Глава 5.
Хотя была ночь, вокруг стоял шум, горели костры, гремели повозки, пыхтели на станции паровозы, шла погрузка на корабли, бегали брошенные кони, где-то на окраине стрелял пулемёт, иногда бахали орудия.
-" И куда мы теперь с этим добром, Иван Лукич? Давай к штабу верховного главнокомандующего, найдём своих!"
Давно были составлены списки тех кто был готов покинуть Родину.Шла организованная погрузка в Севастополе, Ялте, Керчи.Наш казачий полк должен был грузиться в Севастополе.
Мы быстро нашли своих, доложили полковнику. Нас накормили и отправили отдыхать. Ещё было темно мы поднялись, напоили коней, дали фуража и с полковником отправились в штаб к Врангелю. Нас встретил его адъютант. Я , есаул и сотник остались ждать, а полковник с сопровождающим, войсковым старшиной прошли к Петру Николаевичу.Мы прождали их больше часа. Когда они вышли с ними был какой-то монах. Полковник объяснил, что это представитель владыки Антония и он нас с вещами от игумена проводит в его резиденцию.Мы взяли чемоданы и отправились к зданию рядом с собором. Нас встретил монах и тут же проводил к владыке Антонию. Ему видно о нас доложил дьяк, которого мы там встретили. О чём вчера разговаривали дьяк с игуменом, а сегодня с владыкой мы не знали, но нас встретили очень радушно. Владыка внимательно выслушал всё, что передал ему на словах игумен. Дал распоряжение, чтобы приняли вещи и готовились к погрузке. После беседы он предложил нам остаться с ним в качестве его охраны, принять сан послушников, а в последствии, если захотим , стать монахами. Он сказал, что Родину и церковь ждёт большое испытание, мы как православные не должны их оставлять в беде, что все вопросы с командующим будут согласованы и мы будем подчиняться только ему. Мы пообещали подумать.Как я, потом, понял игумен Варлаам через дьяка передал ему не только устный рассказ , но и письмо. Мы ушли. После обеда нас троих пригласили в ставку. Принял нас сам генерал Слащёв Яков Александрович. Красавец, очень энергичный, он резко подошёл к нам, гремя каблуками по паркету, мы вытянулись по стойке смирно. Он подошёл к есаулу тот представился, есаул Чернорубашкин, потом представился сотник и я.Он посмотрел мне в глаза, его глаза были голубые чуть с зеленцой, на круглом подбородке была ямочка, ростом он был чуть ниже меня, в плечах не широк, но крепок.Он объяснил, что в связи с тем, что идёт полная эвакуация Армии и правительства мы переходим в полное подчинение к владыке Антонию. Сейчас мы должны сдать винтовки и получить браунинги и магазины с патронами, потом добавил, если у вас есть офицерские револьверы можете их оставить, также выберите себе штатские костюмы. Шла полным ходом погрузка церковной утвари на корабль, мы готовились к отплытию, как меня пригласили к владыке Антонию. Владыка Антоний стал расспрашивать меня, чем я занимался до переворота в октябре 1917 года. Я рассказал о семье, учёбе, увлечениях, но его больше всего заинтересовало, то что я учился в Ветеринарном институте в Новочеркасске. Это был Варшавский институт, который в 1915 был эвакуирован в Москву, а в 1916 году переведён в Новочеркасск, где в 1917 был преобразован в Донской ветеринарный институт. Я в нём проучился около года, а до этого два года отучился в Казанском ветеринарном институте. В 1919 году вступили с другом в сотню подъесаула Крючкова. Потом Дон, Кубань и Крым. Владыка расспрашивал меня о преподавателях в Казанском институте в Новочеркасском, оказывается он многих знал лично, особенно Николая Николаевича Мари, который стал ректором Новочеркасского Донского института. Помню он спросил, есть ли у меня какие документы, что я учился? Я показал обшарпанный студенческий билет, который хранил в записной книжке. Мы беседовали около часа, нам монах принёс чаю, варенья и свежие бублики. От горячего чая с вишнёвым вареньем мне стало тепло и лоб покрылся испариной, да и в помещении было душно от печки.
-" Я вот, что вам предлагаю.- начал он тихим голосом-Мне нужно связаться с владыкой Тихоном!"
