***
Оба отряда – за редким исключением – обычные люди и совсем не охотники. И эти люди, не знающие самого древнего и жестокого занятия на Земле, побросали инструменты и стояли потрясенные гибелью животного. Некоторые женщины даже плакали.
А мой тезка, якут Николай, радовался от всей широкой русской души и чуть не плясал:
- Командир, мясо само к нам прибежало. Однако, корова это. Большая…Хорошо, что не бык. У коровы мясо – пальчики оближешь.
Я знаками показал, что все должны продолжать земляные работы, а разделкой туши займутся только двое: эвенк и якут. Летта, прочитав мои мысли, добавила «перевод» чисто по-русски, что «их уже обученные напарники – русские «американы», один чёрный другой белый – будут колоть брёвна на плахи «до потери пульса».
Летта упорхнула, а я осторожно спустился на дно окопа и продолжил тяжёлую работу – думать за тех, кто доверил свою жизнь мне. Попутно я копал и кидал наверх отогретую и ещё дымящуюся землю. И это было гораздо легче, чем думать. Земля остро и первобытно пахла костром. Древний запах первого быта под защитой огня, которым были насквозь пропитаны люди, жившие в этих суровых краях. Это лучшие и самые запашистые «духи» от голодных зверей и кровососущих насекомых, для которых человек был пищей.
С тех давних пор совсем немногое изменилось: охота и убийство – главный принцип жизни на нашей планете – все друг друга хотят прямо или косвенно убить и съесть. Даже внутри каждого из нас, временно живых существ, постоянно кто-то кого-то жрёт. У людей между собой это происходит в особо изощрённой форме: умные и хитрые «волки» пожирают время, свободу и саму жизнь миллионов «баранов». Проклятая война для нашего государства – это победа и выгода: 200 тонн родия – это не шутки. А цена?
И мне нужно думать как раз о «цене вопроса», как это говорили в позорную «эпоху Ельцина», когда процветали взятки и бандитизм. Цена вопроса – двести пока живых людей. И никакой самый вонючий запах не отпугнёт вполне реальную смерть
Пришлось признать хотя бы для себя, что я ухватился за одну единственную идею общего спасения – копать эти ямы-стаканы. Может быть, кого-то они и спасут, а для кого-то станут могилами. В своих планах я совсем не учёл реку. По ней можно было уйти, сделав проход в минных полях и ловушках. Все-таки река – это ровная поверхность, это не тайга, которую разминировать могут только сапёры. Но сейчас метаться не время: бери больше, кидай дальше…. И думай.
Да, мысль о бегстве из этого царства минных полей пришла в мою голову поздно.
Да, мы шли по тайге, в узком коридоре, и тогда подумать об этом было невозможно.
А сейчас отрывать от работы и сбивать с толку двести человек? Это как?
Это просто безумие.
Во-первых, через три часа стемнеет.
Во-вторых, люди устали. Особенно женщины.
В третьих, неизвестно, как пойдёт процесс разминирования.
Его нужно начинать чуть свет. До взрыва. У нас два часа чистого времени.
Если всё получится, то якут и негр Вася не будут ждать, когда в очередной раз рванёт. Пусть они уходят из этого ада на разведку. Если, конечно, не побоятся.
На реке им ничего не грозит. За час они будут далеко.
Мы с Леттой уходим последними. Если будем живы.
Или останемся с раненными.
«Бери больше… Пока летит – отдыхай…»
Прилетела Летта. Она сказала, что мне действительно нужно отдохнуть, и потащила меня вдоль линии окопов смотреть, как хорошо ей удалось всё организовать. Все были, как говорится, «при деле»: кто-то поддерживал огонь сразу в нескольких ямах, две пары пилили сухостой и подносили дрова для костров, несколько человек, сменяя друг друга, копали в бешеном темпе, у многих окопы были готовы, оставалось сделать крыши и залить их «грязебетоном».
Русские умеют работать, особенно, когда, как в песне «а до смерти четыре шага» или, как сейчас, двадцать два часа. И никого не надо подгонять. Мужики, в основном, копали землю, валили, рубили, кололи и пилили деревья, укладывали плахи. А женщины делали всю остальную работу: таскали лапник, воду и дрова, месили и заливали «бетон». Все работали, как черти. Как раньше говорили – «на результат» и изо всех сил. В нашем аду пахло дымом костров, землёй и ананасами от свежеспиленных лиственниц. Да, это дерево после своей гибели пахнет именно так. Для меня это были тревожные запахи далёкой молодости: я трудился вальщиком в похожей тайге. А для кого-то эти запахи обернутся нестерпимой памятью об аде на Подкаменной Тунгуске, в который они попали по глупости и собственному желанию.
