Поэтесса

ПОЭТЕССА



Когда  не получается, хочется головой биться о стену.
Ирида попробовала: зажмурилась и резко наклонила голову. Но в последний момент подставила ладони. Да и удар получился слабым, игрушечным. А она пожелала покачнуть стены. Нет, разрушить их, и чтобы   здание развалилось по кирпичику.
Хотя вряд ли так получится. Раньше строили на  совесть. Ей бы родиться в те времена, когда грамотой владели немногие, и хватало  пальцев на одной руке для перечисления поэтесс.
А теперь каждый мнит себя знатоком и умельцем, и невозможно отбиться от их замечаний и ухмылок.
Когда-то Ирида – вообще-то ее звали Ириной, но  она выбрала  звучный псевдоним – числилась в литературном объединении, но ее хватило всего на два выступления.
И если на первом так называемые соратники особо не привязывались, то окончательно созрели ко второму.
Или перезрели, она представила, как гнилые  плоды срываются с ветвей и разбиваются о землю, забрызгивая случайных прохожих ядовитым соком.
И чтобы выжить, надо укрыться, а она вместо этого вступила в бесполезную перепалку.
- Вот ты! – Уткнула палец в самого оголтелого критика.
Тот машинально ощупал одежду. На пиджаке присутствовали вроде бы все пуговицы, и была застегнута молния на ширинке.
- Хотел проводить меня до дома, а я отказала! - обвинила она. Выдела и подчеркнула ключевые слова.
Знает, чем заканчиваются, такие проводы. И мужики звереют и становятся невменяемыми, когда им отказывают.
- И вовсе  не хотел. – Растерялся и сдулся незадачливый критик. Но тут же опомнился (писатели изворотливы). – Размечталась, - отбился он.
- А ты украл мою рифму! – осадила другого.
- Затасканная рифма, - сознался тот в плагиате.
- И вообще вы  мне завидуете!
На собрание пришла в нарядном платье.
В повседневной жизни предпочитала порядком потертые джинсы, но в таком виде не пойдешь  на концерт или в театр.
И платье – сама раскроила и сшила –  улучшенная копия модели ведущего французского кутерье.
Нашла в интернете и тщательно изучила каждую выточку и складочку.
А некоторые являлись на занятия будто из кочегарки. И если сумели отмыть лицо и руки, то угольная пыль въелась в одежду. Им вовек не очиститься.
- Ты, ты и ты! – Не на шутку разошлась обвинительница.
Те, в кого вонзался  палец, напрасно пытались стать невидимыми или хотя бы ужаться.
- Я вас лишаю слова! – наконец возмутился руководитель.
Пожилой мужчина, почти старик,  обычно со всеми участниками общался запросто, но уважительно отнесся к скандалистке.
Когда-то написал стихотворную поэму о наших ребятах, защищающих родину на дальних рубежах и геройски гибнущих на чужбине, за что был принят в союз писателей. Книжечка эта была издана мизерным  тиражом,  не переиздавалась и, наверное, стала библиографической  редкостью; некоторые коллекционеры склонны собирать безделушки.
- Давно доказано, что ввод наших войск в сопредельную страну являлся стратегической ошибкой! И зря некоторые потакали им! – нашлась Ирида.
- Вон отсюда, - едва слышно прошептал старик.
Пропустил удар, обмяк на стуле, на грудь свесил голову.
А она опытным судьей стала отсчитывать секунды, чтобы определить окончательно ли  добила противника.
- Раз. – Выставила палец. В фильме видела, как это делают американцы, последовала их примеру. Сначала большой, на алом лаке звездочками выступили серебристые блески.
Почудилось, что на море вспухла волна.
- Два. – Вздернула указательный.
Лак поистерся, блестки потускнели.
Около берега волна встала стеной. С вершины срывались хлопья пены.
Более не успела сосчитать, хотя пальцы не кончились, но лак стерся, звездочки погасли.
