В февральской ночи затерявшийся среди брянских лесов городок казался вымершим. На опустевших улицах нельзя было встретить пешеходов, и машины с вечера встали по своим местам. В свете фонарей, вальсируя, падали на землю снежинки, где-то на окраине, учуяв куницу, голосила собака, и ей изредка подпевали собратья.
Дети, окончив институты, остались в Москве, жена уехала к сестре в Брянск. Сергей Николаевич коротал вечер один. Недосмотрев очередное политическое ток-шоу, намеревался выключить телевизор и лечь спать, но не успел. Внимание привлёк нарастающий шум поезда. Носов более тридцати лет проработал машинистом. Будучи почётным железнодорожником, по стуку колёс мог запросто отличить электричку от пассажирского, либо от грузового состава, однако здесь имело место что-то нестандартное.
С каждой секундой шум становился более сильным и мощным. На товарняк в сторону Рославля не походило по графику. В это время никаких составов не должно было быть, при этом от поезда шла сокрушительная уверенность.
Сердце сжалось от непонятной тревоги. Когда колёса застучали рядом, Носов выглянул в окно и оцепенел от увиденного.
Мать честная! В Жуковку прибыл эшелон с танками. Зачехлённая техника крепилась к платформам, количество коих не поддавалось подсчёту.
За неделю до этого он подал заявление на отпуск, но ему отказали. В тот же вечер женщина из отдела кадров сообщила: «Поступил приказ, железнодорожников на пенсию и в отпуск не отправлять до особого распоряжения».
Что? Почему? На тот момент казалось непонятно - теперь всё встало на свои места. Танки привезли не просто так, их направят на Украину. А чтобы они туда попали, нужны машинисты.
Сон улетучился. Отодвинув штору, он напряжённо глядел в окно. Железнодорожные пути и платформа в ночное время всегда подсвечивались. Теперь фонари оказались выключены. В темноте слышались звучные приказы командиров, словно тени замелькали солдаты. Через пару минут вдоль состава уже прохаживались часовые, сверкая пристёгнутыми к стволам штык-ножами.
В родном Харькове Носов окончил железнодорожный техникум и распределился в Брянскую область. В Жуковке молодому машинисту выделил дом, куда он, женившись на местной девушке, привёл супругу. Советский Союз распался, а Носов, закрепившись в Брянской области, стал гражданином России. На первых порах разницы не чувствовалось, но далее ситуация начала меняться.
После присоединения Крыма их дружная семья разделилась. Оставшийся под Харьковом брат ратовал за Украину. Сестра на Донбассе будущее связывала с Россией. Нина и Павел неоднократно спорили, и, как итог, разругались. Связь поддерживали только с Сергеем, и друг о друге ничего слышать не желали.
Сергей, прирождённый дипломат, резких фраз не озвучивал, сохранив с братом и сестрой нормальные отношения.
За четыре года до этого, взяв отпуск, Сергей навестил брата, посетил могилу матери в небольшом посёлке Рогань под Харьковом. Чтобы попасть на могилу отца, съездили в Херсон.
Окунувшись в поток украинских новостей, Сергей понял - война неизбежна. Такие конфликты дипломатическим путём не решаются. Особо тяжкое предчувствие, сравнимое с ударом ножа под сердце, он получил в Херсоне, когда сфотографировал выпускников мореходки. Молодые и цветущие ребята в красивой морской форме на фото вышли с закрытыми глазами.
Прадед Носовых по отцу родом был из Гуляйполя. Бабушка неоднократно рассказывала, как Степан Носов, попав в Красную Армию, в сабельном сражении под городком Недригайлов в июне 1921 г. столкнулся с двоюродным братом анархистом и зарубил его саблей. В том бою Красная Армия встречным ударом разгромила конницу Махно, после чего батька былой силы восстановить не смог. И вот теперь через сто лет ситуация развивалась аналогичным образом.
Переполненный думами, он отправился спать, но отключиться не смог. Всю ночь под окнами расхаживал часовой, изредка переговариваясь с товарищами. Парень ходил тихо, но в обострённом сознании явно слышался каждый его шаг.
Под утро, как только Носов уснул, сон прервал телефонный звонок. Начальник спешил сообщить, что сегодня Носов никаких составов перецеплять не будет и никуда не поедет. Ему, как наиболее опытному машинисту, предстоит особое задание.
