Другой - это я

               
Он стоял возле стекла, которое в двери и которое "не прислоняться", и громко разговаривал  с каким-то случайным малым. Слишком доходчиво.  Непринужденно.  Напротив меня, у другой стенки, пассажирка с тюками на выход возмущенно таращила глаза, взглядом  прямо-таки прожигала.  Не взгляд, а лучизм с переходом в абстракцию. А всё за отсутствие солидарного порицания.  При очередном витке мата я вдруг прислонила палец к губам и сказала: "Ти-ше".  Получилось "цц-ч-ч-чи-щ-щше".  Упавшее на стук колес, смешавшее  виды в окне, отрывное, бредовое, странное, вызволившее секундную тишину.      Взгляд в мою сторону не задержался.  Холодные не без насмешки  глаза что-то считали с моего лица,  он произнес:  "ай эм сори".

Так и сказал по-английски: «Айм сори», пригасил интонацией брошенные мною шипящие, дал понять, что отсутствием  юмора не страдает.
Это был высокий северного типа парень, по-моему, из мест не столь отдаленных - видимо, там рожденный от сидевших родителей. В его речи пару раз прозвучали: Кемь, Норильск - названия городов, где доброй волею не живут. 
Расставшись со своим попутчиком, а малый соскочил где-то на промежуточной станции,  молодой человек прошел мимо меня в вагон. С ним улетучился и запах легкого табака. И бесшабашная атмосфера тамбура.  И цвет сумки «кэмел» у него на плече.

Снова  увидела его серый вязаный свитер с кожаными треугольниками на локтях уже в череде выходящих у города Домодедово. Мой взгляд задержался как на давнем знакомом. Он оглянулся, наши глаза встретились, и опять - то же холодное выражение, всё понимающее, проницательное.

 Нет, за иностранку он не принял меня. Скорее, опознал  что-то свое   по глубинной системе кодов как субъект, кое-что повидавший. Да и вид моего свитера не последнего крика моды кое-что подсказал. Тоже с нашивками на локтях,  вытянутый,  лохматый. Разве линялые джинсы да кеды были без говорящих примет –  для скорого шага.

Выходя, он едва заметно кивнул мне. И тем задействовал мою память. Встроил в нее свой образ.

«Реально мотался на передок. А пока приятеля минами разнесло на дороге. Буханку - машину, знаешь?  Дроны-камикадзе пикируют на машины. Водителя выбросило. Ни фига-се, такой прилет словить. Гражданские его отвезли в больницу. Наши искали, но через неделю он сам вышел, немного руку поранило. И опять сел за руль, и его даже не наградили, забыли. А по ходу его мамашу мошенники развели. Сначала баба звонила для наводки. Ласковым сочувственным голосом: ваш сын попал в аварию, сломаны ребра… Мамка вроде газеты читает и знает. А вот сильно расстроилась и повелась. Принцип: надо клевать ближнего и гадить на нижнего – и позвоночник в трусы не посыплется.»

Подтянутый нордический тип. Никаких наколок. Чужой всем, сначала    снизошел до упрощенно понятного языка с первым встречным, затем не без иронии заявил себя гражданином мира. Исчез по-английски, задал логику встрече и затерялся на привокзальной площади, слишком нарядной,  для мусорной жизни, где никого не хвалят, не поддерживают, где все разговоры о том, как плохо, где катастрофическое сознание не щадит никакой одаренности, требуя  русских усилий, чтобы пробиться без связей. Здесь  на каждом шагу подножка, а зазеваешься – удар ниже пояса. Упадешь – закатают в асфальт. Рано поумневший, неустроенный волк, приехавший на поиски счастья.  Одинокий и неприкаянный в огромном людском муравейнике, там - поодаль платформы, за высокой оградой с острыми пиками.

 Чем-то он был сродни мне в той  зоне опыта, где мы встретились,  где  слова покоились под словами, а все настоящее скреплялось молчанием.  Лишь оно доставало до самого дна события, которое с недавних пор называлось: «специальная военная операция». И все же под завалом несказанного  было то,  что лежало на голой земле, - представление об экстремальной ненадежности  жизни. Представление,  равное закадровой темноте,  где людям не светят не просто среднестатистические лета, а ближайшие пять минут  спокойного пребывания.  Террорист ли, водитель-алкаш, наемный киллер или пацан-психопат подвернутся тебе на дороге – не угадаешь, не заречешься. И моя вечно текущая квартира под крышей последнего этажа в центре столицы вроде как ничем показалась.

Май 2022г.