Деда Фёдор

Лидия Селягина
(1943 год и далее)

А ещё у меня был деда Фёдор, очень хороший дед. Он — отец моего папы.

Он не только курил махорку (как он говорил — «самосад») и сам крутил самокрутку, но также много был занят хозяйством. Работа в деревне никогда не кончается.

А ещё он знал много частушек и учил меня заучивать наизусть. По уговору деда я начала плясать в деревне на посиделках, и, конечно, не просто плясала, а пела частушки. А знала я их в большом количестве. Например:

    Ой, топни, нога,
    Топни, правенькая.
    Всё равно ребята любят,
    Хоть и маленькая.

    Чечевица, чечевица,
    Чечевица с викою.
    Вот поела чечевицу,
    А теперь чирикаю.

    Пойду плясать,
    Дома нечего жевать.
    Сухари да корки,
    На ногах опорки.

Частушки и пляска маленькой девчонки четырёх — пяти лет умиляли взрослых. Но ведь дед Фёдор учил меня иногда частушкам, в которых звучали и непристойные слова, то есть матерные. Моя речь была чистой, конечно, какие-то буквы изменялись в произношении, но для взрослых это было ещё смешнее. Прибегала моя мама, забирала меня на руки и уносила домой, а потом сердилась на деда.

А плясать нас учил отец, особенно обращая внимание на присядку, и бегать вприсядку, загребая ногами.

Однажды мама откуда-то пришла и была такая говорливая, что-то говорила взрослым. А позже она рассказала нам, что встретила тётушку, которая перед войной только сидела за столом и пыталась делать замечания внукам, так как она тяжело заболела перед войной, как мы потом узнали, что у неё был инсульт.

И, конечно, каково же было удивление мамы, когда она увидела свою тётю бегущей с продуктами для внуков! И речь у неё была нормальная. А ведь она сидела так пять лет! Её тётушка рассказала, что страх за судьбу детей и начало войны как клин клином вышибли болезнь:

— Сыновей война прибрала, вот Бог и оставил меня помогать невесткам внуков растить, — сказала она нашей маме.

Пути Господни неисповедимы.

И рождаются у меня строчки…

    Мелькают кадры моего кино.
    Сюжеты стали прошлыми давно.
    Но так ещё раз хочется взглянуть
    На свой и светлый, и тернистый путь.

    Вот здесь деревня, мне уж пятый год,
    Пою частушки и смешу народ.
    Любила деда, дед любил меня,
    Частушки пела вся моя родня…

    Но паровоз пронзительно гудел —
    Ждал Ленинград и много важных дел.
    В послевоенном городе у нас
    Пошла я в школу в самый первый класс.

    Мелькают кадры моего кино,
    Сюжеты стали прошлыми давно.
    Но всё равно так хочется взглянуть
    На свой и светлый, и тернистый путь.

06.12.2015