Отлучаться не имеет права, в любую минуту должен быть на связи, и, самое главное, необходимо ещё раз проверить электровоз. Какое задание, начальник не уточнил. По сути, всё было ясно.
Город Жуковка железной дорогой делился на две части. Люди переходили на другую сторону возле станции, но теперь это оказалось невозможно. Километровый эшелон с танками перегородил путь. Пролезть под вагоном часовые не разрешали. Чтобы обойти, приходилось делать крюк.
Отметившись на проходной, Носов в положенный час поднялся в кабину электровоза и сел на привычное место машиниста. Более тридцати лет он проработал в Жуковском депо. За прошедшие годы приходилось управлять самыми разными тепловозами и электровозами, собственными силами устранять неполадки.
На перегонах случалось всякое: то корова на путях встанет, то лось решит в скорости потягаться, либо кто-то по шпалам пойдёт, наушники оденет и приближающегося поезда не слышит. Выбиваясь из графика, Носов всегда тормозил. Даже если человек или корова отошли в сторону, потоком ветра их могло затянуть под колёса.
Вместе с помощником машинист проверил тормозную систему, уровень масла, тяговые электродвигатели. На панели управления перегорело две лампочки - поставили новые. В трудах и заботах возле родного 3ЭС5С, прозванного в народе «Атаманом», они провели целый день.
Вадим с Носовым работал более трёх лет. Молодой и амбициозный он не понимал миссии эшелона. Ну приехали и приехали танки, если состав пригнали, значит учения. Сергей Николаевич спорить не стал.
Вечером, возвращаясь с работы, он вглядывался в лица. Уныния и тоски не видел. Люди обсуждали насущное. Ни старых, ни молодых воинский эшелон не смущал.
Танкистов разместили в пустовавшем пионерлагере. Не достигшие тридцатилетнего возраста, на Брянщину они прибыли из степного Оренбурга. Фотографируя пойму Десны и сосны, ребята писали СМСки, отправляли голосовые сообщения. Носову запомнился долговязый парень, явно неженатый. Разговаривая с мамой, контрактник сообщил, что их полк на учениях и сколько они продлятся, командир не знает. В ответ мама что-то сказала про огород и про тёплые носочки.
Возвращаясь домой, Сергей Николаевич ещё раз прошёлся вдоль состава. Лёгкий снежок припорошил растянутый над танками брезент. От стволов исходила стальная уверенность, не оставлявшая шансов унынию и романтике.
В десяти метрах от его дома с ноги на ногу переминался часовой. Сергей Николаевич спросил, не нуждается ли он в чём-то? Может поесть принести? Балагур солдатик с радостью ответил, что кормят их хорошо и что скоро они вернутся в места дислокации.
На последнюю фразу Носов не обратил внимания. Он понимал, война будет, она уже у порога. Зайдя домой, налил стакан водки и выпил не закусывая. Более всего удивляло, что люди происходящего не понимают. Человек всегда надеется на лучшее и в это лучшее хочет верить.
Разделить прошлое по маме украинке и по русскому папе невозможно. Но если страна, которая давным-давно стала родной, будет воевать с государством, где он родился, где могилы отца и матери, где живут брат с сестрой и куча племянников и племянниц, как поступить?
Взяв телефон, Носов набрал номер брата. В последний месяц их отношения ухудшились. Костлявая старуха с косой поднималась над горизонтом в своих белых одеждах, и они оба её смрадное дыхание чувствовали.
Павел, по профессии математик, любую ситуацию просчитывал. На вопрос, почему он не хочет присоединения к России, неизменно отвечал:
«В этом случае придётся десятки лет жить в непризнанном государстве. Южная Осетия и Приднестровье во многом ограничены. Нам подобного не надо».
При этом повторял, что проблем у Самостийной державы выше крыши, а Запорожская сечь, которую вылепили прообразом государства, просто сходка разбойников.
Впрочем, то было раньше, теперь Павел высказывал своё мнение в резких тонах.
Сергея мучил вопрос, как построить разговор? Про состав с танками гражданину другого государства что-либо говорить он не имел права, пусть даже этот гражданин родной брат. Молодые танкисты отправятся на войну, часть техники наверняка сгорит, экипажи погибнут. Если он расскажет, информация пойдёт по цепочке, и их кровь будет на его совести.
