Лихолетье. Книга третья.
Глава двадцать девятая. Обращение к шахтёрам.
Несмотря на хорошую работу коллектива Крутояровского металлургического комбината в 1988 году и нарисованную начальником планово-экономического отдела Белошенко оптимистическую картину жизни и труда для его работников в наступившем году в Крутом Яру, да и в Туле тоже, жить становилась всё тяжелее.
Возвращаясь как-то раз из типографии после вёрстки и ожидая автобус на своей остановке Сергей с удивлением наблюдал, как возле палаток со всякими сникерсами и баунти, фантой, пепси-колой, прочей всякой зарубежной "жвачкой", плохо одетые люди, не только старики и старушки, собирают баночки из-под пива и прочих энергетических напитков. Он сначала не понял для чего. Обычно собирали стеклянную посуду. Потом догадался.
Баночки эти изготовлены из особого какого-то тонкого лёгкого цветного металла. Собиратели зло ловким ударом каблука сминали их в тонкие невесомые листики и складывали в свои сумки. Появился такой вот тогда вид "бизнеса". Собирательство металла.
Всё металлическое постепенно исчезало с улиц, дач, сараев и гаражей, даже с территории самого комбината. И не только исчезало в сумках пожилых людей. Но и в довольно ощутимых размерах.
На комбинате потому усилили охрану, а вот на карьере, куда сливался шлак из доменных печей, появились уже старатели-копатели. Они из остывающего шлака ломиками и молотками добывали чугун, складывали его потом в свои большие и прочные сумки, затем всё это добытое относилось в известные им нелегальные точки приёма в гаражах и сараях частных новоявленных предпринимателей. Потом накопленное на грузовиках вывозилось и сдавалось в пункты приёма металлического лома. И неплохо на том "зарабатывали".
Получали же старатели-копатели и собиратели за свой труд, в зависимости от веса сданного, какие-то гроши. Продуктами или же небольшими деньгами. Часто это были люди без определённого места жительства и занятий. Сокращённо бомжи. Теперь милицию-то они особо и не интересовало. В стране появлялась безработица.
Цветной металл оказался в большой цене, чем чёрный. Наступали такие времена, что ничего сделанного из цветного металла скоро и не останется даже на кладбищах. Не избежит этой участи, конечно, и чёрный металл, в том числе, и чугун.
Все канализационные люки в Крутом Яру вскоре останутся без чугунных крышек. И на них будут уже лежать люки из дерева, а потом уже и из бетона. Но более всего поразило в этих переменах Сергея то, как на той же остановке, люди собирали окурки и складывали их в свои карманы. В стране начисто исчезло курево. Исчез даже простой табак.
Теперь постоянно что-то исчезало. С удивлением наблюдал Сергей за тем, как в новом открывшемся посудо-хозяйственном магазине в Крутом Яру, что на улице Александра Блока, люди из Прибалтики, что можно было понять по их выговору, среди бела дня скупали алюминиевую посуду: ложки, вилки, половники, кастрюли, бидоны, скупали всё подряд. И скоро прибалтийские республики начнут нелегально экспортировать цветной металл за рубеж.
Люди же не только в Крутом Яру были обеспокоены ростом дефицита в стране, исчезновением продуктов и товаров первой необходимости. Вот как писала об этом газета "Калининец" пытаясь успокоить людей: "В последнее время то и дело приходится слышать:
- Ну что, спичками и солью запаслись?
Напуганные и настрадавшиеся люди невесть откуда взявшимся дефицитом продуктов и товаров, необходимых для нормальной жизни, болезненно реагируют на любой слух-информацию о том, что опять что-то исчезнет с прилавков магазинов. На этот раз ажиотаж возник сразу же вокруг спичек и соли.
Вот какие данные на этот счёт содержится в справке, подписанной заведующей отделом торговли горисполкома т. Минаевой:
"За четыре месяца этого года по плану должны были продать в городе Тула шестнадцать тысяч триста условных ящиков спичек, продали только одиннадцать тысяч девятьсот ящиков. Зато, если в апреле в среднем реализовывали в день тридцать восемь - сорок условных ящиков, то только десятого мая - пятьдесят два ящика, одиннадцатого - семьдесят пять, двенадцатого - сто тридцать три, тринадцатого - сто тридцать шесть условных ящиков.
