Дед тормознул возле девятиэтажки:
- Эх, хорошо, парень! Эх, хорошо… Заждались ведь. …Договорились с одним таксистом, а он - хрен-ма! – не дожидаясь ответа, старик метнулся к подъезду. – На вокзал нам! – донеслось уже оттуда.
Его не было минут пять, наконец, появился, но уже не один: поддерживал под локоть молодого мужика. На сгибе другой дедовой руки висел огромный рюкзак, распущенные лямки которого волочились по снегу и треножили хозяина. Генка выскочил из салона:
- Давай мешок, отец! …Кирпичи, что ли?
- Консервы, парень, консервы… В деревне их нету! А это сынок, - и подпихнул мужика к двери, - герой, мать его так! …Лезь в машину, Васька! Тут я не помощник.
Васька неловко откинул правую ногу в сторону и, помогая себе левой, ткнулся спиной в дверной проём. Усевшись поосновательнее, взглянул на таксиста:
- Крюков?! …Не узнал разве?
Х-хо! Старшина Коровин. Уж кого-кого, а Коровина-то фиг забудешь!
- Друзья, поди? – дед заискивающе глянул в хмурое лицо таксиста. Отцовским сердцем он чувствовал чего-то неладное в их отношениях, какую-то жгучую злость. …А ведь поезд не кобыла, ждать не будет! Не до конфликтов сейчас… – Или знакомые? Ваську вся Тюмень знает.
На выезде из микрорайонов такси выбросило из глубокой колеи и она заелозила колесами по обочине, норовя цапнуть бампером сугроб. «Ой-ё!» – ойкнул старшина и раздался скрип сиденья. …Так тебе и надо, гаду!
* * *
Был апрель, самая весна. Асфальт густо блестел лужами. Брызги летели из-под колес и, зависнув на миг, сыпались за машиной. Блеск, черт возьми! Тут любая душа оттает. И Генка оттаял. Он гнал тачку из аэропорта и теплый ветерок, заскочив в форточку, шастал по салону. Отчаянно задирая брошенную к заднему стеклу газету, ветер даже рискнул шевельнуть мятую, словно куделя, бороду пассажира. А тот молчал. Прижимал к пузу, истекающую запахом копченой рыбы, сумку и молчал. Видать, тоже оттаивал.
У городского сада он положил ручищу на плечо таксиста:
- Тормозни-ка! Пешочком пройдусь…
И Крюков тормознул. Аккурат за перекрестком остановился, перед знаком «остановка запрещена». Но ведь перед знаком же, не за ним!
А старшина топтался чуть впереди. Стоял у края тротуара и нет-нет, да пошевеливал роскошной черно-белой крагой. Наверно, пообедал в «Блинной», что напротив, и потому настроение было крайне миролюбивое. Даже жезл, обычно болтающийся на шнурке у запястья, сейчас торчал из раструба сапога.
И то ли солнце резануло по милицейским глазам, расстраивая прицел, то ли заснул на долю секунды от теплого ветерка и потерял себя в дорожном пространстве, но вид остановившегося такси мгновенно привел старшину в рабочее состояние. Растопырив кисть правой руки, он ошалело половил у запястья жезл и, не найдя его, грозно взмахнул крагой, призывая тронувшегося было таксиста остановиться.
И всё рухнуло в сознании Крюкова: и весна с её солнечными выкрутасами, и добряк пассажир, деловито шлёпающий сейчас по тарелкам луж! ...Докажи-ка попробуй гаишнику, что не нарушитель ты и тормознул правильно!
И он не стал доказывать. Вильнул рулём, объезжая сизую фигуру, и вперёд от горсада… Краешком глаза Генка видел, как старшина выхватил из-за голенища сапога жезл. Взмах – и он уж сидит в случайно подвернувшемся под руку москвичонке. …Всё, надо сдаваться!
Гаишник торопливо выкарабкался из легковушки и, надувая от возмущения щеки, направился к такси:
- Инспектор Коровин, - крага взлетела к взъерошенному виску, - ваши документы!
А я Крюков, хотел было брякнуть Генка, разгильдяй и тунеядец, но сдержался: старшина и так пыхтел, как вулкан. Он ткнулся усами в водительское удостоверение:
- Как не видел? Как я перед машиной плясал - не видел, как рукавицей тебе махал, не видел?! – прямо-таки заходился от гнева. – Поехали в ГАИ! – и плюхнулся в «Волгу» рядом с Генкой.
Далеко позади остался забор городского сада, …в ГАИ шутить не любят. Это же, получается, он их коллегу обидел, да еще и пытался скрыться!
- Наказал бы своей властью, старшина! – Генка уже был согласен и на штраф. Несправедливо, да Бог с ним: - Зачем в ГАИ-то ехать?
- Затем, - буркнул старшина, - чтобы уважал инспекторов. Там с тебя шкуру снимут!
У особняка инспекции несколько покорёженных легковушек. Вы, подумал Генка, карабкаясь вслед за старшиной на высокое крыльцо, с пьяницами да раззявами боритесь, а работяг зачем хватать?
