Дождь лил уныло и безнадёжно. Как будто нанялся за маленькие деньги делать плохопахнущую, тяжёлую работу, и тут же пожалел, что нанялся. Но, что уж теперь то... Лей, лупи по зонтам и беззащитным спинам, наполняй мутной водицей обширные лужи со вздорными, как у Евразии, очертаниями и жди, когда Главный Метеоролог - босой и растрёпанный со сна - прошлёпает к окну, обведёт хляби отсыревшим непонимающим взором, сморщится и скажет дребезжащим тенорком: - «Ну ладно, хватит...
Андрей ехал в жёлтой погромыхивающей маршрутке, уютно устроившись у окна. Ехать надо было долго, в маршрутке было тепло, а снаружи царил Март, в своём, самом что ни на есть, пубертатном неустойчивом состоянии. Буквально только вчера стоял тихий солнечный денёк, и на освобождённых от недавнего снега газонах уже торчала брутальная трёхдневная щетина травы. Но что-то у них там с Главным Метеорологом пошло не так, Кто-то на кого-то не так посмотрел, ляпнул не подумавши, ковырнул незажившую ранку, и всё... Взбеленился Март, ахнул со всего маху дверью и побежал насыщать мир пепельно-чёрным, пронзительно-холодным, с ветерком, да с обсценной лексикой.
- Да-а... на работу в маршрутке - в этом что-то есть. - рассеянно думал Андрей. - Из колеи, конечно, не выскочишь, зато есть возможность со стороны глянуть на свою жизнь.
Весь последний год Андрей маялся непонятным душевным состоянием. Не было ясности. Сытная престижная работа - а зачем? Сорок квадратов элитного жилья - а куда мне их, солить что ли? Тридцатилетняя успешная физиономия в зеркале - надоело брить... хоть бороду отращивай. И набитая годами колея по одному и тому же маршруту: работа, ночной клуб, холостяцкая квартира... или работа, рыбалка, холостяцкая квартира. Видимых проблем не было, а значит не было драйва. Только колея, куда сунул его Главный Метеоролог: мол, катайся туда-сюда, но из колеи - даже и не думай!
Но больше всего надоел и опротивел образ завидного жениха. Образ, настолько обожаемый женщинами, насколько ненавидимый мужчинами. При его, Андрея, появлении в офисе, девицы переставали вести себя естественно, глупо хихикали, мелькали перед ним обтянутым, сверкали обнажённым и говорили с ним томным, и каким-то непередаваемо пришепётывающим голосом. А пахли как? Бог ты мой! Кто там ходит в экспертах у этих парфюмеров? Липкие сладкоежки? Таким жарким приторным духом несло от девиц в последнее время, что хотелось запить его большим количеством простой чистой воды.
Не хватало честности. Запах фальши лез отовсюду, и когда становилось невмоготу, когда Андрей в душных судорогах переставал адекватно воспринимать окружающих, он садился в машину и ехал в соседний городок. Там, в отчем доме он ходил по родным скрипучим половицам, смотрел в стремительно стареющие лица, и с детства знакомые запахи возвращали ему почву под ногами. Но стареющая родня тоже не сахар, и долго выдерживать поучения трусливой битой старости Андрей не мог. Ему казалось, что он сам становится таким же трусливым и архипредусмотрительным, как будто пережил оккупацию, голодомор и сталинские репрессии. Запах страха травил душу, и он сбегал на рыбалку.
Целебен был дух открытой воды, мытого-перемытого рекой песка, первобытного совместного дыхания прозекторской и родильного отделения, где одномоментно рождается и умирает мириады жизней. Он добывал рыбу, комары добывали из него кровь и подобие борьбы за выживание имело место быть. Андрей ощущал, как природа принимала его, внимательно рассматривала, классифицировала, как вид и вставляла в эволюционную цепочку естественного отбора...
Андрей оторвался от окна и оглядел салон маршрутки. Салон был преимущественно женского пола. Крепкий дух косметики насиловал обоняние и слышны были истеричные выкрики: - «Я - роза, с примесью сандалового дерева, мускуса и амбры... А я тюльпан с цикламеном, фрезией и ревенем... А я лилия... А я сирень...