Аналогичная картина и с продажи соли. План продажи четырёх месяцев - тысяча восемьдесят тонн. Продано - восемьсот девяноста шесть тонн. В апреле в день реализовывалось по пять с половиной, шесть тонн. Десятого мая - тридцать три тонны, одиннадцатого мая - сто одиннадцать тонн, двенадцатого мая - сто двадцать пять с половиной тонны, тринадцатого мая - сто четырнадцать тонн соли...".
Мы обратились по телефону в магазин № 15, что в Крутом Яру по улице Александра Блока, к заведующей Е.М.Донцовой с вопросом:
- Как идёт распродажа соли и спичек, есть ли запас?
В ответ услышали:
- Покупают больше, чем обычно. Но в магазине есть и соль, и спички в достаточном количестве. Имеются они и на базе.
Похоже, что на этот раз слухи о грозящем дефиците не подтвердятся..."
Вот ещё одно сообщение в газете на эту же тему:
"Трудящиеся комбината и жители Крутого Яра интересуются вопросами снабжения. На запрос исполняющего обязанности секретаря парткома металлургического предприятия Котина исполком районного Совета народных депутатов сообщает:
"Нормированная продажа сахара и синтетических моющих средств производится управлением торговли и общественного питания с разрешения облисполкома исходя из установленных рыночных фондов на месяц и квартал.
Магазинам райпищеторга, расположенным в посёлке Крутой Яр, в первом полугодии реализовано сахара в количестве двести шестнадцать с половиной тонны, при норме то девяносто четыре с половиной тонны, то есть сверх нормы продано на первое августа 1989 года двадцать две тонны сахара.
По состоянию на первое августа текущего года талоны на мыло в городе Тула не введены...".
А вот какую картину наблюдал сам Сергей лично в одном из магазинов Крутого Яра о чём он написал в своей газете, назвав свою заметку "Горький сахар":
"Отоваривают сахар!.. Для людей доведённых до полного отчаянного и страшного нечеловеческого состояния это событие, кажется, стало сегодня неимоверно радостным, даже просто спасительным и пусть хоть маленьким, но всё-таки лучиком света в тёмном царстве нашей сегодняшней беспросветной жизни. И в то же время, не станет ли оно началом новых нескончаемых унижений? Как это может быть сегодня, воскликнет читатель, в нашем – то двадцатом веке после стольких самых удивительных достижений, что добилась наша страна, так это кажется, просто невероятным, чуть ли не страшным сном?
Умер прекрасный человек! Это был изумительной души и порядочности человек, неординарной личностью. И почему умер? Из-за какого-то килограмма сахара, положенной ныне нормы потребления на человека. Умер внезапно и неожиданно. Не выдержало, остановилось у него сердце. Люди рассказывают, что накануне, когда он попробовал воспользоваться своим законным правом завоёванным на фронте получить вне этой дикой очереди положенный ему сахар, то его в ней так обхамили и унизили, что у него даже не выдержало сердце.
Его убила кем-то зло брошенная фраза:
- Когда вы все ветераны на тот свет только уберётесь? Как вы все нам надоели!». И это были ещё далеко не самые грубые и обидные слова в его адрес в этой очереди.
Увы, производить сахар в достатке сегодня, оказывается, мы просто не в состоянии? Как и не умеем мы с уважением относиться к фронтовикам. А ведь должны же давно этому научиться! Почти сорок пять лет, как окончилась Великая Отечественная война. Но мы почему-то сегодня стали очень злы и к хамству в нашей жизни и бессердечию стали привыкать, как впрочем и к отсутствию сахара и многому чему другому, что раньше-то для нас было просто диким. Особенно нетерпимо наблюдать отсутствие элементарной культуры в общении с ветеранами. Дичаем мы, люди! Так, что ли?
Что же касается сахара, то это не самое страшное. Его, всё-таки, завезли в посёлок,а вот ветерана-то нам того теперь не вернуть. Ощущение от этого, наверное, не только у меня одного осталось очень тяжёлое. Мерзко-пакостно и гадко на душе.
Сегодня мне, кажется, что какая-то вражеская сила в нашей стране делает всё для того, чтобы без конца нас дёргать и нервировать людей, мучить их и мутить воду, создавать истерическую обстановку. И не только в посёлке, но везде и вся, по всей стране.
Разве не удивительно то, что в одних магазинах этого самого сахара просто завались, а покупателей нет. А в других наоборот – народа тьма, а сахар на исходе. Но каждый из нас приписан, именно, к своему магазину! В ином другом купить его нельзя. Почему и для чего?