В просторном вестибюле безлюдно, лишь за деревянной стойкой позевывал дежурный.
- Тут, товарищ лейтенант, - сунулся к нему Коровин, – такая ситуация: нарушил, понимаешь, правила у городского сада и не остановился! Ладно, чужие люди помогли… Бандит, и только!
- Какой я бандит?! – Генка от возмущения чуть было не подавился тугим, как мячик, воздухом. – Я ведь перед знаком тормознул. Пассажира высадил. А как старшина махал – не видел!
- Тихо-тихо... – дежурный зажал ладонями оба уха, как бы приглушая гомон. – Давай по порядку: Крюков? – и поднял над журналом дежурств Генкино удостоверение.
- Ну, - согласился Генка.
- Перед знаком, говоришь, высадил?
- Ну…
- Да-а, - протянул лейтенант, - и вправду нехорошая ситуация вышла. …Там ведь, старшина, можно легковушкам останавливаться. Позволяет расстоянье до перекрестка. А за остальное, - ткнул документы Коровину, - веди к замполиту!
Побагровев от негодованья, старшина торопливо цапнул удостоверение и, погромыхивая сапогами, устремился к лестнице. Еле поспевая за ним, Крюков взлетел на второй этаж и тоже хотел было заскочить в кабинет замполита, но инспектор опередил: хлопнул дверью перед самым носом, оставляя «нарушителя» в коридоре.
Какое-то невнятное бормотанье слышалось из кабинета, потом раздался недовольный возглас и дверь распахнулась. В проеме стоял грузный майор. Ероша растопыренной пятернёй волосы на затылке, он с любопытством порассматривал таксиста, затем отнял от головы ладонь и зачерпнул ею воздух:
- Зайди-ка!
У стола притулился на табуретке Коровин. Казалось, он стал еще багровее и, вроде бы как струйка пота катилась по его лбу.
- Видел, как тебе старшина жезлом махал? – в упор спросил замполит.
- Каким жезлом? – удивился Крюков. - Не было ведь жезла!
- Погоди, - майор перевел взгляд на инспектора, - ты чем ему махал?
- Крагой, - тихо обронил старшина, и в кабинете на миг воцарилось молчание, - из блинной я, а он - тут…
Не слушая далее, замполит сгреб со стола документы и сунул Крюкову:
- На! Смотри у меня – да не попадайся больше!
- Товарищ майор, - старшина вскочил с табуретки, - он же видел, как я махал! – И ступил к таксисту: - Ты же видел?!
- Не видел! – отрезал Генка.
«Зациклился! – думал он, прыгая через две ступеньки по лестнице. – Видел - не видел… Шкура ему нужна, кровопийце! А возить пассажиров - ты будешь?»
* * *
- Ну, и дороги, парень, ну, и дороги! – гаркнул дед, в который уже раз поправляя рукавицей шапку. – Тут трактором надо было бы поелозить, гусеничником. Как начнёт пятаки крутить – все кочки взъерошит! А грейдер нет, грейдер не возьмет. Я ведь раньше на грейдере гонял. Вот и оглох! …Ревёт, говорю, шибко. – И Генка услышал, как старик, но уже чуть потише, принялся будоражить сына: - Разлёгся! Давай-ка приподниму. Во… Ещё попляшешь, Васька, с мёду и горбатый скачет. Глянешь через месяц, а болезни-то хрен-ма! Оп-па, чего это он?
Летящий впереди огромный джип затормозил, и Генка едва успел уйти влево. Вот оно что!
За огромной снежной кучей спрятался милицейский «жигулёнок». Лишь краешек капота выглядывал на дорогу.
- Пропал хлопец, - дед отчаянно поскрёб ногтем заиндевевшее стекло, норовя вглядеться в спешащего к джипу гаишника, - сожрут сейчас и выплюнут! Кольку Обморока помнишь? – В салоне воцарилась тишина, но лишь на миг. – Вот тебе и хрен-ма! – изумился беспамятству сына старик. – За нами ведь живет, через два дома. Тихонький такой. Залезет, собака, под трактор: «Колька, - кричу, - чай, не умер?» Еле шевелится. Прямо обморок. А ездит - хорошо. Как собак бреет!
- Батя, помолчи!.. – раздался слабый голос старшины, затем судорожное кхеканье.
- Чего? …Сожрут, говорю, и выплюнут! Колька-то торф возил, вот и разогнался с горы. А колёсник летит, как самолёт: ему под уклон-то с руки! А тут гаишники: с какой, мол, скоростью ехал? «А я почем знаю! – отвечает Колька. – Нам ведь с ходки платят, не почасовой, как раньше». Слово за слово, права и забрали. Пересдавай!
- Сдал?
- Чего?
- Сдал-нет? – переспросил старшина.
- Хрен-ма! Не ходил даже. Там ведь про трамваи спрашивают, да про всё другое… Не упомнишь! Теперь сторожит в гараже. Вместе с Мишкой Зубовым. Он же как, Мишка-то пил?! Кардан открутит, да в кузов и бросит. Потом уж только выпьет. А за руль кинется, так чего? Газуй, не газуй, машина-то на месте стоит! Нет же, приехал прапорщик из района, прямо в получку, и выволок его из кабины. Убил мужика!