- Врёте вы все... - равнодушно подумал Андрей и отвернулся к окну. - Нет среди вас ни роз, ни мускуса, ни даже ревеня. А есть нефть в различных своих проявлениях - чёрная и жирная!
Маршрутка подкатила к остановке. Дверь с лязгом отъехала. Из машины церемонно вылезли «роза с мускусом» и «сирень с мятой». На их место вторглись какие-то невыразимо грубые запахи, типа освежителя воздуха. Все они распределились по салону, но к Андрею никто не подсел. Не рискнули. Последней впорхнула абсолютно мокрая девица, без зонта, без капюшона и очень похожая на только что вылезшую из озера охотничью собаку - без утки в зубах, усталую и разочарованную. Собственно, ей надлежало сначала энергично, по-собачьи встряхнуться, а уж потом пользоваться общественным транспортом.
Девица присела рядом с Андреем и тут же принялась обольщать: мокрыми до корней волосами, с которых капало; задорным, чуть вверх, носиком; синим демисезонным пальтецом - из которого можно было, в настоящий момент, добывать воду... и запахом. Именно тем самым запахом. Андрей вдруг почувствовал, что кто-то лягнул его изнутри в грудину, сделал громадную паузу, отчего захватило дух, и после забарабанил так, как будто Андрей не ехал в маршрутке, а за ней бежал...
...Школа номер 27. Перенаселённый и шумный 1 «А» класс, и внутри него - но одновременно, чуть в стороне - недоумевающий семилетний Андрей. Ещё в сентябре ему всё нравилось. Канул в безвозвратность осточертевший детский сад, позорные девчачьи колготки и двухчасовой одуряющий послеобеденный сон. То ли дело стать обладателем солидного портфеля и новеньких учебников с пьянящим запахом типографской краски.
Новый миропорядок, свежие рожицы одноклассников, небожители-учителя... поначалу заворожили Андрея, одурачили, обвели вокруг многоопытного указательного пальца, и повели его одураченного на верёвочке куда-то к вершинам ненужных ему, нелепых знаний, которые где-то там зазывно сияли...
К ноябрьским каникулам он всё про всё понял. Солидный портфель обернулся глупым дерматиновым вместилищем с пудовой гирей внутри. Небожители лопали в столовой двойные порции, выходили из себя, теряли лицо, и что совсем уже не лезло ни в какие ворота - применяли физическую силу. Свежие рожицы одноклассников постепенно разделились на касты и принялись на переменах гнобить друг друга соответственно «табели о кастах». И несправедливость, как основа взаимоотношений любого социума, наконец показала свою глумливую физиономию.
А тут ещё подоспело амплуа вечного троечника, которое Андрей потом нёс все одиннадцать лет. В общем, запахло лютым одиночеством и щенячьей тоской - самой неизбывной на свете. И тут случилась она. Упала, как снег на голову, прямо к нему за парту. Наденька. Из Сыктывкара. Вроде, как папа - военный, и молниеносный переезд, у Наденьки, случился без учёта графика её школьных экзерсисов. Странно, но Андрей, потом, никогда не мог вспомнить её лица. Помнил только громадные, по-взрослому серьёзные глаза и белый бант, который упрямо сидел на макушке и высокомерно вздрагивал при ходьбе.
Всего один урок, каких-то полчаса, ушло у них с Наденькой на то, чтобы понять: с визави не надо чего-то бояться, стесняться, что-то замышлять и думать, прежде чем скажешь. Нет! Надо было просто смотреть в эти глаза, как в зеркало и нести всё, что взбредёт на ум. Такая вот неслыханная вербальная свобода. И они бросились друг к другу, как два Робинзона, необитаемые острова которых, по какой-то неведомой причине, вдруг неожиданно соединились.
То, что это была истинная любовь, Андрей понял лет через двадцать. Когда накопился солидный багаж разочарований, а нос посинел от постоянных щелчков судьбы. Зато одноклассники просекли всё мгновенно.