Волна навалилась.
Течением подхватило  и выбросило в коридор, потом на лестницу.
Прохожие на улице подозрительно косились на нее, почудилось беглянке.
Запахнула пальто, чтобы не видели нарядное платье.
Шелковую косыночку накинула на голову.  Более того натянула ее на лоб, а подбородок спрятала в поднятый воротник, может быть, преследователи не признают.
Не сдержалась и поэтому пострадала, но в дальнейшем, мысленно поклялась, не выказывать свои чувства к окружающим.
А стихи не обсуждать с завистливыми и бездарными ремесленниками, но  сразу посылать их в редакцию.
Столько  развелось журналов, где-нибудь и примут.
И действительно, в двух напечатали, и стоило это не особенно дорого.
Более того, денег хватило издать брошюру.
( Если раньше писателям  платили за их публикации, то все изменилось в наше время. Теперь каждый может заплатить и прославиться.)
И хотя не любила общаться с соседками, одарила их своими стихами.
(Когда-то почти  в каждой квартире были дети. Стаями болтались  по окрестным улицам. И не удавалось их утихомирить. То из окон верхних этажей сбрасывали на прохожих водяные бомбочки, то обследовали подвалы. Даже сорвали замок с дверей заброшенного бомбоубежища. Потом чудища в противогазах запугивали местных старушек.
Но с приходом интернета  перестала привлекать их улица, а когда они подросли, то разъехались по новостройкам.
И  мужчин поубавилось, тяжел и короток их жизненный путь.
Поэтому из старых жильцов остались только женщины.)
Одна из них родила в позднем возрасте.
Достаточно погуляла в молодости. И когда в очередной раз  обратилась к врачу, а тот предупредил о последствиях и отказался выскабливать, то отыскала повивальную бабку.
После ее вмешательства не удалось уцепиться за поручень последнего  вагона уходящего поезда.
В отчаянии сошлась с пропащим мужиком.
Тот пропивал все, что удавалось заработать.
А в редкие минуты просветления нес околесицу.
С тяжелой сумкой поднявшись на высокий четвертый этаж, Ирида запыхалась и ненароком прислонилась к ее двери. Осторожно поставила сумку и прижала к уху сложенные колечком ладони.
- Но я-то точно не  биоробот, -  возмутилась услышанным.
А сказочник упросил своих создателей в очередной раз продолжить свой ущербный род.
(Как в дальнейшем выяснилось, щедро одаривал многих своим семенем. И поганками росли непризнанные его дети.)
Или  слияние двух минусов приводит к положительному результату.
Ирида недолюбливала математику, как почти все школьные предметы, но запомнила замечательное это правило.
Почти в сорок лет Надежда стала матерью.
И теперь, когда после работы возвращался отец ребенка, ее временный сожитель, то тщательно обнюхивала его.
Он поклялся.
Не только не прикасаться к бутылке, но даже не смотреть в ее сторону.
Еще бы,  все растерял, и жить ему было негде, а дворники закрыли  чердаки и подвалы.
Послушно поцеловал икону, где на почерневшей доске смутно угадывался  полустертый лик.
Если повелители и создали  нас по своему образу и подобию, то теперь не вмешивались в его жизнь.
Устроился работать на станцию техобслуживания.
И поникшие моторы оживали в чутких руках.
А когда хозяин, проверяя на профпригодность, протянул ему полный стакан, выплеснул  драгоценную жидкость.
И зажмурился, ожидая сокрушительного удара.
Там, где он ранее обитал, могли и убить за это.
Хозяин простил, милостиво потрепал по щеке.
Когда Ирида подарила Наде свою книжку, то придумала, что отшутится в ответ на ее восторженные поздравления.
Соседка услышала, как заплакал ребенок, отбросила брошюру на сундук, что стоял в прихожей, метнулась в комнату.