-"Это с нынешним патриархом?"
-" Да, с ним, владыкой Тихоном!": повторил он.
-" А кто меня к нему допустит?"
-" Я вам дам письмо к епископу Елизару в Ростов, а он вас уже свяжет!"
Я сидел и думал, как всё складывается... По какому-то провидению, чтобы исполнить волю игумена Варлама. Владыка Антоний объяснил, что завтра я должен пароходом добраться до Грузии, а оттуда в Россию. Распорядился, чтобы мне выдали командировочные и другую одежду. Оружие попросил оставить, чтобы не привлекать внимание и подозрения в случае ореста и других непредвиденных обстоятельств.
Как я добрался до Ростова, тут можно рассказывать месяцами и написать три книги под названием:" Скитания хорунжего Викентия!" Из Грузии я попал в Баку, из Баку в Астрахань, потом по Волге в Царицын, а из Царицына в Ростов. Ну уж хутора, аулы, калмыцкие улусы я тебе перечислять не буду, да я их и не помню. Прибыл я в Ростов в середине лета. Как добрался одному богу известно. Тебе интересно, что с книгой? Она при мне! Спасибо есаулу Чёрнорубашкину! Перед отплытием он притащил книги, капитал Карла Маркса и библию. Мы их распотрошили, а в нутрь положили книгу, всё аккуратно заделали и получилось с одной стороны библия, с другой Карл Маркс, ещё в вещмешок Иван Лукич положил большевитских газет. Документы мне выдали советские, что я студент, подрабатывал ветврачом. Имя, фамилия всё моё. Придумали легенду моих скитаний. И ты знаешь в Баку, эти примочки ох, как выручили. Задержал меня патруль, я им объясняю...Они меня ведут в комендатуру, а там молодой армянин стал допрашивать, кто, да откуда попал сюда. Я рассказал, что бегу от буржуев из Грузии. Он стал вещмешок проверять, открыл, а там газеты, правда старые, а на дне Маркс и отпустил. Через неделю я вышел на епископа Елизара. Передал ему письмо от митрополита Антония. Он принял его с большим недоверием, выслушал меня и сказал, чтобы я его больше не искал, если я ему понадоблюсь он даст сам знать, через своих людей, сказал, что к митрополиту Тихону в Москву лучше не ехать, что он арестован и мы расстались.
Я отправился в Новочеркасск, в свой родной ветеринарный институт. Встретил старого преподавателя по хирургии и он мне помог, даже одну ночь у него переночевал. Я быстро восстановился на последний курс. Получив новый студенческий билет, старый сдал, и зачётную книжку я отправился к родителям. Через четыре дня я был уже дома. Рассказал отцу, что у меня есть старая книга, которую лучше сейчас спрятать, но так чтобы она не сгнила. Закапывать её нельзя, в воду опускать тем более...Мы с ним поднялись на чердак и там он поднял несколько самонов, показал мне тайник, который находился в стене хаты, там уже лежали две шашки, кинжал и наган. Мы положили туда кожаный мешок с книгой и папки со всеми переводами и два оставшихся червонца, закрыли тайник саманами и залили швы глиняным раствором. Тайник был сухой, зимой и летом, как в термосе одна и таже температура. Крыша нашей хаты была соломенной, там и зимой было тепло.
Через два дня я зашёл в сельский совет отметиться. Председателем был казак, который воевал ещё с японцами, а в германскую был тяжело ранен и ходил с костылём. Мы с ним покурили, погутарили , он посмотрел мои бумаги, записал в свой журнал и поинтересовался, надолго я тут и чем собираюсь заниматься. Я рассказал, что через три дня уеду в Новочеркасск, буду учиться в институте.
