Когда Том Хэнк слезал с дивана, облачался в экип и отправлялся на мотоцикле куда глаза глядят, местные старожилы замутили примету. Если Хэнк приедет, то быть хорошей погоде. Если же он придёт пешком, то придётся дружить с дождями и ветром. Хэнк же ни о чём таком не догадывался, был мотоциклистом во втором, а может и в третьем поколении и со счастьем на грубо вытесанном лице шпарил на встречу хитрому аляскинскому солнцу. Пути Хэнка были неисповедимы. Не было места во всей Аляске, где бы не знали его мотоцикл – пёструю Dyna 1998 года. И когда возле какого-нибудь паба стоял и красовался его мотоцикл, туда начинал стягиваться лихой народец, набить пару морд и послушать байкерские истории из первых уст Тома Хэнка, вечно пахнущего то плохим виски, то хорошим бензином. Как-то раз Том Хэнк закурил сигару и стал рассказывать…
- Эти места, братва, просто пропитаны историей. Здесь куда ни плюнь, везде память. Вот, например. В десяти милях отсюда вы найдёте Ниу – старую навахо. Она вечно сидит возле дороги и курит свою трубку. Иногда мне кажется, что она сидела тут и при моём отце, и при отце моего отца. А в жизни этой Ниу было то, что её сын, на моём веку первый из ихнего роду-племени, собрал в своём вигваме весь до винтика Сhiеftain. Собирал он его по деталям, очень много лун, столько, что сам сбился со счёта. Иногда по ночам, иногда не доедая и не досыпая. Этот парень навахо был чокнутый. Их шаманы часто портили воздух возле его вигвама дымом от сухих веток, отгоняя злых духов. Но этот парень навахо был ещё и гением. Его Chiеf жив и сейчас. Мотоцикл восстановил и забрал в свой музей какой-то миллионер из ихних. А тот, сын Ниу, заболел байкерской болезнью. Он часто уезжал в закат, и с ним были лишь музыка мотора и ветра. Он говорил как-то, что мой путь - это путь к солнцу. Его соплеменники крутили пальцем у виска при виде сына Ниу на мотоцикле. Но грозный шаман Э, жизнь которого должна была кончиться ещё лет тридцать тому назад, не крутил пальцем у виска при виде сына Ниу. Он только многозначительно кивал головой, курил свою трубку и мычал при этом какие-то заклинания. А некоторые соплеменники прочили сына Ниу в вожди, ибо тот был гений и уже не молод. Потом сын Ниу разбился на 43-ей миле Клондайкского шоссе, повстречавшись в лобовую с тяжёлым тягачом из Юкона. Никаких документов у индейца не было и его похоронил штат Аляска. Не смогла поверить в это лишь его мать. Ниу с того момента не сказала ни слова. Она молча сидит у дороги и ждёт сына домой даже всю холодную осень. Вздрагивает и перестаёт курить лишь когда слышит знакомый звук мотора Chiеf. При этом на лице старой Ниу шевелятся многочисленные морщины и лицо её меняется, освещаясь проблеском надежды. Все знают, и ни один райдер не проедет мимо Ниу, не остановившись поздороваться, дать еды, табака и питья бедной старухе. Зима всегда заметает память, но только не память матери. А отчаянная братва знает легенду о том, что лицо сына Ниу, устремлённое навстречу солнцу, навсегда застыло на баке легендарного Indian Chiеftain…
С этими словами Том Хэнк, помолчав, встал из-за стойки бара, потушив сигару, вышел из паба, сел на свою Dyna 1998 года и был таков. Через час Том Хэнк мчался на пути к Юкону с новой историей...