К примеру, жители улицы «Советской» получают сахар в магазине на улице « Революции». Здесь в очереди старики выстаивают часами, а когда подходит их очередь, то им вдруг говорят:
- Вам нужно получать сахар в магазине на улице Блока...
А когда и здесь очередь образуется и подходит ваш черёд покупать, то вам и здесь говорят:
- Сахар вам нужно получать на улице Алексея Пешкова...
А то и в магазине, что в доме ВОХРа. Это же совсем в другом конце посёлка!
Надо было всего лишь додуматься и выдать людям заранее талоны на получение сахара только лишь на сентябрь, а на октябрь чуть позже. Тогда бы такой свалки и толкучки нигде бы и не было. Так нет! Выдали талоны сразу на два месяца.
В результате одни, кто физически здоровее и шустрей, те взяли сахар и на сентябрь, и на октябрь. Другим же он вовсе не достался!
А людей только и знают, что успокаивают продавцы, говоря:
- На базе сахара полно!
И вместо сахара дают им новые направления в другие магазины. Так если на базе сахара полно, а в магазине нет, то кто же тогда даст гарантию, что по другому адресу сахара тоже не будет? И что там тоже без давки и ругани можно будет отоваривать свои несчастные талоны?
И потому люди в бесконечных очередях матерят сегодня и коммунистов, и демократов, левых и правых, красных и белых, всяких там зелёных и бур-малиновых. Ругают местную власть посёлка, всех председателей Совета, бывших и настоящих: и Шанина, и Жакова, и Чекмазова. Они только лишь тревожно и горько спрашивают друг у друга:
- Скажите, а почему в нашем посёлке всё поставлено с ног на голову? Почему нет никакого порядка!
Действительно, почему? Сколько ещё человеческих сердец должно разорваться в очередях для того, чтобы люди спокойно могли отоваривать выданные им месячные талоны для получения продуктов?..."
Таким вот вопросом к читателям и властям закончил Сергей своё горькое повествование о столпотворении в магазине. Но этот вопрос был риторический, он знал это. Никто на него ответить не мог. Всё здесь тонуло фарисействе, в недрах перестройки, в вакханалии непонятных людям перестроечных процессах.
Сахара в тот раз Сергею тоже не досталось. Выручила же его Вера, получив сахар на свои и его талоны.
И вот такое тяжёлое положение сложилось с талонами не только в одном Крутом Яру, но и по всей стране. Введение талонов на продукты питания в СССР при Горбачеве стало результатом серьезного экономического кризиса, с которым столкнулось государство. В 1989 году СССР оказался на грани голода и руководство страны решило ввести систему талонов на продукты, чтобы регулировать и контролировать их распределение среди населения.
Система работы с талонами на продукты затрагивала каждого гражданина СССР. Каждая семья получала личные карточки, на которых были отмечены определенные продукты и их количество, которые они могли приобрести в определенный период времени.
Введение же талонов на продукты питания вызвало ряд проблем и недовольство среди населения. Непривычная система распределения продуктов создала дополнительные очереди и бюрократические процедуры. Долгое ожидание в очередях и нехватка продуктов только усилили недовольство граждан и вызвали массовые, пока что молчаливые протесты и брюзжание.
Всё эти трудности были следствием экономической перестройки общества. Не только экономической, но и политической. Не стало внутри самого государства стержня на котором всё и держалось. Не стало руководящей и наплавляющей роли и силы коммунистической партии.
Но всё равно претензии людей были обращены лишь к партии. Народ не понял, да и ещё долго не поймёт, происшедших качественных изменений в общественном устройстве. Но общественное сознание оставалось прежним. Для граждан страны во главе государства был по-прежнему коммунист Горбачёв и Политбюро, а в кабинете директора Крутояровского металлургического комбината Литвинова за его спиной по-прежнему висел портрет В.И.Ленина. А справа от него на приставном маленьком столике, напротив председателя профкома, по-прежнему сидел на своём обычном месте секретарь парткома. Теперь уже Котин.
Всё также партком проводил свои заседания и партийные собрания в цехах предприятия. И главными вопросами на них были опять мобилизация всего коллектива комбината, ставшего в начале девяностых акционерным обществом, на достижение высоких результатов в труде и укрепление трудовой, производственной и технологической дисциплины, чтобы выжить в новых очень сложных экономических условиях.