Через семь дней я был в аудитории. На следующий год, летом, я получил диплом ветеринарного врача и был направлен в Туркестан, в отдельный кавалерийский полк им. Степана Разина, который боролся с басмачами и остатками белых. Туда я отправился не один, а с твоей бабушкой Акулиной Дмитриевной. Она была дочкой заведующего кафедрой -профессора, международным специалистом по инфекционным болезням. Он преподавал ещё в Варшаве. В 1924 году у нас родился Петя- твой отец. Когда ему было три года меня перевели в Воронежскую область. Мы были почти дома, чему несказанно были рады. Я был главным ветврачом кавалерийской дивизии, которая входила в первую конную Армию. С утра и до позднего вечера я находился на службе. Твоя бабушка каждое лето ездила в Новочеркасск к своим родителям в отпуск. Иногда, мы ездили вместе к моим. Всё было не плохо, и тут началась коллективизация. Было несколько не урожайных лет, жара стояла страшная, дождей не было. Частников стали сгонять в колхозы и пошло, поехало. Была объявлена борьба с кулаками, пошли продразвёрстки! Сельским хозяйством, да и вообще страной руководили совершенно не компетентные люди. Из Ленинграда, Москвы в хутора и станицы были присланы активисты-рабочие, которые занимались построением колхозов. Сначала вроде, как добровольно должны были вступать, а потом пошло всё принудительно. Так крестьян, которые умели работать и хоть что-то выращивали объявили кулаками. Начали силой отнимать землю, скот, инвентарь, выгребли всё зерно, даже семенное и начался ужасный голод. Народ потянулся в города, чтобы остановить это переселение установили заслоны, военные перекрыли все дороги, казаков, тех что чуть побогаче стали выселять в Сибирь и на точки- это места в голой степи, без имущества, без жилья, с малыми детьми. Люди сотнями и тысячами умирали от голода и холода. Благодаря тому, что я был военным мои родители выжили. Я помогал им, как мог, хотя сами недоедали. А в Кремле, да и по всей стране шла борьба с троцкистами. Был расстрелян Ягода, а на его место назначили Ежова. Начались так называемые чистки. Людей стали объявлять врагами народа, пошли повсеместные аресты не только рабочих и крестьян, но и интеллигенции, и чиновников разного ранга. Каждый день газеты писали, что разоблачена шайка вредителей засевших в НИИ, в управлении завода, фабрики, в самом главке ЧК, Армии. В 1937 году был, как писали , раскрыт заговор в РККА. Расстрелян маршал Тухачевский, генералы... В 1937 арестовали Ежова. Нашего командира полка, да и меня спасло, то что нас перебросили на Дальний Восток. Мы принимали участие в боях у озера Хасан в 1938 году. Потом , в 1939 году вели страшные бои в районе реки Халхин-Гол. Сама эта бойня называлась " инцидент у Номон-Хана" , это в Монголии. Там я увидел Конева , Жукова , Штерна и Чойбалсана.В последствии я узнал, что Штерн расстрелян.
Сейчас не об этом, хотя мысли бегут в разные стороны. Хочется всё рассказать, чтобы ты понял откуда ноги растут. Я рад, что ты внимательно слушаешь! Так вот, пока мы в Монголии разбирались с японцами, на западе СССР началась война с бело-финами. Нас готовили к переброске на запад, но уже весной 1940 года с финами подписали договор и мы остались на востоке, в Монголии. Когда 22 июня 1941 года Гитлер напал на СССР мы помогали монгольским товарищам отправлять помощь нашей Родине. Отправляли эшелоны с шерстью, баранами, перегоняли в СССР крупнорогатый скот, лошадей. Когда в 1942 году шли ожесточённые бои под Сталинградом и в самом городе нас перебросили для окружения фашистских войск. Потом мы принимали участие в освобождении Украины, Белоруссии, Польши.
Мы подъехали к пруду. Дед распряг Зорьку и пустил её щипать траву, прицепив один конец вожжей к кольцу на уздечке, чтобы потом легко её поймать. Я достал из фургона удочки, дедов складной стульчик, банку с червями и банку с пареным горохом. Пруд был зеркальным, небо с его тучами и восходящим солнцем казалось лежит у наших ног. На другом берегу, буквально в пятидесяти метрах от воды рос подсолнечник. Его небольшие корзинки раскрылись и казалось, что всё поле усеяно тысячами маленьких солнц. С боку от нас из камыша выплыла утка , а за ней шесть утят. Было тепло и тихо. В далеке , почти у самой плотины плавал лебедь, над нами кружил коршун. Он отражался в воде и утка поспешила в камыши, уводя за собой утят.-" Испугалась!": сказал дед. -" Так вот, ты слушай!"