- Самый чрезвычайный ребенок! -  похвалили его Ирида.
И эта похвала была сродни проклятию, мальчику исполнилось два года, он не говорил, а плакал так горько и безутешно, что отец, если был дома, то зажимал уши. 
- Каков поп, таков и приход, - попрощалась поэтесса, но сказала так тихо, что ее не услышали.
Энтузиазма поубавилось, но все же отправилась к другой соседке.
Та завела бойцовскую собаку, и теперь враждовала со всеми в округе.
Кто придумал, что выводить ее надо  в наморднике, а вы попробуйте на себе испытать такое.
И поводок оказался ненадежным, несколько раз  обрывался, и зверь распугивал прохожих.
Сами виноваты, должны догадываться, как себя  вести в подобных случаях.
Прежде всего не двигаться, даже в неудобной позе можно продержаться некоторое время.
И не смотреть в глаза зверю, животные этого не любят.
И главное – не бояться, запах страха принуждает к насилию и нападению.
Не пострадаешь, если досконально будешь выполнять эти пожелания.
Они не выполняли, вместо этого сначала предупредили хозяйку, потом оштрафовали.               
Самые нервные обещали пристрелить людоеда.
А участковый, когда она к нему обратилась, даже не пожелал ее выслушать.
Пришлось  по ночам выводить пса на улицу.
Но не хватало сил на эти вылазки, и еще не перевелись припозднившиеся гуляки.
Собачница жила на третьем этаже, и когда Ирида проходила мимо ее двери, то зажимала нос и все равно задыхалась.
Но все же рискнула переступить порог и ничем не выдать своего отвращения.
Полностью выполнила предписания хозяйки: застыла в неудобной позе с приподнятой  ногой, при этом не дышала и не боялась.
Уронила свою книжку, поэтому, наверное, спаслась, собака наступила лапой на обложку и рванула ее зубами.
Обрывки взвились огромными снежинками.
- Я хотела для тебя…, - растерялась Ирида.
- Грамотно себя ведешь, поэтому тебя не тронет, - успокоила ее собачница.
- А также для всех, - сказала посетительница.
- Некоторые так ненавидят животных. Самые настоящие выродки! – выругалась хозяйка.
- Жаль он не умеет читать, - пожалела поэтесса.
- Он все может, - сказала собачница.
Встала на колени, руками уперлась в пол. На необъятном крестце едва ни лопалась материя.
Потянулись друг к другу. Шершавый язык облизал лицо. Ириде почудилось, что теркой содрало кожу.
Порыв ветра распахнул дверь в комнату. Тяжелый запах еще сильнее навалился. И можно задохнуться, если немедленно не спастись бегством.
Обычно сторожевые собаки никого не выпускают из дома. Но эти были настолько увлечены друг другом, что Ирида рискнула.
Осторожно опустила ногу. Та затекла, в икру и в бедро вонзились иголки. Справилась с этой болью.
Псы не бросились и не порвали.
Пятилась так, чтобы не наступать на обрывки. Кажется, ей удалось.
Дома, когда не получалось, приспособилась головой биться о стену. Но при этом  подкладывала подушку. Сначала на ней образовалась вмятина, потом  выпали комки ваты.
Обрывки страниц были похожи на эти ошметки.
И можно было вернуться домой и заняться привычными упражнениями, но остался еще один старожил.
Другие квартиры или сдавали, или их  заселили новоселы, с ними Ирида не была знакома.
Когда кончилась советская власть, некий бизнесмен скупил квартиры на первом этаже. При этом не обидел жильцов
Одних соблазнил хорошими отступными, с другими пообщались мальчики из его команды. Привели настолько убедительные доводы, что с ними согласились самые несговорчивые.
Открыл ресторан на первом этаже.
Ирида просыпалась, когда ночью в этом заведении распахивались двери, и на улицу вываливалась очередная пьяная компания.
Придумала, как с ними бороться.
