Глядя в зеркало на отражающуюся в нем пустоту, я рисую себе лицо: наношу тон туда, где должны быть щеки, лоб, нос, подбородок, прочерчиваю контур глаз, изображаю ресницы и губы. Между веками остается пустота. (Этой пустотой я вижу себя?) Я рисую себе волосы, свето-русые пряди до плеч; я одеваю пустоту в узкое красное платье, замазываю пустоту между вырезом и подбородком - нельзя же ее показывать, это неприлично, пустоту надо прятать даже от собственных глаз, она пугает, надо учиться прятать ее, неумение карается, это твоя обязанность перед собой и перед людьми, все же прячут, все умеют это, и ты сумей - но я не хочу! - а надо; а что если не… - что будет с моей пустотой, если ее не спрятать? Она будет невидимой? Нет, она будет слишком видимой, беззвучно кричащей, люди испугаются и разбегутся или прикроют ее чем попало - черными мусорными пакетами, брезентом, асфальтом, бетоном, гранитом, ведь этому нельзя быть, нельзя быть, нельзя быть, умей рисовать себя на пустоте, не смей не уметь, спрячь спрячь спрячь, это главное занятие всего человеческого мира, не прятать ее есть преступление против человечности.
Пустоту между веками ничем не закрасить, поэтому надеть темные очки, это лучшее, что ты можешь сделать для себя и других.
…А если все-таки стереть все это со своей пустоты? Тогда, наверное, услышишь за спиной громовой окрик, за которым, может быть, последует выстрел - или стереть уже не получится, стираемое будет вырастать заново само собой, и стирать придется многократно, тысячекратно, десятитысячекратно или бесконечно…