Павел долго не брал трубку, наконец в ответ прозвучало сухое: «Привет!»
На первых порах Сергей спросил, как дела, чем Павел занимается, боясь затронуть главного. Брат подошёл к этому сам. Он изучал российские каналы и сравнивал с украинскими, что помогало построить картинку. Через пару-тройку фраз Павел рыкнул:
«Сергей, запомни и своим передай, кто к нам сунется, у нас и Джевелины, и другое оружие. По зубам дадим крепко. Даже не думайте!»
Ругаться не хотелось, позиция брата была ясна. Если сыновья разделили наследство и создали собственные семьи, в первую очередь у каждого забота о своей жене и о своих детях. Выбор между детьми и племянниками очевиден. С другой стороны, брат наверняка что-то понял и потому совесть его была чиста.
Теперь предстоял разговор с сестрой, и здесь дело выглядело на порядок сложней. Нина была моложе на пятнадцать лет. Природа наделила её яркой внешностью и звенящим голосочком. С ранней весны и до поздней осени её дом утопал в цветах. Фигуристая и бойкая, она вполне подходила под типаж украинок из кинофильма «Свадьба в Малиновке».
Не зная Нину, могло показаться, что Чехов свою Душечку писал именно с неё, но это было не так. Если сестра что-то решила - спорить бесполезно. В этом случае она превращалась в железную леди Тэтчер.
Нина дважды была замужем. Перед разводами Сергей приезжал, пытаясь помирить с мужьями. Оба раза миссия оказалась провальной.
Вот и теперь, накопив денег, сестра озадачилась квартирой для дочери. Сергей решения не одобрял. Покупка недвижимости казалась безумием, но сестру его мнение не интересовало.
Продумывая фразы, Носов включил телевизор. Он решил, что про эшелон с танками говорить ни в коем случае не будет, построив диалог на телевизионных ток-шоу, где слово «война» проскакивало через раз.
В тот вечер он так и не смог набрать нужный номер. Впрочем, что звонок? Говорливая Трындычиха сразу перебьёт и заткнёт за пояс… Лучше всего написать по электронке.
На следующий день Сергей Николаевич вышел на работу. До самого вечера машинист и помощник проверяли своего железнодорожного коня-богатыря, простукивали колёса, вычищали грязь на механизмах, спиртовыми салфетками натирали до блеска пульт управления.
Слушая в депо разговоры, Носов в очередной раз удивлялся, как люди могут не понимать, что этот состав с танками не просто поделил город пополам. Он скоро разделит жизнь на до и после.
Вадим раздражал юношеской непосредственностью. Общение с помощником Носов свёл до минимума, с друзьями-товарищами, которых знал не один десяток лет, диалог тоже не клеился.
Вечером, открывая калитку, Сергей Николаевич вновь спросил часового, не нуждается ли он в чём-либо? Сменивший белобрысого помора башкир ответил, что по Уставу караульной службы он не имеет права разговаривать с посторонними, брать от них и передавать кому-либо какие-либо предметы и всё в таком роде.
Было заметно, что солдатики стали серьёзней. Смеха и прибауток уже не слышалось, а чернеющие под брезентами танки, подёргиваясь бронёй, подобно коням на ипподроме, готовились к забегу.
Включив компьютер, Сергей начал писать:
«Нина, здравствуй!
Как Лидочка? Обучение на врача в этом году заканчивается. Надеюсь, в аспирантуре она учиться будет опять-таки хорошо.
Нина, ты женщина резкая, но ты меня в этот раз послушай - прочитай, походи, подумай. Деньги, что накопила, пусть лежат. Однушку для Лиды ни в коем случае покупать не нужно!
Будет война и она не за горами. Как и по какому сценарию пойдёт, пока неясно. В Москву приехал президент Бразилии. Пробудет два дня, за ним прилетит немец. По окончании Пекинской Олимпиады или чуть позже начнутся боевые действия. Либо наши пойдут на Киев, либо коридор пробивать будут по всему Чёрному морю до Приднестровья.
Впрочем, это мои личные догадки, но война будет. Нина, сделай запас продуктов и воды. С началом боевых действий всё подорожает. И, самое главное, не трать деньги! Очень тебя прошу, повремени с покупкой квартиры! Пусть деньги останутся при тебе!
Как бы там ни было, ты всегда можешь на меня рассчитывать.