Даже зимой бесстрашно открывала окно и тщательно прицеливалась. Вооружалась внушительной клизмой.
Не всем удавалось укрыться под зонтом.
Действовала осторожно, но хозяин догадался.
Приникла к глазку и увидела его мальчиков.
Можно было отступить в глубь квартиры, затаиться на кухне или в туалете, но бесполезно прятаться, они не отстанут.
Зажмурилась и двумя пальцами  зажала нос – так ныряют в бездну, - только после этого отворила дверь.
- Если ты посмеешь еще раз..! – предупредил  палач.
Задохнулся в гневе, или не хватило слов для нормального общения.
Ему бы работать молотобойцем, такая широкая грудь и мощные руки.
Его напарник походил на профессора, сходство усугубляли очки в золотой оправе.
Женщина ненадолго выглянула из своего укрытия и опять зажмурилась, даже прикрылась  ладонью с растопыренными пальцами.
Но  успела заметить.
- Можно споткнуться на ступеньках, - ласково и задумчиво сказал профессор.
- Сломать копыта! – поддержал его молотобоец.
Очки были с простыми стеклами, догадалась Ирида, это еще больше насторожило ее.
Почему-то не боялась молотобойца.
- Можно поскользнуться на улице, - продолжил профессор.
- Тем более сломаешься, - поддержал его напарник.
Котел не взорвется, если выпустить излишки пара. Уже не так интенсивно обвинял молотобоец.
- Я пишу стихи, - зачем-то призналась обвиняемая.
- Это как? – удивился молотобоец.
Профессор сморщился,  как от зубной боли.
Так удалось ей оправдаться, но не забыла об унизительном допросе и о падении в бездну – камни на дне ущелья безжалостно вонзились.
Возненавидела и хозяина ресторана и его заведение.
Когда со своим сборником отправилась к женщине, что жила на втором этаже, то, надеялась  разузнать у нее.
Татьяна убиралась в чужих квартирах. Не только мыла окна и отскабливала половицы, но даже стирала и гладила белье.
Ей бы отдохнуть после тяжелой работы. Но и дома не знала  покоя.
Если ла аккуратной на чужбине, то на родине выплескивала на пол  воду, та растекалась по  квартире.
Босиком бродила по  лужам, а когда открыла дверь, то Ириде набежавшей  волной залило туфли.
(Не могла же она придти в тапочках в этот торжественный день.)
Кожа на туфлях скукожилась, больно впилась в пятки и в лодыжки.
Паркет кое-где взбугрился, над ним поднимался пар.
Хозяйка так долго и тщательно убирала в чужих квартирах, что грязь забила поры  и стекала по щекам темными каплями.
Как у критиков из литобъединения, вспомнила Ирида.
Но не убежала на этот раз.
- Это мне? – восхитилась Татьяна.
Но не взяла книгу, спрятала руки за спину.
- Сначала надо под душ. – Так уважительно отнеслась к стихам.
- У них под потолком проходят коммуникации, - предположила Ирида.
- Сначала надо очистить душу, - продолжила хозяйка.
Но тут же сбилась на прозу жизни.
- Их не зальешь, такие мощные перекрытия.
- Под потолком проходят трубы с горячей водой, они парят, паркет у тебя бугрится, - сообразила Ирида.
Конечно, поторопилась с таким заявлением, хозяйка сама должна была догадаться, а так может забыть об этом. 
Но туфли  безжалостно вонзались,  мочи нет терпеть эту боль.
- Вроде бы, - согласилась Татьяна.
Вернулась в комнату и вскарабкалась на бугор. Паркетины потрескивали под ее ногами.
А Ирида отступила от  рукотворного моря.
И теперь знала, как и в чем можно обвинить хозяина ресторана.
Поэтому у нас разваливаются дома, построенные из некачественного материала, не взлетают собранные неумелыми руками космические корабли, мужики травятся самопальными напитками.
