МАГИЯ ИСКУССТВА.
Мне без малого 86 лет. Это звучит неправдоподобно и для меня самого, но, тем не менее, это так. Я совершенно справедливо могу назвать себя человеком из прошлого века. В 1945м году, когда окончилась Великая Отечестенная война, и всем казалось, что с фашизмом покончено навсегда, я пошёл в школу, в первый класс.
Но речь не обо мне. Я хочу рассказать о моей встрече с двумя персонами из позапрошлого века, ; Александром Вертинским и Павлом Антокольским.
Когда Вертинский вернулся из эмиграции в СССР, у него были гастрольные концерты по стране, в т.ч. ; в Баку, где я родился и вырос. В нашем доме его песенки ещё «от старых времён» знали и любили, и мы всей семьёй отправились в филармонию. Придя незадолго до начала, мы увидели, что зал больше, чем наполовину, пуст.
Баку был культурным, «европейским» городом, но, видимо, в нём нашлось немного тех, для кого имя Вертинского имело такое значение. Мне тогда стукнуло лет 11-12, но даже я почувствовал неловкость ситуации. Внезапно двери широко распахнулись, в зал повалили толпой солдаты в форме, (но без оружия), и какие-то девахи, не то с ними, не то с ткацкой фабрики, что была неподалёку, и вскоре все места были заняты. Вероятно, администрация по количеству проданных билетов тоже осознала эту проблему, и нашла весьма простой и остроумный выход из положения, договорившись с соответствующим начальством.
Концерт начался, на сцену вышел артист в костюме Пьеро, воздел вверх руки с кружевными манжетами, из которых выглядывали белые дрожащие пальцы, и что-то запел, грассируя и производя руками странные жесты. В зале, естественно, стоял галдёж, так что певца почти не было слышно.
Песни были такие:
«… Смеялись вокруг чьи-ото лица,
Гитара уплыла вдаль,
Матросы запели мне про птицу,
Которой несчастных жаль.
У неё стеклянные перья,
И слуга ; седой попугай,
Она открывает двери
Матросам, попавшим в рай…»
Публика продолжала галдеть, девахи лузгали семечки.
Он спел одну песенку, потом вторую,… и зал начал затихать. Третья, четвёртая,… и воцарилась полная тишина, и сохранялась до самого конца, до последней минуты, и ещё долго после неё.
Такова была магия искусства, и личная магия этого артиста
***
Павел Антокольский никуда не уезжал, и был признанным советским поэтом. «Соответствовал», и по форме. и по содержанию, был обласкан властями, наделён регалиями. Но ранние его стихи были весьма экстравагантными:
«Я праздновал дикую свадьбу свою, и череп соперника поднял: Да здравствует истина, сэр ДабльЮ, да здравствует ночь преисподней…» итд.
Мне нравились именно они. Особенно это.
Друзья, мы живём не зелёной земле,
Пируем в ночах, истлеваем в золе,
Неситесь планеты, неситесь!
Ничем не насытясь, мы сгинем о мгле.
Мы будем легки на подъём и честны,
Увидим, как дети, тревожные сны,
Чтоб снова, далече, целуя, калеча,
Знобила нам плечи погода весны!
Скрежещет железо, и льётся вода,
Ликует огонь и гудят провода,
И снова нам кажется мир великаном,
И снова легка нам любая беда
Да здравствует время, да здравствует путь,
Рискуй, не робей, нерасчётливым будь,
А если умрёшь, берегись, не воскресни!
А песня? А песню споёт кто-нибудь.
Однажды, уже в зрелом возрасте, мне по большой удаче довелось попасть на гала-концерт в ЦЕДРИ. (Центральный Дом работников Искусств в Москве). Легко поверить, что номера были разнообразными, один другого интереснее, и представляли все виды и жанры сценического искусства. Но речь лишь об одном из них.
Представьте: двое молодых парней "под руки" выволакивают на сцену дряхлого старика, буквально висящего между ними. И, в таком вот положении, чуть слышно бормоча, он начинает читать. Читает это стихотворение, постепенно поднимаясь и выпрямляясь. И вот он уже стоит, оттолкнув поддержку. И голос делается всё твёрже и звучнее. А последнюю строку закончил совсем уже звонко, молодцевато повернулся, вскинув руку, поклонился и ушёл за кулисы.
Это был Павел Антокольский. Ему было 80 лет.