Каким-то образом на предприятии возник миф, что именно в этих рыночных условиях при полном единстве и мобилизации всех сил их коллектив предприятия может достичь высоких прибылей и зарплат. Бытовало представление, что если комбинат будет жить своей обособленной жизнью, имея всё своё, в том числе и своё собственное производство продуктов питания, то ему ничего не страшно.
И в этом было что-то разумное и рациональное. Продолжало на комбинате развиваться сельскохозяйственное производство, в том числе по выращиванию мяса и молока, овощей и зелени в тепличном хозяйстве, появился даже крольчатник и началось даже выращивание индоуток. Кроме того, были ещё грандиозными планы по развитие рыбного хозяйства в незамерзающем техническом пруду комбината.
Первое время всё соответствовало возникшему мифу. Предприятие работало хорошо и выгодно реализовывало свою продукцию. У предприятия, к тому же, была своя широкая социально-бытовая инфраструктура, направленная для нормальной жизни человека. В том числе, и для его интеллектуального развития.
Но уже к началу девяностых этот миф стал потихоньку таять и социальная сфера многим из вышестоящих руководителям стала казаться лишним бременем, отрицательно влияющим на получение высоких прибылей.
Да и сама политико-экономическая ситуация в стране тоже не способствовала укреплению этого мифа. Но Литвинов не желал сдаваться и отказываться от своей мысли создать "государство в государстве". Он настойчиво вёл вперёд свой коллектив в соответствии с этим мифом, пока контрольный пакет акций предприятия принадлежал коллективу.
И в этом его стремлении поддерживал партком. Но активность самих коммунистов падала. Многие не понимали происходящего. Хотя в декабре 1989 года в партию вступило десять человек. А тот, кто начинал понимать, что происходит, с сожалением смотрели на Котина во время его неистовых выступлений с призывали построить социализм в отдельно взятом предприятии, называли его "Корчагиным"! И не завидуя его участи. Но сами ничего иного ему и другим коммунистам предложить не могли.
То же самое происходило и в комсомоле. С болью писал об этом в газете секретарь комсомольской организации доменного цеха Константин Шаталов:
"Работая секретарём комсомольской организации доменного цеха я столкнулся с большими проблемами. Первое что меня удивило это низкая явка комсомольцев на отчётно-выборное собрание.
Это говорит о том, что авторитет собраний упал. И упал он из-за того, что принимаемые решения не выполняются. Вопросы, которые обсуждаются на собрании не остры и не конкретны.
Хочется остановиться на такой трудности секретаря, как сбор членских взносов. Приходится по несколько дней в месяц собирать комсомольские взносы, но многие комсомольцы так и продолжают безответственно относиться к уплате членских взносов.
За время моей работы секретарём, а это около года, за неуплату членских взносов исключены четыре человека, сейчас стоит вопрос об исключении ещё двух. Низка активность комсомольцев и на субботниках, Многих самих секретарей цеховых комсомольских организаций не видно".
Двадцать восьмого ноября 1990 года многотиражная газета "Калининец" вдруг изменит свой статус. На основании статьи №7 Закона СССР "О печати и других средствах массовой информации" учредителем газеты станет трудовой коллектив комбината, а не администрация и профком Крутояровского металлургического комбината. Таким образом Совет трудового коллектива набирал силу. Он брал под свой контроль газету.
Но этого Совет сам пока ещё не осознал или же не желал проявлять в этом активности. Предпочитая оставаться в роли ведомого, подчиняясь и следуя неистовой воле и энергии Литвинова. Преклоняясь перед его крепким характером и непререкаемым авторитетом, пленённые его личным обаянием, как руководителя и человека. Заворожённые неистовыми речами генерального директора о крепком и успешном предприятии члены Совета, таким образом, были ему полностью подконтрольны. И потому председатель Совета трудового коллектива Трапезников на директорских оперативках занимал скромное место среди начальников цехов и отделов.
Но такое быть могло лишь при генеральном генеральном директоре Литвинове. При других директорах и определённых жизненных обстоятельствах всё могло выглядеть совершенно иначе. Уличная митинговая демократия могла привести в Совет совсем других людей, таких как Строгов. И тогда Совет выходил на первый план, что могло привести к противостоянию не только с парткомом или профкомом, но и с самим Советом директоров.
Это понимал Сергей, это понимала и Бутинова. Но между собой они это событие не обсуждали. Потому что у них были разные взгляды на происходящее. Но опять же произошло непредсказуемое: последующие события привели к исчезновению самого Совета трудового коллектива. Действительность же совершенно противоречила и мифу о крепком акционерном предприятии, самодостаточном "государстве в государстве" во главе с Литвиновым.