Забыла вручить свою книжку, бесполезно вручать и надеяться.
Одна так называемая читательница зашвырнула ее за сундук, другая скормила псу, Татьяне же вовек не отмыться и не очиститься. В лучшем случае поместит она брошюру в красный угол, и издали будет молиться на нее как на икону. А если и приблизится на крошечный шажок, то  не одолеть бесконечную дистанцию.
Сицилианская месть, считают специалисты, зреет долгими годами.
Писатели, чтобы остаться в обойме, должны ежедневно работать над своими произведениями.
Ирида работала, но с каждым днем все меньше толку было от ее стараний.
Избалованная дама по имени «вдохновение» все реже посещала ее.
И она поименно знала тех, кто спугнул пришелицу.
Напрасно головой билась она о стену. Сначала истерзала подушку, потом покалечила ладони.
Соседки, если с ними случайно сталкивалась, даже не вспоминали об ее стихах.
Завидовали или пренебрегали, обязаны поплатиться за это.
Тогда все получится.
Сицилианец изготовился мстить.
Сначала пообщалась с безобидной старухой.
В садике, где раньше была церковь, осталась горушка на месте фундамента.
Вездесущая старуха ежедневно занимала свое место на одной из скамеек на этом пригорке.
Не боялась ни стужи, ни  зноя, кожа ее  задубела на ветру и на  морозе.
Так получилось, что была в курсе всех местных событий.
Центр мироздания, вершина сущего, от нее, казалось, исходили лучи. Могли или убить человека, или оживить мертвеца.
К ней стекались  новости, все знала, ничего не забывала, и если считала нужным, делись информацией с просителями.
Когда нашептывала им, то ее глазки, обычно спрятанные на дне  впадин, выныривали из глубины, и тогда чудилось, что где-то в ином мире нечистая сила подбрасывает очередную порцию топлива в эту топку.
Ей поведала Ирида.
Оказывается, бабушка Надежды страдала неизлечимым психическим расстройством, муж  отказался сдать больную в дом скорби.
Но до того измучился, что наложил на себя руки.
(Умер, как любят отчитываться врачи, от сердечной недостаточности, но мы-то знаем, что означает подобный диагноз.)
Их дочка, мать Надежды, росла в нездоровой обстановке, поэтому в дальнейшем тоже обеспокоилась.
И если очередной врач не находил у нее необратимых изменений, то обращалась к другому специалисту
Наконец некий продвинутый лекарь подтвердил самые отчаянные  подозрения.
Муж ее, конечно, не повесился и не вскрыл вены, современные мужчины не способны на  высокие поступки, но сгинул в одночасье.
Естественно, болезнь по наследству передалась Надежде.
Если Повелители существуют – однажды Ирида подслушала признание биоробота и поверила ему, - то они попытались разорвать порочную цепочку, поэтому не позволили забеременеть Надежде.
Но биоробот, которого они создали, отличался некоторыми исключительными особенностями.
Все родило, если туда попадало его семя.
Даже на иссохшую  от зноя пустыню проливались дожди. И песок зеленел мхами и травами.
А на севере таяли льды.
У стариков и старух разглаживались морщины.
И плодоносили женщины, которыми он обладал.
Но были отравлены эти плоды.
Все его предки  были алкоголиками, а ядовитый куст порождает только ядовитые ягоды, и сын психически ненормальной матери и отца-пьяницы будет страдать обоими пороками, и невозможно его излечить.
- Бедная больная моя соседка, - едва не заплакала рассказчица.
- Все по воле Божьей, - откликнулась старушка.
Черти, что подбрасывали топливо, еще больше расстарались, огонь вспыхнул с новой силой.
- Бедный дефективный ребенок, - пожалела Ирида ребенка.
- По воле адского повелителя, - сказала его пособница.
Ириде почудилось, что рядом с пригорком из земли выхлестнули языки огня, а старушка обернулась упомянутым повелителем тьмы.
