Светлой памяти отца моего, Игнатия Калиновича, посвящается.
Калиныча в нашей деревне знали абсолютно все. От мала до велика. Нет, совсем не того Калиныча, что описал Иван Сергеевич Тургенев в своём рассказе “Хорь и Калиныч”. Те, два чудика, жили лет на сто с гаком ранее. Про них что-то в школе говорила учителка, давно правда. Уже и не помним, что к чему. А у нас свой Калиныч живет. Местный и настоящий. Не верите? Тогда слушайте, и не говорите, что не слышали.
Деревенское лето. Местная мелюзга облюбовала для своих игр большущую яму на краю дороги, той, что вдоль села тянется. Вообще, таких колдобин, скорее, колдоебин, на этой дороге великое множество, но эта им поглянулась больше других. Во-первых, в самом центре, а во-вторых, вода из колдобины этой в землю ушла, а может, испарилась. И осталась только густая грязь на дне. А это самое то, для наших сегодняшних мелких шоферов и трактористов.
Голопузый пацан лет пяти-шести, в этой грязи впервые обкатывает свой новенький грузовик, что совсем недавно выревел у матери, чтоб купила его в сельпо. Громко кричит другому, такому же пацану:
- Мишка! Ты чо? Совсем ослеп, или как? Не видишь, что я забусковал в этой чёртовой лыве. А мне еще людей надо с покоса забирать. Подъеть с другой стороны, дёрни за “клык” меня, да смотри сильно не дёргай, а то вырвешь его, нахрен, с мясом.
Ну, что. Вполне солидно прозвучало. И убедительно. Почти как у заправских деревенских шоферов.
Мишка послушно стал объезжать грязь на своем стареньком “газике”, груженым песком, с другой стороны лывы. Надувая щеки, парнишка так гудел, так визжал мотором своим, что свинья, лежащая в грязи по соседству, перестала блаженствовать и открыла один глаз.
-Бз-з-з-ы-ы… В-в-в-ы-ы…. Дык-дык-дык… Витёк! Копец! Я тоже забусковал. Чо делать то будем?
- Чо, чо! Калиныча надо звать на помощь. Пусть дёрнет нас на своём ДТэшке.
- Да где его сейчас найдёшь, Калиныча то? Я видал давеча, как он с армяшками на скотный двор поехал.
- Да вон же он стоит. Как ты не Калиныч? А кто ты тогда? Федька, ты чо, в глаз давно не получал, заводи свой трактор, будешь сегодня Калинычем. Вот балбес! Видишь, мы забусковали с Мишкой, надо вытаскивать нас. А “тятей пятым” ты завтра будешь. Я вот тоже сегодня Селиверстом хотел быть, но Мишка опередил меня, так что я сегодня Трофимом работаю, а Ванька – Затеем. Но он пока на ремонте, вишь, позади свиньи сидит. Колесо у него отвалилось.
Слыхали! Голопузая шпана не кого-нибудь, а Калиныча хотят на помощь позвать, повытаскивать их застрявшие в грязи автомобили. Это мелюзга деревенская, а что же взрослые? Тоже Калиныча вспоминают? Конечно, вспоминают, да еще как.
Зима. В совхозной РТМ, обычно по утрам, собирается почти всё мужское население деревни. Трактористы, слесари и прочие механизаторские спецы. Вот и сегодня. Взяли в плотное кольцо местного балагура, тракториста Федора Савельича, слушают очередную байку его, прерывая рассказ громкими взрывами хохота.
- Подходит на днях вечером к нам Миша-алтаец, мы как раз воду с тракторов сливали, просьбу свою стал слёзно излагать. Мужики, выручайте. Сено надо бы привезти, корову кормить нечем. Все припасы закончились. У меня, мол, одна небольшая “свиночка” как раз на березе смётана, так что можем быстро управиться. Начальство добро дали, иди, мол, договаривайся сам с трактористами.
- А где “свинка” то стоит у тебя, Михаил?
- Так в Ларионовом логу, в вершине.
- Ну, ни ху-ху себе! В ночь, километров десять туда и столько же в обратку. Это когда же возвернёшься? А спать когда?