- Тили-тили тесто - жених и невеста... - блеяли в спину штатные ехидны. Андрей терпел. Терпел и считал минуты, оставшиеся до конца занятий. Когда пойдут они вдвоём самой длинной дорогой, какую только можно было придумать. Как будут колотить каблуками первый ледок на лужах, удивляться воронам на тополях, что-то рассказывать, размахивая руками, хватать друг дружку за рукава, перебивать, и смеяться так, как потом Андрей нигде, никогда и ни с кем не смеялся. И стоял вокруг них этот запах - запах предзимья - молодой неуверенной зимы; острый, от которого чуть немело внутри, и каждый вздох был, как ожог...
А через месяц она исчезла. Просто не пришла в школу и всё. Уехала. Видно руководство её отца не слишком церемонилось со своими работниками. Андрей вдруг почувствовал себя огромным и опустошённым, как страна, на которую без объявления войны, коварно и подло навалился страшный непобедимый враг. Перешёл Неман вброд и вторгся, собака...
Андрей страдал. Гордо и молча. И школьный несправедливый мир вдруг перестал скакать перед ним козлом, блеять в спину и пихаться на ступеньках социальной лестницы. Такое приличествовало лишь со сверстниками. А он был значительно старше. Старше на целую взрослую драматичную любовь. Это понимали все.
И тут окружение ударилось в другую крайность. Ни с того, ни с сего, принялись рыхлить перед ним землю, защищать от холодных ветров и подкармливать минеральными удобрениями. Попав в такие тепличные условия, Андрей, тут же, пустил мелкие разветвлённые корни, зарос обильною листвой и расцвёл.
Правда, это никоим образом не повлияло на его успеваемость, зато заработали все наследственные предрасположенности и генетические козыря. Оказалось, что он умеет смотреть на собеседника с лёгким прищуром опытного, битого жизнью человека, и в пылу общего многолюдного спора, Андрей может уронить несколько весомых фраз и все присутствующие тут же пожалеют о своём косноязычии и неубедительности. Эту свою, невесть откуда взявшуюся увереность лидера, он уже во взрослой жизни декорировал высоким ростом, твёрдыми мужскими чертами лица и, наконец, монетизировал через бизнес...
- На вокзале остановите... - неожиданно потребовала мокрая девица. Андрей растерянно завертел головой. Оказалось, что они подъехали к привокзальной площади.
Это было квадратное безалаберное пространство, на котором не действовали правила уличного движения, и сложная каша из хлопотливых пассажиров, жёлтых маршруток, неповоротливых автобусов и наглых такси, неподконтрольно кипела и булькала.
Маршрутка остановилась. Соседка легко поднялась и вышла из машины, прихватив с собой запах только что выпавшего, незатоптанного снега. Андрей сразу осиротел. Многолетняя тоска по человеку навалилась с удвоенной силой и стало страшно, как тогда, в первом классе. Водитель врубил передачу и тронулся с места.
- Подождите! - крикнул Андрей водителю и выскочил под дождь, под колёса, под ноги, в кашу... чтобы попробовать догнать ноябрьский денёк двадцатилетней давности. Синее пальтецо мелькало в толпе, недовольные маршрутки роились вокруг неё, как гигантские жёлтые шмели.
- Как бы подойти поинтеллигентнее... Надо же что-то соврать. Не будешь же ей излагать свою теорию запахов... - растерянно думал Андрей. Навстречу спешили люди. Две девчушки, увлечённо поедая мороженное, врезались в него на всём ходу, ойкнули, расхохотались, извинились и побежали дальше болтать, смеяться и пачкать людей пломбиром. Андрей осмотрелся. Мороженное могло быть только вот в этом небольшом киоске, витрина которого была плотно заселена товарами для отъезжающих и провожающих.
Андрей выбрал вафельный конус, с нахлобученным гигантским цветным вавилоном крем-брюле. - А что, неплохая идея... - лихорадочно думал он, расплачиваясь и поглядывая на мелькающее в толпе синее пятнышко. - Зайти с фронта, столкнуться и вымазать пальтецо мороженным. Устроить маленькое ДТП. Это ж классика пикапа - ДТП, как способ знакомства. Затем такси, благо их тут, как селёдок... и в магазин за новой верхней одеждой. А там уже дело техники... - он оторвался от киоска и ринулся по дуге к той точке привокзальной площади, откуда следовало начинать новую жизнь. Проявляя чудеса лавирования, он обогнал синее пальтецо, проскочил проезжую часть перед носом двухэтажного автобуса и развернулся лицом к судьбе.