-" Слушаю, внимательно!"
-" Наши войска вошли в Германию, мы уже в боях не принимали большого участия, в основном занимались снабжением. Вместе с автополком доставляли на передовую снаряды, патроны, оружие, продовольствие, с передовой вывозили раненых.
В мае был подписан договор о полной капитуляции. Мы все праздновали Победу! Что там творилось! Я больше никогда и ни где не видел такой радости. Это был массовый восторг, такой душевный порыв, подъём чувств, такое блаженство и гордость! Это Победа! Это не передать, это величайший порыв души, это величие духа и силы всего народа! Мы стояли в окрестности Берлина, вызывает меня командир полка и приказывает обследовать в километрах трёх от нас усадьбу. Я был тогда уже майором. Я взял с собой лейтенанта и двух бойцов с автоматами, и мы отправились. Войдя на территорию огороженную забором, мы сразу увидели большие сараи, амбары с открытыми дверями. Скотины не было, вокруг чистота, только трава не скошена, высокая, густая. Я постучал в дверь особняка, открыла нам пожилая женщина, лет шестидесяти , очень крепкая, одета в длинное синее платье, на ногах чёрные блестящие туфли с медными накладками, на голове цветной платок прикрывал волосы, её лицо бало серым, как пыль,очень узкие губы и зёлёные, колючие глаза. Она заговорила каким-то грубым, гортанным голосом. Я понял, что в доме никого нет, она одна. Я попросил, можно войти, осмотреть дом, на что она ответили -битте! Одного бойца я оставил у входа, а сами вошли. На первом этаже была большая прихожая из неё шёл длинный коридор и лестница на второй этаж. Мы проверили первый этаж, никого. Кухня, ванная и туалетные комнаты сияли чистотой, в комнатах кровати были заправлены, из большой библиотеки был вход в кабинет, в котором стоял огромный письменный стол и несколько стульев, а у стены кожаный диван, противоположную стену занимал массивный шкаф. На столе стояла чернильница, рядом лежали ручки и какие-то бумаги. Ничего не обычного, но я заметил, что на одной ручке перо недавно макали в чернила. Кто-то значит писал, подумал я. Хозяйка стояла в дверях и явно испытывала волнение. Мы поднялись на второй этаж, обошли все комнаты, и хотели уже спускаться, как лейтенант спросил,-" А эта узкая лестница, на чердак?" Я перевёл. Она невозмутимо ответила:"Я, Я!(Да!ДА!). Я сказал лейтенанту вы с бойцом проверьте чердак, а я спущусь в библиотеку и кабинет, посмотрю, что там у них за книги. Они поднялись, а я спустился. Полистал несколько книг. Все книги были в идеальном состоянии, но было видно, что их читали. Потом зашёл в кабинет, там были истинные сокровища, в шкафу под стеклом старинные книги в кожаных переплётах на немецком, французском, греческом и совершенно мне непонятных языках. Было ясно, что это сокровище было похищено. Я пролистал несколько книг, некоторые были написаны на пергаменте и папирусе. Были книги в антропометрических переплётах( из человеческой кожи). На стенах висели старинные картины, подписанные великими художниками. Подойдя к окну я понял, что как только мы вошли во двор нас заметили. Подойдя к столу, я открыл ключом ящик, который торчал в замочкой скважине. Достал и поставил на стол большую картонную коробку, неспеша открыл и обомлел. Я его сразу узнал, это был кожаный мешок с первой половиной книги, которую игумен Варлаам передал есаулу. Моё сердце затрепетало, я весь покрылся испариной, время куда-то провалилось, я попал в гипнотический вакуум, какими-то ватными руками достал мешок из коробки и развязал, достал книгу! Да, это была она! На её отделанной золотом крышке играли камни, а в середине был простой с красным вкраплением камень. Я дотронулся до него и увидел на пальце маленькую капельку крови. Книга явно была тяжёлой, но я совсем не чувствовал в этот момент её тяжести. Вдруг откуда-то из за шкафа, видно