Космос играл на барабанах. Он учился на курс младше, и я часто видел его на тех странных общажных тусах, которые, тихо зародившись в одной из комнат, шумно выблевывались дымом и студенческими тенями в длинные коридоры Дома студента на Вернадского.
Космос выделялся среди братьев по разуму, которых жизнь и администрация приземляла в нашей высотке. Но не столько прозвищем, полученным за рассказы о путешествиях, сколько практикуемым способом связи с высшим разумом. Отперев одну из дверей на заколоченную пожарную лестницу (а встречались ли в начале двухтысячных не заколоченные пожарные лестницы?), Космос собрал на межэтажном пролете барабанную установку. Играл он не каждый день. Условием сеанса было особенное медитативное состояние, которое может вызывать только борьба молодого организма со смертельными дозами дряни, которую нам продавали в соседнем киоске под видом водки. Обычно это было не раньше 2 ночи. С красным лицом и закрытыми глазами Космос колотил по барабанам и тарелкам с таким остервенением, что ему со звоном подыгрывали уложенные стопочками блюдца в кельях филологинь.
Грохот разносился по зданию. Засаленные чоповцы бегали с этажа на этаж в поисках источника звука, шедшего из глубины бетонных стен.
Она тупые. Не понимали. Не понимали, что слышат стук Космоса.