Предприятию становилось работать всё тяжелее и тяжелее. Напряжённым для комбината выдался июль. Под угрозой срыва было выполнение плана цементным и литейным цехами. И только благодаря сверх усилиям этих цехов план буквально был "вырван": по цементному цеху на сто процентов, по литейному на сто и две десятые процента.
Как результат такой неритмичной работы следует уменьшение валового дохода по цементному цеху к плану на на шестнадцать с половиной процента, а следовательно и уменьшение единого фонда оплаты труда. Особый разговор состоялся в кабинете директора о работе литейного цеха. И он продолжился с коллективом цеха.
Вот как об этом рассказала в газете исполняющая обязанности планово-экономического отдела Тамара Затеева:
"В последнее время цех работает крайне напряжённо и с высоким браком. При разборе сложившегося в нём положения и причин плохой его работы администрация комбината вместе с рабочими цеха выявила множество недостатков. И не только в работе самого руководства цеха, но и отделов: производственного, научной организации труда и зарплаты, главного механика, технического и технического контроля.
Отделом главного механика цеху не планируется заблаговременно производство в номенклатуре, в результате чего цех своевременно не планирует своё производство по дням и неделям. Не доводит эти графики до рабочих. Нет должного ежедневного учёта производства продукции и её качества, высокий простой оборудования.
В цехе нет взаимопонимания между рабочими и мастерами.С целью наведения в этом коллективе порядка по комбинату издан приказ с мероприятиями и сроками их исполнения и конкретные их исполнители."
Именно, в соответствии с этими мероприятиями Литвинов и предложил секретарю парткома Белякову, инженеру-металлургу, возглавить литейный цех. И он, как коммунист, согласился.
К этим провалам и ко всё возрастающему налоговому прессу добавились и аварии в доменном цехе из-за неритмичной поставки сырья и топлива. в 1989 году они безжалостно преследовали коллектив. И это всё в результате забастовок шахтёров. В результате терпение крутояровских доменщиков лопнуло и они написали открытое письмо шахтёрам, отправив его не только им и руководителям областей, но и в центральные газеты страны. Вот оно дословно:
"ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО
Шахтёрам Кузбасса и Донбасса, партийным и советским органам бастующих областей, руководству Министерства угольной промышленности СССР.
Товарищи!
К вам обращается коллектив доменного цеха Крутояровского металлургического комбината им. М.И.Калинина. Каждый день мы читаем в газетах тревожные сообщения о забастовках шахтёров в Донбассе и Кузбассе. Нам далеко не всё равно как развиваются у вас события в чисто человеческом плане и в профсоюзном: печи нашего цеха работают на коксе получаемом из вашего угля.
Несколько дней назад на открытом партийном собрании мы говорили открыто о том, что кокс необходимо расходовать крайне экономно, запасы на комбинате тают, а новых поступлений может и не быть.
Тревога нарастает. Могут остановиться доменные печи. Надо ли говорит о том к чему это приведёт? Мы даже не имели ввиду то, что без работы, а значит и без зарплаты, без средств к существованию останутся наши работники и их семьи.
Хотя это, согласитесь, тоже немаловажно. Но ведь продукцию нашего цеха ждут на других предприятиях. Мы все крепко связаны друг с другом. Думаем, что такое же тревожное положение сейчас на всех металлургических предприятиях страны.
Мы обращаемся не только к бастующим шахтёрам, но и партийным, советским руководителям бастующих областей, руководителям Министерства угольной промышленности.
Товарищи!
Надо как можно быстрее найти общий язык и создать такие условия труда и жизни шахтёров, чтобы не возникало причин для забастовок.
Товарищи шахтёры, товарищи руководители!
Мы призываем вас быстрее и продуктивнее принимать решения с тем, чтобы забастовка в ближайшие дни была прекращена и шахтёры вновь спустились в забой. А металлургические заводы могли работать ритмично и с полной нагрузкой.
По поручению коллектива доменного цеха, данному на открытом партийном собрании
19 июля 1989 года поставили подписи: Н.Дворецков, председатель Совета трудового коллектива доменного цеха, Д.Половакин, начальник цеха, Ю Бурынычев, секретарь полютбюро цеха, М.Филин, предцехкома профсоюза В.Малкин, старший газовщик, Почётный металлург. 26 июля 1989 года".
А.Бочаров,
2о20