там была потайная дверь, вышел немецкий офицер, на его петлицах, в каждой, было по дубовому листу, на плетёных погонах, два жёлтых квадратика, что соответствовало званию штандартенфюрер или полковника по нашему. Его худое, бледное лицо было чуть перекошено, в руках он держал пистолет. Я понял, что он меня оскорбляет и сейчас убьёт. Я прижал книгу к груди и прозвучал выстрел. Он стрелял с расстояния двух, трёх шагов, я почувствовал, что пуля попала в книгу. Он ещё несколько раз нажал на курок, но пистолет не выстрелил. Тут с пистолетом в кабинет вбежал лейтенант и несколько раз выстрелил ему в грудь. Он упал, чуть поджал ноги, изо рта потекла струйкой кровь и под ним оказалась лужа. Вбежала хозяйка, упала на него и стала биться в истерике. Я посмотрел на книгу и увидел, что пуля попала в камень и он раскололся на пополам, но не вывалился. Я положил книгу в мешок, в коробке лежала папка с переводом, всё это я забрал с собой. Придя в часть я обо всём подробно доложил командиру полка в присутствии заместителя командира дивизии, который был у нас с проверкой. Заместитель командира дивизии полковник Кравцов, тут же предложил, вы майор, так как разбираетесь в искусстве, знаете немецкий язык, поступаете в распоряжение лейтенанта-искусствоведа из Москвы, это молодая девушка, окончила институт, занимается ценностями, так сказать, возвращением награбленного. Вы там не в прямом смысле ей будете подчиняться, а вместе заниматься, она как специалист, а вы переводить, с бойцами помогать грузить картины, книги, ковры и другие ценности, всё это машинами, подводами доставлять на склады, а дальше поездами, самолётами к нам в союз! И эту книгу, майор, ты тоже покажи, чую ей цены нет, да и жизнь она тебе спасла.
На следующее утро мы с лейтенантом Ириной Кетлер собирались ехать к усадьбе, где вчера я нашёл книгу, как увидели чёрный дым. Вся усадьба горела. Мы подъехали и стояли смотрели,как пламя вырывается изо всех окон дома.
"Это и есть настоящий фашизм!": возмущалась Ирина.
В Берлине, мы с солдатами несколько дней помогали Ирине. Она описывала каждый предмет, вносила всё в специальный журнал, один экземпляр оставляла себе, второй вместе с экспонатом отвозили на склад, а оттуда в СССР.
Книгу, по просьбе полковника Кравцова я показал искусствоведу , она в неё вцепилась, сказала, это реликвия, описала, аккуратно упаковала в коробку и отправила на склад. На мою просьбу сохранить её себе, как память, что спасла мне жизнь, она ответила, что у неё нет такого права распоряжаться такими ценностями, тем более это когда-то принадлежало народу СССР. Она перед этим долго изучала папку с переводами, там уже был перевод на немецком языке. Она надеялась, что вторая половина книги тоже найдётся.
Через несколько недель наш полк перебросили в СССР, на дальний Восток, где шли бои с японцами.
Мы рыбачили до обеда. Наловили целый садок карпов. По дороге домой дед стал грустным, молчал, о чём - то думал. Зорька шла медленно, иногда останавливалась и щипала траву, тогда дед щёлкал её вожжами по крупу и приговаривал:" Ну, что не напаслась!? Давай иди домой, там поешь!" Я не лез к нему с расспросами понимая, что ему надо высказаться самому, без нажима.
- " Дед, а ты на охоту ходишь": спросил я, чтобы отвлечь его от грустных мыслей.
-" Да, на уток по осени хожу! Весной не ходил! Вот раньше., я на зайцев и лис с борзыми, постоянно ходил, а вот уже второй год не хожу. Собак раздал охотникам. Какие у меня были борзые-сила! Мне было за девяносто, был у меня выжлец-Чарли и выжловка -Лётка, да их сын Джек. Чарли был белый с красными пятнами, такой же был и Джек, а Лётка вся была белая, только на лопатках с обеих сторон по рыжему пятну. Она тоже была резвая и брала зайцев, лису хорошо, но Чарли это что-то..!Джек был молодой, красивый, резвый!
-" И куда они делись?"
