выдавая своего волнения.
— Он пять минут назад вышел из зала Совета, — ответил Роза. — Его носилки несут в сторону его дома.
«Если бы я мог сообщить моим мушкетёрам цель наших маневров, я бы заставил их следить за носилками Фуке и не выпускать из вида! — думал д’Артаньян в ожесточении. Неужели стоило устраивать такую секретность, что никто из мушкетёров не знал о цели нашего патрулирования, тогда как, подозреваю, все члены Совета и кое-кто ещё прекрасно обо всём осведомлены!»
В это время носилки Фуке уже миновали замковые стены, их пронесли мимо второго эскадрона мушкетеров, где никто и не подумал их задержать, после чего они, продолжая путь, тихо исчезли на улицах города.
Д'Артаньян вместе с пятнадцатью мушкетерами он вскочил в седло и бросился на поиски по улицам Нанта. Он настиг носилки на соборной площади и велел окружить их.
— Сударь, мне нужно поговорить с вами, — сказал он Фуке.
—  Ещё один проситель! — недовольно проворчал Фуке. — И у всех, конечно, неотложные дела! Не может ли ваше дело подождать до того момента, когда я вернусь к себе?
— Нет, сударь, то, что я должен вам сказать, не терпит отлагательств, — возразил д’Артаньян.
— Вот оно, значит, как! — озадаченно восклицает суперинтендант.
Даже вид капитана мушкетёров с пятнадцатью всадниками не насторожил его, поскольку он продолжал пребывать в мечтаниях о своей дальнейшей карьере.
Он вышел из носилок и поприветствовал д'Артаньяна взмахом шляпы.
— Ну что ещё у вас? — спросил он. — Какие-то срочные суммы для срочных поездок? Давайте ваш ордер, я подпишу, и вы получите ваши деньги.
— Монсеньор, мне приказано вас задержать, — сказал капитан.
—  Однако, господин д'Артаньян, точно ли, что вам нужен именно я? — удивился Фуке.
— Абсолютно точно, сударь.
— Просто задержать? — удивился Фуке. — Я должен кого-то подождать здесь, на улице, или мы возвращаемся к Королю? Он, по-видимому, хочет сообщить мне что-то срочное? Что означает слово «задержать»?
— Вот письменный приказ Его Величества, — ответил д’Артаньян. — Если Ваша Светлость желает более точный термин, извольте, мне приказано вас арестовать и препроводить к месту вашего дальнейшего пребывания.
— Куда именно? — спросил Фуке, всё ещё не веря в происходящее.
— Обещаю, что вы скоро узнаете об этом, — ответил д’Артаньян.
Фуке схватил из рук капитана бумагу и несколько раз её перечитал. Первые два раза до него не доходил смысл написанного, потому что глаза пробегали строки документа, а мысли его метались в голове, словно белка в колесе, та самая белка, которая изображена на его гербе.
Наконец, до Фуке дошёл смысл изучаемого им документа, и он изменился в лице.
— Не может быть! — сказал он тихо. — Ничего подобного я не ожидал. И уж во всяком случае не сейчас и не здесь. Ведь я беседовал с ним десять минут назад, беседовал о дальнейших планах. Я верил, что Король благорасположен ко мне более, чем к кому бы то ни было во всей Франции. Ведь я нужен ему! Что происходит, Боже мой! Что ж. Тут ничего не поделаешь. Господин капитан, я в вашем распоряжении. Если можно, прошу, чтобы все было сделано без лишнего шума. Пожалейте членов моей семьи. Ведь они-то ни в чём не виновны. А им теперь с этим предстоит жить. Боже мой, боже мой!

(Продолжение следует)