Тот воссел на троне, а когда поманил  корявым волосатым пальцем, то кончик хвоста напрягся и нацелился.
Но увернулась, и не сгорела, а наоборот, замерзла.
Воображение разыгралось, но выжила среди призраков.
Когда оглянулась напоследок, то различила, как завсегдатаи  устремились к старушке.
Увечные и обиженные, что собирались около бывшей церкви.
Святость невозможно уничтожить, наверное, земля, деревья, воздух, все пропиталось этим духом.
А если так, то не удастся опорочить невинного человека.
Но слушали сплетницу, впитывали и, может быть, верили.
Тяжело управлять людьми, но тяжесть осталась в садике, и чем дальше удаляешься от него, тем легче дышать и жить.
Но не ощущала желанной легкости, или многократно возросло земное притяжение, и не цепочка следов, а две черные полосы оставались на асфальте.
С трудом доковыляла до дома.
Не удалось укрыться, у Татьяны выдался выходной день,   разобрав неверные шагни, она в очередной раз приникла к глазку.
А потом распахнула дверь.
- Я отыскала ваши стихи в интере! – восторженно сообщила она.
- Силы иссякли, - попыталась оправдаться Ирида.
- Даже перепечатала их, - не угомонилась Татьяна. – Подпишите на память.
Будто прощается, подумала Ирида. Подорвала  здоровье, прислуживая и угождая.
И действительно, была похожа на занемогшего воробышка,  перья ее не встопорщились, волосы слиплись.
Но невозможно отказать, когда просят оставить автограф.
Ирида помогла оформить жалобу.
Трубы парят под потолком ресторана, пар проникает в квартиру сквозь трещины в перекрытии, гниль от пола переползает на стены.
Это как стихи, любое творчество благотворно влияет на самочувствие и настроение творца.
Обличила и поздних посетителей, что по ночам вываливались из дверей питейного заведения.
- Так их в хвост и в гриву! – согласилась  хозяйка.
Чаще всего убирать  приходилось на конюшне, хозяин завел скаковых лошадей.
Многое переняли от них.
Речь ее временами походила на ржанье.
- Лошади в стойле  и то мочатся в одном углу, а они залили весь фундамент! – помогла она сказительнице.
Недержание  внутренней секреции в ожидании заказанной машины, изящно оформила та подсказку.
Дама по имени «вдохновение» если еще не явилась, то была на подходе.
- Кричат будто ржут! – подсказала хозяйка.
А также недержание речи, записала Ирида.
Все это мелочь и дешевка, осознала она.
В свое время отомстила своим незадачливым критикам.
Намекнула, что на семинаре зачитывали произведения, призывающие к распри и неповиновению. А руководитель объединения – замшелый старик с несуществующими заслугами – вместо того, чтобы призвать подстрекателей к порядку, ссылался на некие достоинства в их опусах.
Конечно, никого не потащили в кутузку и не выбили признательные показания – не те нынче времена, - но помещение, в котором происходили сборища, признали аварийным, и двери крест-накрест заколотили досками. И не удалось отыскать другое пристанище. А руководитель попал в больницу. Врачи не надеялись на благоприятный исход.
Непризнанным писателям разве что осталось выпрашивать подаяние на паперти.
Ирида опять прибегла к испытанному трюку.
В то время, как лучшие люди гибнут, здесь сговариваются, как  и чем можно  навредить им, придумала она.
Лошадь неодобрительно заржала.
Оказывается, и ее  друг сражается, и он не должен погибнуть.
- Не волнуйся. - Тут Ирида вздернула обвинительный палец. – Там обязательно разберутся.
Татьяна не посмела возразить.
Говорят,  некоторые змеи завораживают свои жертвы. И те не могут сопротивляться.
Наверное, Ирида обладала скрытыми способностями.
Или Татьяна настолько уважала творческих людей, что во всем соглашалась с ними.