Она шла в никуда. Шла сквозь строй, как провинившийся солдат. Март хлестал по ней шпицрутенами дождя, а у неё было лицо человека стоящего на парапете высотного здания. Вконец опротивевший мир смердел там внизу под его ногами, а он, прямо сейчас, постарается вдребезги разбить эту Вселенную одним-единственным ударом своего тела об асфальт.
Андрей перестал ощущать мир, как среду обитания и приближающееся девичье лицо легко приняло на себя эту функцию. Десять шагов.., семь.., четыре... Андрей приподнял своё «грозное оружие» на уровень груди, отвернулся, чтобы обеспечить естественность столкновения и...
В последующее мгновенье картинка с вокзалом, толчеёй машин, людей... вдруг дёрнулась вправо и вверх, а под его щекой тут же оказался мокрый асфальт. И в это же мгновенье, Андрея сверху накрыл женский истеричный визг.
Он приподнял голову. Склонённые над ним лица имели выражение посетителей морга - страх, любопытство и подкативший к горлу рвотный рефлекс.. Андрей заворочался и сразу ощутил своё тело. Вроде всё было на месте и, как будто бы, в исправности.
- Тело - цело... - мелькнула в голове глупая рифма. Он криво ухмыльнулся и сел на асфальт. Недалеко стоял чёрный джип.
- Похоже это я с ним бодался. - отстранённо подумал Андрей. Он попробовал подняться и обнаружил в правой руке мороженое.
- Наденька..! - он вскочил на ноги. Его тут же обхватили чьи-то заботливые руки, и чьи-то заботливые уста принялись увещевать:
- Вам нельзя подниматься, мужчина. Вы в шоке... Сейчас скорая приедет...
- Какая вам скорая в час пик? - от джипа метнулась гибкая девичья фигура, затянутая в чёрное и скомандовала: - Давайте его ко мне на заднее сиденье. Так, так... осторожнее... ноги, ноги. Порядок!
Андрей безропотно дал себя загрузить в машину и обречённо откинулся на спинку сиденья. Молодая женщина шустро перебирала руль и вполголоса бормотала вечные водительские ворчалки: - Ну, куда ты прёшь? Прёт, как на интимную стрижку... Да не спи ты… поворачивай уже! Накупили железа крашенного... в кредит и ползут, как по манной каше! - она мельком посматривала в зеркало на Андрея и думала: - А он ничего так… породистый. Ухоженный. И почему бы одной привлекательной молодой женщине не замутить с приличной жертвой ДТП небольшое «агапе»? Тем более, что такого ссо мной ещё не было: ДТП, как способ знакомства. Да… куда ехать-то… в больницу или на квартиру? Не… на квартиру, однозначно. Уложим на диванчик, компрессик на затылок, костюмчик в стиралку, а там уже дело техники…
Андрей тупо смотрел на мелькающий в окне город, на рубленные параллелепипеды зданий, на жилы уныло свисающих проводов и на голые, сваренные из кривой арматуры мартовские дерева… - Всё!.. Вот теперь окончательно всё! Отныне до самой могилы гони по накатанной колее, и никаких тебе Наденек и прочей бижутерии. Хватит с тебя! Женись на первой попавшейся, размножайся, отращивай пивной животик, солидную плешь и катись к страшной земляной яме стандартных размеров…
- Ну, вот и умница. - умиротворял Главный Метеоролог. - Давно бы так. А то всё сучишь ножками, всё куксишься, всё я, да я… А что ты? Только я знаю, как тебе будет лучше…
А где-то там, дойдя до самого края Земли, срывается в пустоту синее пальтецо. Падает, пронзая параллелепипедный город, лютый Март, чьи-то распахнутые объятия… Падает и падает в стандартную земляную яму. И только удушливый запах вывороченной глубинной земли. Только запах...