Литература превратилась в Чтиво.
Ведь за минуту времени читанья
Здесь происходит несколько убийств.
А следователь дела и дознанья
Отведав гладких рёбрышек бараньих
Испустит дух… уже к второй странице.
В прислугах его – добрая Матрёна,
Что с детства к лесбиянству была склонна,
Хранила эти рёбра на балконе…
Не внове ей такое было дело.
Она всегда к мужчинам холодела
Как видела их вверх поднятый грех…
Орлиный взгляд стрелял очков поверх
И тешил душу. Но, не допускала
Матрёна внутрь себя мужского жала.
Итак, известно: несколько убийств
Свершённых за минуту, как я выпил
И в книгу углубился: «Яркий вымпел».
Служанка – лесбиянка и вдова,
Зовут Матрёной, хоть и молода,
Но, страстью прикипев к литературе,
К мужчинам бесконечно холодна.
Она была для мести рождена,
Изъян имея между ног в натуре…
Я пропускаю несколько страниц.
Труп эксгумирован. Матрёна в несознанке.
Ведь Дело передали лесбиянке,
Такой же, как Матрёна, без яиц.
Она легко запутывала дело
И яйцами вертела как хотела.
Бараньи рёбра, яйца, смех и грех.
Над щелью половой курчавый мех.
Но, не найти ещё первопричины
Той, по которой… Даже я взопрел:
Как могут оставаться не у дел,
Нещадно оскоплённые мужчины!?
Ведь в мире нет греховнее греха
Как из мужчины делать «петуха»,
Вернее курочку несущую яички.
Но, нет яиц и даже нет отмычки
Для взлома щелки к продолженью рода.
Вот так поизнохратилась природа.
Где Мопассан? Ги де? Ги де? Ги де?
Любимец девочек, чья плоть уже созрела,
Готовая отдаться при Луне
Кому угодно, в грех ввергая тело
Другого малолетнего юнца,
А может и преклонного вдовца.
А где маркиз де Сад, что даже в зад
Не мог попробовать, сидевши в «одиночке»
Своей Бастилии? И мыслей грязных ряд
Подряд черкал на выданном листочке…
Бастилия разрушена, а Сад
Зачах в психушке, люди говорят.
А у Матрёны фаллос прицепной
На кожаных ремнях, как портупея,
Подтяжки, шлейки, пояс кружевной.
И всё это кричаще пламенея,
Вокруг надёжно спрятанной звезды,
Что не даётся даром без нужды…
В мужском монастыре опять Содом,
Убита их собака Баскервиллей.
С отрубленным и пахом, и хвостом
(Её нашёл оскопленный Пахом)
Она лежала, жуть внося кругом,
Которой не описывал Вергилий.
А Апулей, что без больших затей
Насочинял свои «Метаморфозы»?
Бежала жизнь сквозь пальцы как ручей,
А на могильных плитах стыли розы.
Матрёна ж радость видела в ином:
Найдя себе девицу-молодицу,
Садилась на её лицо верхом,
Как Госпожа, блажа свою срамницу.
Мужчин же всех, как сучьих кобелей
Не подпуская к радости своей.
И первый муж стал вскорости…
Седой.
Матрёна стала вскорости
Вдовой…
Я пропускаю сто страниц из книжки.
Матрёну испохабили мальчишки
Ещё до этого. Когда она была
Младенчеством своим удручена,
Но зуда не было, хотя и занимало,
Как может подниматься чьё-то жало.
Короче, к ночи, ровно в девять лет,
Когда и волоски не прорастали,
В главе четвёртой вписан был сюжет,
Как Маню за конфеты извращали.
С тех пор и аллергия ко всему
Мужскому роду, да и к их кайлу.
Ужасен вид растущего в размерах,
Поднявшегося вверх довольно смело
И глядущего вам в глаза кайла.
Такого не забудешь никогда.
И было бы забавно, если б… но,
Для девяти лет страшно всё равно.
Мальчишки Маню продали Бомжу,
Когда уже натешились вовсю.
Тот первый бомж пропал в начале книжки.
А следом пропадали и мальчишки.
Но, кто убил собаку Баскевиллей?
Матрёна же не сочеталась с псинной
Породой никогда и ни за что.
Неужто, адвокатово лицо?
Он был ревнивец, говорят, досужий.
Как член Парламента он не желал из лужи
Напиться. Ведь порой Матрёна
Была к собакам очень благосклонна.
Поставили б «прослушку» на допросах.
И не было бы жалостных вопросов.
Нашли уже бумажку от пыжа.
Но, у Матрёны не было ружья.
И нож нашли. Но, стёрты отпечатки.
Нашли (в крови) измятые прокладки.
Улики есть. И в то же время, нет.
А у поэта алиби – сосед.
С соседом он любил, как если выпил,
Читать небезызвестный «Яркий вымпел»:
«В ночи горит созрелая звезда.
Любовь нас не покинет никогда –
- Твердил граф нежно щупая промежность
У дамы сердца. Разливалась нежность
В её глазах. И грудки поднимались,
И милыми сосочками втыкались
В грудь графа. Пах прохладой лес.
И губки увлажнились, и окрест
Пропахло всё. Божественная прелость.
Лесная прелость – это просто прелесть.»
-Не надо дальше – адвокатша встала
И вместо «кони», «куни» записала
В кроссвордик, что держала на столе –
- Я вижу, вы – поэт. Но, не по мне.
В конце концов нашли бомжа,
Того, что первый.
Он тоже был неверен благоверной.
Нашли и «раскололи» за бутылку.
Многоходовочка, где конь поставил «вилку».
Признался, расписался, взял на душу.
Хотя, с допросов был похож на грушу.
А «куни» ни при чём.
Как и поэт отчасти.
Он тёртым калачом
По женской слылся части.
И кто его воткнул,
Интриги ради, в книжку,
Тому пусть Вельзевул
Воткнёт свою отрыжку…
Ликует Августин.
Колокола бьют к месту.
Матрёна – господин
К венцу ведёт невесту.
Невеста – адвокат
Под белою фатою.
И люд их счастью рад.
Я ничего не скрою.
И нечего скрывать:
Не раком ведь, а браком
Они идут скреплять
Под скромным зодиаком:
Не Рака, не Тельца,
А благородной Девы,
Кто будет королём,
А кто и королевой.
Закрыт последний лист.
При чём здесь «Яркий вымпел»?
Он поминался всклизь,
Когда «граф фаллос выпер
Из красных панталон",
Свой вымпел Ей вручая,
Прекрасный Эталон –
- Любви, что крепче чая.
Вот, то-то и Оно!
Жаль всех собак на свете,
И многих, у кого
Не народились дети.
Ведь вымпел пламенел
Для дамы так красиво,
Что можно жизнь отдать!
На то Оно и Чтиво.
Истёрся весь до дыр
К концу мой «Яркий вымпел».
Как хорошо, что Мир
Ещё немного выпил.
Матрёна – господин.
Матрёна и матрона.
У Чтива грех один –
- ОНО всегда без трона.
19.03. 2024 г.