Когда Ирида вышла на лестничную площадку, то испытала такую легкость, что казалось, могла взлететь.
Не надо откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, была полностью  согласна с этим утверждением.
Раньше  обладатели тайных знаний не спешили поделиться ими с желающими.
Приходилось пользоваться справочниками и пособиями.
Не у всех хватало терпения.
Но теперь каждый спешил высказаться.
За несколько минут разобралась.
Собаки не переносят некоторые запахи.
Если хозяин выпивает, и у них нет возможности покинуть помещение, то норовят забиться в дальний угол.
Но если в спирт добавить сок мандарина, уксус и поперчить  адскую смесь, то многократно возрастут их страдания.
Ирида заранее подготовила требуемый раствор.
Хотя не обладала собачьим нюхом, тоже едва ни задохнулась.
Поэтому бутылку закрыла притертой пробкой, замазала ее пластилином и  обмотала тряпкой. Снадобье до лучших времен спрятала в кухонном шкафчике.
Времена эти настали.
С бутылкой – почему-то вспомнила про так называемые «коктейли Молотова» - осторожно выбралась на площадку.
В носках, но без тапочек, так можно передвигаться бесшумно, да и легкости поубавилось, пришлось избавиться от лишнего груза.
Бетонные ступеньки, еще не полностью сглаженные бесчисленными восхождениями, своими неровностями на каждом шагу впивались в подошву.
Снадобье плескалась в бутылке.
Спустилась на два пролета, а казалось,  одолела долгие километры.
Ноги, наверное, кровоточили.
Когда сорвала пробку, пес, что притаился за дверью – вдруг повезет на этот раз, -  разобрал запах и попятился.
Ирида зажала нос, чтобы не отравиться, щедро плеснула на дверь, потом разбрызгала отраву по площадке.
Не уйти от запаха, пес завыл, только так мог выразить свое недовольство и отвращение.
Под этой отчаянный и жалобный вой – казалось, могут ожить и мертвецы – отступила к своей крепости.
Дверь плотно закрывалась, но все равно досаждали эти завывания. Отыскала беруши,  чтобы хотя бы так  отгородиться от несуразности нашей жизни.
Остался последний шажок до совершенства, может быть, удастся дошагать сегодня.
Около окна заняла наблюдательный пост.
Среди прочих возненавидела сожителя соседки, что сообщил о нашем искусственным происхождении.
Хотя доказала, что он плут, обманщик и пьяница, но не угомонилась на этом.
Ей повезло, ждать пришлось недолго.
Когда увидела его, то на левый глаз нацепила повязку, чтобы удобнее было целиться.
(Глаза ее не закрывались поодиночке, поэтому пришлось прибегнуть к такой хитрости.)
Мысленно прицелилась и выстрелила.
И конечно, не промазала, мужчина споткнулся, но справился.
Бесполезно стрелять: настолько проспиртован, что не подвержен ни пуле, ни заразе.
И остается только одно средство – необходимо усугубить родовое проклятие.
Когда сосуд переполнен, то достаточно  капли, чтобы выплеснулось содержимое.
Нарушит клятву, и тогда соседка вышвырнет его из квартиры.
Ирида представила, как он добирается до временного своего пристанища.
Сначала далекой стороной обходит магазин, где торгуют горячительными напитками. Потом, все же оказавшись около него, отворачивается от витрины. Но свернув шею и устав отворачиваться, приникает к стеклу и пытается различить, что происходит в винном отделе. Сглатывает густую тяжелую слюну. От горечи перекашивает не только лицо, но тело клонится набок. 
Поэтому, когда услышал звук выстрела, изготовился погибнуть.
Но неумелый стрелок промазал.
Ирида промахнулась, следовало исправить  ошибку.
Иногда, когда становилось невмоготу, тоже принимала. По столовой ложке, как лекарство, от таких малых доз не сопьешься.
