66. Liberte, Egalite, Fraternite. Священная война
Отец Этьен решительно выставил перед собой руки с поднятыми ладонями, решительным тоном, полупросьбой, полутребованием вынудил отступить враждебно настроенных заключенных и деликатно оставил девушку наедине с Лафоре, сам ушел подальше, за колонну.
Подобрав юбку, Мари присела на матрас рядом с Жан-Пьером, прикоснулась рукой к влажному горячему лбу и взяла его за руки.
Вгляделась в его посеревшее лицо и только сейчас обратила внимание на выразительную синеву на скуле вокруг левого глаза, на разбитые вспухшие губы, в синих глазах плеснулось глубокое сострадание смешанное с нескрываемой радостью:
- Главное, что ты жив! Несчастный мой... - нежно коснулась рукой плохо выбритой щеки - какой же изверг так обошелся с тобой?!
Жан-Пьер обратил внимание, что тюремное заключение и многодневный кошмар в ожидании казни сломало невидимый барьер из дворянского воспитания и девичьей стыдливости, общее положение сделало их ближе.
Он мягко поднес ее изящные руки к губам, целовал, прижимался к ним лицом, шептал, не в состоянии поднять на девушку глаз:
- Верь, милая девочка, что всё будет хорошо, вас с отцом скоро освободят по амнистии, ведь некоторых уже освободили, верно?
- Знаю, что некоторых уже освободили, например, одну красивую даму, Терезу Кабаррюс, её освободили первой... сегодня утром освободили Эме де Куаньи и ее жениха, графа де Монрон, и гражданина Легуа, арестованного за продажу непатриотических карт с дамами и королями...
Говоришь, что нас с отцом амнистируют... а ты, мой милый Жанно, что будет с тобой?! Почему ты молчишь?! Разве публичные заявления "о прекращении террора" не пустые слова, когда одних освобождают, зато тех, брошенных в тюрьму после 27 июля по-прежнему отправляют в трибунал и на гильотину! - в больших глазах Мари де Карфадек блеснули слёзы.
Добрая душа, подумалось Жан-Пьеру, она сочувствует робеспьеристам... конечно же из-за него...
Но сейчас он должен сказать то, что не успел сказать вовремя...
- Милая... ты помнишь тот последний день 9 термидора, то есть 27 июля... перед тем, как в мою квартиру ворвались ищейки Луше и отправили вас с отцом сюда... когда я пришел с цветами, я так надеялся, что ты... не отвергнешь меня...а теперь... - Жан-Пьер нервно облизнул губы и замолчал.
- А что теперь, Жанно... - глаза девушки блеснули, она откинула со лба золотистую вьющуюся прядь - что же... ты передумал?
Жан-Пьер растерялся:
- Я... нет... но разве гражданин Лафоре без пяти минут не тень прошлого... я бессилен защитить тебя...зачем я тебе сейчас... полутруп... а у тебя впереди целая жизнь...- острая волчья тоска блеснула в темных глазах с покрасневшими белками.
Что-то неуловимо изменилось в тонком лице Мари, в выражении ее глаз, перед ним сидела не наивная юная девушка, а вполне взрослая молодая женщина, которая четко сознает, чего она хочет.
- Так и скажи, что передумал и не ищи других причин... - Мари грустно отвела взгляд и нервно провела рукой по мягким волосам.
- Я люблю тебя Мари и хочу, чтобы ты стала моей женой... - голос Лафоре прозвучал хрипло, но мягко и решительно - я снова хочу жить...для тебя... есть священник из неприсягнувших, который согласится обвенчать нас... - осторожно и нежно он приподнял голову девушки за подбородок и приник к горячим губам...
Взглянув на него Мари удивилась, в темных потухших глазах сверкали живые искорки, он даже казался гораздо моложе своих тридцати шести лет.
- Милый Жанно, я согласна...
Она крепко обняла его за шею и спрятала лицо у него на груди. Оба вздрогнули, услышав вежливое покашливание из-за колонны. Лицо Мари залил яркий румянец, она вскочила с матраса.
Перед ними стоял, опираясь рукой о шероховатую поверхность колонны молодой санкюлот, он был немного нетрезв и мрачен. Но замешательство обоих длилось секунды, они узнали Анри Марэ.
- Привет и братство, гражданин Лафоре! Добрый день, "принцесса"... - приветствие вышло хмурым и кислым - мне очень жаль, честное слово, что нашел вас обоих в таких обстоятельствах...
Но отсюда я уйду, лучше остаться без работы, чем видеть, как в твоем присутствии каждый день убивают патриотов...при том, что освобождают явных "аристо" и врагов Революции! - последние слова Анри зло выплюнул сквозь зубы.
Увидев как побледнела и вздрогнула, сжавшись в комок, мадемуазель де Карфадек, Марэ лишь отмахнулся, на секунды поднял глаза к зарешеченному окну под потолком:
- Не принимай всё на свой счет, "принцесса"... Лафоре понимает, о ком я... И да... Жан-Пьер, скота Луше я всё же спровадил в ад... но сколько же их таких еще... черт побери!
Услышав эти слова, Жан-Пьер рывком поднялся с матраса, но пошатнулся, почувствовав боль внутри черепа и, держась за выщербленную серую стену, протянул руку санкюлоту:
- Благодарю тебя, брат! Ты сделал то, что должен был сделать я сам... Но не мог бы ты... на некоторое время... выделить нам с Мари отдельное помещение...
Девушка ответила ему чуть удивленным, неуверенным взглядом, но промолчала.
Не возмутилась и не отказалась... и на том спасибо, милая... кто знает... сколько мне отпущено времени, а так...тех, кто ожидает ребенка не казнили даже в Прериале ...метнулось в мыслях Жан-Пьера.
Марэ подумал секунды, затем сумрачно кивнул:
- Идите за мной! Я найду для вас помещение и буду неподалеку, когда будет нужно, отопру вас и выпущу обратно, в общий зал...