- Пока кашу не съешь, из-за стола не встанешь! – приказным тоном, тыча указательным пальцем в Егорку, и в его тарелку, не сдавалась воспитательница.
Дети, молча, лениво чавкали, размазывали молочную субстанцию по тарелке, и боялись поддержать протестную акцию Егорки.
Он, почти уже, собрался плакать, но держался, как мог, по-мужски.
Ну, ненавидел он эту склизкую овсянку, да ещё с жёлтой, маслянистой лужицей посередине, от растаившего кусочка сливочного масла.
Морщась, от предстоящего, Егорка поднял руку и попросился в туалет.
- Иди! – отрезала воспитательница, пятилетнему бунтарю. – Но есть кашу ты всё равно будешь!
Обернувшись, на пути к туалету, он увидел, что воспитательница присела, к нему спиной, застигая туфельку Вике. Тогда, он быстро шмыгнул за шкаф, поудобнее там устроился, сел на загнанный, кем-то туда же самосвал, и настроился ждать, аж до вечера. И до прихода (мамы, или папы) за ним.
И пусть.
Если ему захочется кушать, и даже, замучает жажда, он вытерпит.
Вот только в туалет, надо было сходить…
Только не эту кашу!
Нигде не обнаружившийся Егорка в группе, поднял целый переполох. Нянечка проверила все подсобные помещения, воспитательница – все шкафчики в раздевалке. Но заглянуть за большой шкаф, в самой группе, они не догадались.
Разве подумаешь, когда он прямо под носом у всех?
Дети, на все допросы и расспросы, мотали из стороны в сторону головами.
- Я видела! – неожиданно для всех, подняла ручку и сразу же вскочила, не дожидаясь разрешения, Сонечка, обожающая притягивать, к себе, внимание всех окружающих. – В раздевалке, кто-то хлопнул дверцей! – доложила она кокетливо воспитательнице.
- Не увидела, а услышала. – поправила её слова воспитательница, принявшая их к сведенью.
- Придётся звонить родителям и в полицию. – услышал Егорка, вблизи шкафа, разговор воспитательницы и нянечки.
- Может Жору попросим, охранника, поискать? – спохватилась нянечка. – Он вон детективы всё время читает на посту. У него даже кличка – Жорж Сименон. Анна Григорьевна определила. – хихикнула нянечка. - А потом, уж, и позвоним!
- Хорошо. – согласилась воспитательница. – Веди его сюда. И прекрати, наконец, таскать из карманов детей конфеты! – фыркнула она, расходясь с заговорщицей.
- Я люблю, когда лисичка приносит. – виновато кинула та её в спину.
С кем только приходится работать!
Егорка ещё глубже втиснулся в своё укромное место и поклялся, что не выйдет ни за что, пока не унесут ненавистную кашу на кухню.
Войдя в группу, Жора, с улыбкой, окинул сидящих за столиками детей.
Кивнул им в знак приветствия, и стащил с головы шапку.
Как по команде, они все перестали - кто жевать, кто пить, кто поправлять банты…
Все ждали Жориных действий.
Первым делом он заглянул за рядом стоящий шкаф, и заметил в слабом свете силуэт мальчика.
- Он? – спросил Жора, ткнув туда указательным пальцем, не подозревая, что так быстро справится с этим.
Быстро подошедшая воспитательница, заглянула тоже туда и охнула.
- Он! – воскликнула она раздражённо. – Будешь до родителей там сидеть! -
и погрозила Егорке пальцем.
- Я не буду её есть! – вытирая рукавом полившуюся из глаз и носа жидкость, захныкал Егорка.
- А можно, я с ним поговорю? По-мужски! – отодвигая в сторону воспитательницу от шкафа, спокойно спросил Жора.
Воспитательница махнула рукой, в знак согласия, и ушла за свой стол.
- А я тоже кашу не люблю! – серьёзно сказал он Егорке. – Может, сходим на кухню, яичницу закажем? Ну, или, сами пожарим? Я сегодня, тоже ещё не завтракал.
Егорка зашевелился и стал выбираться из-за шкафа. А когда вышел на свет, кивнул и улыбнулся. Вложил свою маленькую ручку в большущую протянутую, Жорой, руку и они направились к выходу.
- А я люблю кашу! – услышали они за спиной колокольчиковый, обиженный голос Галочки.
Жора обернулся и растерянно, не находя слов, посмотрел на Егорку и на детей, ожидавших его ответа.
- Так яичницу едят те, кому не надо больше расти. А нам не надо! – нашёлся, вдруг, он. И посмотрел на мальчишку, ожидая от того одобрения.
Егорка поднял свои заплаканные глазёнки на мужчину, что-то просчитал в своей головке, выдернул из его руки свою ручку, и пошёл за стол, ко всем остальным детям, и к своей нетронутой, остывшей каше.
- Я должен вырасти. –бурчал Егорка себе под нос, по дороге.