Обнимаю!
Сергей»
Сообщение долго крутилось на мониторе, словно интернет не хотел его посылать в Рубежное, но в итоге отправил. Носов позвонил жене, поговорил с сыном и с дочерью, наполненный грузом мыслей, отправился спать. Утром, включив компьютер, прочитал ответ:
«Серёжа, здравствуй!
У Лидочки всё нормально. Учится. Спасибо за беспокойство.
По второму вопросу, я хоть и резкая женщина (как прокисшее пиво), но не дура. На случай войны всё давно собрано. Если что, мы 2014 г. пережили и нынешний переживём.
Вопрос в другом: зачем России Украина? Страна с разрушенной экономикой, убитой промышленностью и нелояльным населением. Чтобы что? Вы Крым и Чечню еле тянете. Санкций ещё огрести? Нет ни одной логичной причины, нафига эту территорию захватывать и присоединять?
Про сухопутный коридор в Приднестровье версия не выдерживает критики. Прекращай уже. Не надо лить воду на мельницу врага. Вся эта истерика – за счёт психического здоровья (тоже остатков) украинских жителей. Это упёртые нацики страсти накаляют: «Путин нападе, Путин нападе».
Нам ещё тут жить. Побойся Бога, не нагнетай страсти!
Ты на меня не обижайся. Я сейчас никакая не резкая. Просто не могу до тебя достучаться, поэтому в недоумении. Если бы вы напали, я бы с радостью каравай испекла и вышла танки встречать. Я бы эти танки целовала! Но так не будет никогда, увы.
И что мне делать? Помирать в нищете среди вышиванок и украинских патриотив? Я молодая, личную жизнь хочется устроить и у дочери чтобы был угол. Квартиру продают дёшево - хозяева к сыну в Израиль уезжают.
Так что, Серёжа, не пиши ерунды.
Нина».
Это был удар. Хотелось ответить: «Дура, слушай меня! Какая квартира в Рубежном? У нас состав с танками стоит!» Но он этого не сделал.
Следующие дни проплыли словно в тумане. По поручению начальства он перегнал товарняк до Брянска, два раза съездил в Рославль. Так если его направляют в другие рейсы, может и правда ничего не будет?
Увы, нет. Когда раздался ночной звонок с приказом, прибыть в депо, Носов нисколько не удивился. Психологически он оказался готов и давно этого ждал.
К пионерлагерю прибыли грузовики. Танкистов рассадили по Уралам и повезли в направлении станции.
Вой полицейских машин, сопровождавших колонну, разбудил Жуковку. Люди, начав догадываться о предстоящих событиях, выглядывали из окон. Старухи осеняли Уралы и состав с танками крестным знамением, люди среднего возраста молча смотрели вслед.
Электровоз охнул моторами, скрипнул тормозами, и, направляемый машинистом, застучал колёсами. Носов, подкатывая к эшелону, до минимального сбавил ход, стараясь подцепить первый вагон как можно тише.
Его «Атаман» был сама аккуратность, однако далее от вагона к вагону начал набирать силу толчок. Когда дошло до последнего, удар оказался столь сильным, что платформа едва не оторвалась от прицепного устройства.
Мягкий февральский снег на лобовое стекло налипал так, словно пытался остановить эшелон и вернуть в Оренбург. Носов включил стеклоочиститель. Шустрые щётки монотонно забегали по стеклу, равнодушно смахивая заплакавшие снежинки. Охваченные светом фар справа и слева замелькали до боли знакомые вокзал, велосипедный завод, лесопилка, дома, лес и верстовые столбы. Поезд, будь он пассажирский или товарный, назад двигаться не может. Теперь только вперёд, а там будь что будет.
Из глубин памяти вынырнул ненавистный по школе Маяковский:
«Пусть бандой окружат нанятой,
Стальной извиваются лентой, -
России не быть под Антантой.
Левой!
Левой!
Левой!»
Когда Сергей Николаевич вернулся домой, прочитал письмо сестры:
«Страшно и больно, но всё равно УРА! У нас всё гремит. Не чаяла дожить. Реву белугой, оделась во всё чистое. Мы наверно в подвале спрячемся. Уже одежду и воду туда носим.
Серёжа, я тебя очень люблю! И тебя и Анну, и Наташку с Егором и Павла тоже! Если что, не поминайте лихом.
Нина».