- Сам и убился, – тяжело выдохнул Васька. Даже с какой-то напругой выдохнул, словно бы чего-то поперёк горла у него встало и, ерошась, перекрыло ход голосу. – Я вот…
- Чего?
Крюков пропустил пронзительно скрипящий автобус и выскочил на путепровод. …Васька ты, Васька, в голове-то гуси летят! …Невелик подвиг: у деревенского мужика документы забрать, а возить-пахать кто будет? Вы напугайте того мужика, как следует, а права-то оставьте!
* * *
В другой раз он столкнулся с Коровиным осенью. Генка посадил у ресторана мужичонку и тот, положив на откинутую крышку бардачка билет на самолет, тут же уснул. А в билете время отлёта проставлено. Чуть-чуть до него осталось… И Генка погнал, и не правым рядом, как было принято в те годы, а серединой центральной улицы.
И будто бы из пустоты возник гаишник. Мастер же ты, старшина, возникать из ничего!
- Старшина Коровин!
- Да знаю, знаю…
- Нарушаете, товарищ Крюков!
- Так я же в аэропорт опаздываю…
- Я и говорю, нарушаете! – упрямо повторил старшина, и злые огоньки мелькнули в белесых глазах. – Ваши документы!
Мстит, значит, догадался Генка. А понять, что опаздывает человек - никак нельзя? И нашелся:
- Я же поворачивать налево хотел! Вот и перестроился в средний ряд, чтобы через вокзал проскочить…
Уж чего-чего, а этого старшина никак не ожидал!
- Копают у музея. Всю дорогу ведь перекрыли! – напропалую врал Генка.
Губы Коровина беспомощно дрогнули, он хотел чего-то сказать, но не нашелся и поэтому, бросив на капот Генкины документы, медленно пошёл прочь.
- Погоди! – вдруг старшина обернулся. Усы его вздыбились, будто бы хотели уколоть таксиста. – Ты же видел тогда, весной-то… Видел, как я тебе махал?!
Крюков сгреб удостоверение, ткнул его в сгиб путевого листа и метнулся к двери. Ну и настырный! Видел – не видел…
* * *
- Но-но! – трубно раскатилось по салону. Видать, в разговоре с родителем Васька всерьёз зацепил его и тот аж взвился: - Зеленый ещё! Ты в своей ГАИ геройствуй… А тут я поруковожу! Генерал нашёлся, только звезды-то махонькие, как блохи… Петька вот, напарник твой, не сунулся под пули, а ты - полез. Конечно, - согласно кашлянул старик, - у него ведь жена беременная, а у тебя хрен-ма! Двое ребятишек только, да мать инвалидка. Суй башку-то! …Он ведь чего сделал, парень, - старик налёг грудью на спинку переднего сиденья и как бы перевалился через неё, - он ведь герой у нас! Кило картечи получил, а туда же, ерепенится… Помнишь, у вас «Волжану-то» в начале зимы угнали? В самый-то мороз… Таксовал, значит, шофёр, а парняга к нему и подсел. Да обрез и наставил! «Лезь, - говорит, - такая мать, в багажник!» Тот и полез, куда деваться? …А какая-то бабёнка увидела. Догнали его за городом. …Улетел в сугроб и орёт: «Не подходи!». Васька и подошел…
Вон куда вылезло! Вспомнил ту историю Генка, вспомнил. Рассказывали как-то мужики в пересмену.
- Васька и подошёл! – опять гаркнул дед и, отпихнувшись от спинки, тяжело плюхнулся на сиденье. – Толкнул гонор-то дурака. …А ты его покарауль часок-другой – сам и сдастся! Мороз-то выкурит.
- А шофёр… - начал было Васька, - замерз бы. – И вроде бы как всхлипнуло чего-то у него внутри…
- Ты чего, сынок, чего? Ревешь что ли? Ну, прости дурака… Ну, ляпнул! Жалко ведь… Один сын-то!
Тихо стало в салоне, так тихо, что ткнись муха в обшивку - Генка услышал бы и муху. Затем раздалось шорканье рукавицы о стекло и ломкий дедов голос:
- Вот вокзал-то! …Нам ехать, сынок, шиш да маленько! Терпи уж. – И громыхнул прямо в Генкино ухо: - Сколько сдерёшь, парень?! Чай, сороковника хватит?
Ну, дед, язык бы тебе прищемить! Генка так и хотел сказать, но старик уже выскочил на волю и теперь звякал защелкой багажника, силясь добраться до рюкзака. Васька же, неуклюже подхватываясь, карабкался из машины. Вот он встал на твердый, как кирпич, снег, подприсел, замирая от боли, и ковыльнул от такси.
- Стой, старшина! – крикнул ему Генка. – Стой!
Но Коровин даже не оглянулся: ковылял и ковылял к вокзалу. Тогда Генка шагнул к деду:
- Возьми обратно, отец! – ткнул деньги в карман его полушубка.
- Чего?
- Мёду, говорю, сыну купишь!
- Чего?