-" Джека украли! Он был очень добрый, ласковый и доверчивый, не на привязи , его подманили и увезли. Мне потом наши ребята говорили, что его увезли в Саратовскую область, там есть один знаменитый охотник, у него Джека видели. Можно бы поехать, забрать, но я не поехал, пусть охотится, тем более ему его продали. Чарли был злой, чужих вообще к себе не подпускал. Он летом, когда сидел на цепи, никого не подпускал. Лётка была спокойной, но тоже чужих не признавала, если я рядом со всеми будет играть, а Чарли нет. Помню, Джека уже не было, я рано утром сел на Зорьку, она была тогда молодая, резвая и в степь... Только прошли Солёную балку подняли двух волков, старого волка и волчица. Волк был сильный, а волчица видно со щенками, послабей. Волк пошёл в одну сторону, а волчица в другую. Собаки пошли за волчицей, тогда волк развернулся и пошёл им на перерез. Чарли с маху схватил его и началась драка, Лётка тоже вцепилась, я подскакал, держу ружьё, а куда стрелять, побью собак, Зорька вертится. В столах картечь, я всегда беру, вдруг, что серьёзное попадётся. И вот на тебе. Кричу:"Нельзя! Ко мне! Чарли отпустил, а Лётка не успела, она его за зад держала и волк ей вцепился в лапу, и сразу перекусил. Вот силище, она отпустила, стала скулить и захромала. Волк бежать, я два раза выстрелил и хорошо попал, а он всё равно пошёл, кричу, Чарли, ату! Давай! Бери! Он тут же догнал его и стал рвать, волк тоже кинулся на него, Чарли отскочил, только волк бежать он его за зад хватает, тот на него, он отскакивает. Я ружьё перезарядил, но картечи уже не было, мелкой дробью. Подъехал и метров с пять, шести всадил дуплетом в голову и шею, он качнулся и побежал, тут Чарли повалил его и вцепился в горло. Смотрю, он хорошо его держит, а волк уже обессилел. Я слез с Зорьки, огрел его железным прутом по голове и он обмяк. Отозвал Чарли, он разгорячён всё не мог успокоиться. Проверил его, он тоже был покусан, но не сильно. Подошла Лётка на трёх лапах, смотрю, а у неё кость перекусана. Я снял шарф, ножом отрезал полоску одну, да вторую, в лесополосе срезал ветку, расщепил, сделал шины и перевязал лапу. Положил волка поперёк седла, привязал лапы к ремням от стремян и пошли домой. Придя домой я ей обработал рану, перевязал, сделал укол и она быстро поправилась, но лёгкая хромота осталась. Я держал её для щенков. Ты помнишь её?
-" Конечно помню, и щенков от неё и Чарли помню, а вот Джека не помню."
-" Джек молодой был, ты наверно в армии служил?!"
-" А куда Чарли пропал?"
-" О, с Чарли вышла печальная история! Петро ,как то отправился с ним и его сыном по кличке Лютый на охоту. Чарли уже был старый, но ещё в силе, Лютый был тоже хорош. Подняли они крупного лиса от Рогатого пруда, там рядом большие посадки, летом кто-то собрал сушняк и положил с края дороги. Вот в этом сушняке лис соорудил себе лежанку. Со всех сторон она защищена ветками, а сверху, на ветках образовалась снежная шапка, вот он заскочил под эти ветки, а Чарли с разбега влетел тоже туда, запутался, а лис на него кинулся, если б это было на открытом месте он бы увернулся и этого не произошло, а там ему ветки помешали и он укусил Чарли за морду, как раз за нижнюю челюсть и губу. Прокусил ему сильно.
-" А, что отец?"
Петро подъехал, этого лисовина застрелил, там шкура была больше метра. Я в это был в Михайловке, через два дня приехал, Чарли никакой, морда опухла и пошло полное заражение крови. Я стал его лечить, колол антибиотики, капельницы ставил, всё бестолку. Какой был кобель, редкий боец, и щенки от него и Лётки тоже были очень сильные! Ну, да ладно! Ты это, Стёпа, про книгу и мою исповедь, молчок! Отцу тоже он не знает!В общем только двое в курсе, ты и я.
-" Деда, всё понял!"
Мы въехали во двор, я закрыл ворота, распрягли Зорьку. Солнце уже было высоко.