- По разным причинам, но отказались все. Почти все. Добрейшей души только один из нас оказался. Это Калиныч.
- Но самое невероятное Калиныча ожидало впереди. Глубокой ночью добрались, наконец до места. Стоит, скорее не “свинка”, стожок небольшой. Слава богу, хоть тащить легко будет. Это Калиныч так подумал. А Михаилу некогда было думать, он ногами разгреб снег, нашел березовый комль и удавкой набросил на него небольшой тросик.
- Давай, Калиныча, трогай, дорогой! Понужни коня своего железного, чтобы сдёрнуть с места “свиночку”.
А понужать коня, что трактором зовется, и не надо. На малых оборотах трактор потихоньку поехал вперед. За ним, как и должно быть, поехала потихоньку и береза. А вот стог остался стоять на месте! Вернее, за трактором не береза поехала, а голый березовый ствол, выполз из-под “свинки”, с, напрочь, обрубленными сучьями и ветками.
Удивлению Калиныча не было, кажись, предела. Не поверил глазам своим, что увидел он через грязное заднее стекло тракторное. Выпрыгнул из трактора, убедился – чистый березовый ствол.
- Миша! Ты мне скажи, на ху… (худой конец), сучья то все обрубил? Тебя кто этому научил, дурья твоя башка?
Михаил и сам был, не менее Калиныча, ошарашен увиденным.
- Калиныч! Не ругайся сильно на меня. Я, ведь и правда, дурья башка. Слышал вот от мужиков, что они приловчились сено на березах метать и на них же увозить в деревню. А как они это делают, не удалось подглядеть. Ну, теперь, я, Калиныч, курсу дела, как сено на березу метать.
Раздался громкий хохот собравшихся в РТМ мужиков. Только Калиныч смущенно улыбался, протирая в сторонке ветошью замасленные руки свои. А слова “курсу дела, как сено на березу метать” на несколько лет прочно вошло в лексикон деревенских трактористов.
Не только в мастерских можно было про Калиныча услышать, но даже в бабьих пересудах, что собрались у магазина продуктового.
- Гляньте, бабоньки, вон Калиныч куда-то пошел. Пешочком. Нету-ти у него теперь трактора под руками. Или, ногами. Ну и правильно. Сколько можно на нем ему скаться. Пензию заработал, теперича можно и спокойно пожить в старости своей.
- А я знаете, бабы, каку новость про него услыхала намедни. Пришел он за пензией своей на почту, постеснялся, не стал сразу пересчитывать ее на глазах у заведующей. А придя домой, обнаружил, что заместо семидесяти рублей, ему дали восемьдесят. На одну красненькую бумажку больше.
- Ну, и дальше что? Сказывай, не тяни.
- Говорит он, будто жене своей, что это, мол, скорей всего, его заведующая на “вшивость” проверяет. Принесет назад Калиныч десятку или себе оставит. Надо обратно скорей отнести.
- Ну, и?
- Отнес. Уж так заведующая благодарила его. Не пришлось ей со своего кармана недостачу покрывать.
Призадумались кумушки, к себе видать, каждая примерила, а как бы она поступила, будь она на месте Калиныча.
Ну вот и вспомнилось невзначай, о простом сельским труженике. Работящим, в меру употребляющим, но некурящим с того самого дня, когда Юрий Гагарин в марте 1968 года разбился. Сказал, как отрезал – Гагарин погиб, а я бросаю курить. И не закурил ни разу, до самой смерти своей.
Членом КПСС с 1952 года Калиныч являлся, сколько денежек пришлось заплатить взносами своими ей, родной партии, за, почти, сорокалетнее, пребывания в ее рядах. После смерти отца я долго вертел в руках его партийный билет, потом решил вытащить его из обложки. И с удивлением обнаружил выпавшие оттуда три “рыжика”, три хрустящих рублика советской поры, образца 1961 года.
- Батя! Ну как же так! Неужели ты смог забыть на долгие годы свою партийную заначку. Три полновесных советских рубля так и остались у тебя не оприходованными по назначению.
Шутка? Конечно, шутка. А к чему переживания. Калиныч прожил свою жизнь достойно. Будем и мы свою, жить, проживать. Не обессудьте, уж как получится.