Не пожалела дорогого снадобья, в бутылке оставалось еще достаточно выпивки.
Все еще босиком – носки были изодраны – выбралась на площадку и спустилась на один пролет.
Пальцы с такой силой сжимали горлышко, что не сразу удалось их  разжать.
Справилась, но когда возвращалась, то с трудом одолела крутую лестницу.
Приникла к глазку, мастер установил панорамный, видела не только свою площадку, но и ту, где на подоконнике оставила приманку.
Почти свершилось, мысленно подгоняла неторопливого пешехода.
А он как назло все медленнее поднимался.
Но все же добрел и увидел.
Наверное, так охотники подкрадываются к  добычи. Осторожно и с оглядкой. Хищник прикидывается мертвым, но готов сокрушить. А заяц или другой мелкий зверь может очнуться и ускакать.
Поэтому ухватил обеими руками.
С хрустом сорвал пробку.
Целебное снадобье  с грохотом провалилось в желудок.
Когда  насытился и обернулся, то лицо, которое до этого было желто-зеленым, расцвело и порозовело.
И уже не карабкался, но уверенно поднимался по ступенькам.
Правда, его все больше раскачивало с каждым шагом.
Он не виноват, но наоборот, совершает подвиг: пробивается к любимой  сквозь бурю и ураган.
- Я все же пришел, - сообщил он, кулаком ударив в  дверь.
(Ирида давно отбросила беруши, и уже притерпелась к собачьему вою.)
Стены содрогнулись, окуляр  больно вонзился в глазницу, но Ирида не покинула наблюдательный пост.
- Открывай! – потребовал пришелец.
Кажется, соседка ответила, но она не разобрала, голос глухой, как из склепа.
У профессиональных алкоголиков обычно хватает сил добраться до прихожей. Там они замертво валятся, и если у жены хватает сил, то она пытается доволочь тело до кровати.
Видимо этот пьяница лестничную площадку посчитал квартирой, впрочем, здесь ночевать  гораздо удобнее, чем на чердаке или в подвале.
Можно  позвонить в службу спасения, чтобы оказали содействие, но наверняка подсуетятся другие соседи.
Котел не взорвется, если выпустить излишки пара.
Ирида с толком провела этот день.
Помогла Надежде избавиться от очередного нахлебника. И может быть, ее сын вырастит цельным человеком.
А если будут злобствовать бабки, то кто же  станет прислушиваться к их нашептыванию.
Хозяин ресторана наверняка поубавит свои амбиции.
Татьяну привлекут к судебным разборкам, и останется меньше времени на уборку квартир. И уже не будет так уставать на этой работе.
И самое главное – наконец разберутся с псом. Если не свезут  на бойню, то наверняка отправят в собачий приют. Он не найдет других хозяев, и зачахнет от тоски и пренебрежения.
Все сделала, что задумала, и дама по имени «вдохновение» не заставила себя ждать. Явилась и накрыла своими невидимыми крылами.
Было замечательно творить в этом коконе.
Когда наказала незадачливых критиков – напрасно они злобствовали и ссылались на замшелые авторитеты, - то удалось написать несколько стоящих стихотворений. С ними пробилась в журналы, и даже удалось выпустить отдельную книжку.
Но потом заел быт, и надоело ежедневное повторение однотипных действий.
Ничего не получалось, напрасно головой билась  о стену.
Требовалось основательно встряхнуться.
Такая встряска, что едва ни рухнули основы.
Не в коконе, но творила среди обломков.
И слова – безошибочно находила единственно необходимые среди шелухи -  от предплечья, кисти, пальцев, от всего тела исходили и ложились на бумагу.
И знала  их высокое достоинство.
Сколько еще встрясок потребуется, чтобы окончательно утвердиться?
Поэтесса не сомневалась в победе.
Если бы чаще сбывались наши чаяния и упования.
……………………..
Г.В.  Март 2024