Мы вернулись к своей «норе», у неё находилось два молодых мужика из моего отряда, которые ждали своей очереди, а на дне ямы пахал без передышки человек из команды Летты. Окоп был практически готов. Мужики сказали мне, чтобы я ещё покурил, пока они закончат работу, и я пошёл на место, где сибиряки свежевали тушу. Смотреть на это – отдельное удовольствие, конечно, если что-то в этом понимаешь. В молодости я увлекался охотой, но это было так давно, что страшно даже подумать – в прошлом веке. В последние двадцать лет любительская охота была полностью запрещена. Отстрел хищников и копытных производили специально обученные операторы дронов. Они сидели в тепле, крови не нюхали, и в реальной жизни по лесам и дикой тайге, тундре, горам и степям не хаживали, и снег на лыжах не «месили». Для них это была только азартная игра и «не пыльная» работа. Ни мясо, ни шкуры старых и больных животных никому не были нужны. Всё оставалось на месте – на корм более мелкой живности.
Нам всем крупно повезло: мои старики-сибиряки категории D всё прекрасно помнили: и как убивать, и как одним ножом разделать, и как готовить на костре свежатину, и какая вкусная строганина из мороженой лосиной печёнки. Они понимали друг друга почти без слов, только ножи мелькали. У самого берега уже разгорался длинный костёр из трех брёвен, на котором опытные таёжники собирались жарить мясо «на рожнях». У огня уже стояли эти острые «рогатки» из свежего тальника.
Я не стал мешать старикам. Пусть занимаются своим делом, а сам курил и пытался понять поведение дикого зверя.
Очевидно, животное испугалось мощного взрыва на том берегу и случайно попало на край минного поля, где четыре раза подорвалось. Уже раненая лосиха собрала штук шесть-семь мин на реке и, обезумев от боли и страха, бежала по направлению к нам. Значит минные поля не такие уж бескрайние. Всего метров сто пятьдесят или двести.
Завтра с раннего утра нужно подготовить проход через минное поле на реке. Этим займутся люди категории D. По два человека из каждого отряда. Как говорили мои старики: «Правильно, мы уже пожили. Нас не жалко».
Конечно, жалко. И себя, и их.
От нас пойдут якут Николай и я.
Эвенка Ивана Монго нужно оставить в отряде. В тунгусской тайге он самый опытный.
На мины он не пойдет. В случае чего одна Летта с отрядом не справится, а с ним не пропадёт.
И нужно пережить полуденный «бабах». Желательно, без потерь и раненных.
Ещё сегодня надо сделать всё для установки по разминированию: жерди – штук пятнадцать, волокуши связать попарно и залить водой – лучше три или четыре пары. Кто знает, сколько разрывов они выдержат. Нужен запас. А пока мне позарез нужен «переводчик», чтобы все мои затеи объяснить старикам без мучений с сурдопереводом. Оказывается Летта всё это время стояла за спиной и «подслушивала» мои мысли. Засмеялась и сказала:
- Да, я такая. От меня ничего не скроешь. А ты – сумасшедший. Но тебя не переделаешь.
Для наглядности мы с ней сделали «катамаран» из двух свободных нарт, который я лёжа мог толкать перед собой. Старики уже управились с разделкой коровы и запекали первую порцию мяса – для землекопов. Они внимательно слушали Летту и задавали очень толковые вопросы. И признали: лучшее место для прохода через мины – это кровавый след лосихи, которая ценой жизни уже обезвредила без малого почти десяток мин.
Иван пошёл вырубать жерди, а якут скреплял пластиковые нарты попарно и заливал в них воду из наледи. Попутно он караулил мясо на рожнях, чтобы не пригорело. Печень будем есть завтра, когда она замёрзнет.
Мы с Леттой вернулись к своему окопу, на дне уже лежала лосиная шкура, а два мужика-американца укладывали тяжёлые плахи на потолок. Я укоризненно посмотрел на молодую командиршу, и она начала оправдываться:
- Ну, нельзя было поделить эту маленькую шкурку на сто окопов. Смысла нет. И ведь мы с тобой командиры, или я не права? И к тому же ты самый…взрослый из нас. И у тебя спина… Короче, я так решила. Не спорь и не сердись, а то замуж не выйду. Иди, помогай кому-нибудь, я тут с остальным без тебя разберусь.
Я мысленно наговорил такое количество милых глупостей, что Летта прижалась ко мне на мгновенье, шепнула, что ей это очень приятно и убежала куда-то.