Федора Платоновна решилась на переезд в чужую деревню. Всю жизнь она прожила в родном селе. Тут замуж вышла, четверых детей родила, вдовой стала. Домишко у неё, конечно, плохонький. Вот и решилась перебраться поближе к городу. О детях думала. Подрастают они, скоро судьбу свою устраивать будут. Мечтала о лучшей доле для них. Сама-то замуж вышла по большой любви да за беспризорника. Ни угла, ни животинки – ничего. Давно это было. Хлебнула Федора по самые ноздри. А как муж умер, совсем тяжело ей стало в их общем доме. Вот и решилась на переезд.
В новой деревне обзавелись домиком. Небольшой, но покрепче того, что в родном селе был. Паспортов в то время у сельчан не было, поэтому Федора, которую на родине знали как Султанкину, решила фамилию поменять. А в новой деревне сплошь Вальковы, Широковы да Маланьины. Решили откликаться на Широковых – понравилась фамилия.
Скотины у новоиспечённых Широковых сначала не было никакой. Покупать её не на что. Одно богатство у Федоры – дети: два сына и две дочери. Выросли уж дети-то. На женихов-невест заглядываются. Все, кроме старшего Степана. Тот глаз не отрывает от книжки. Умный больно. Учителя всегда его в пример ставили, когда парень в школе учился. Федора высоко голову держит: сынок-то семилетку за четыре года закончил.
Вот и сегодня с самого раннего утра он с книжкой сидит у окна: там светлее. Федора, управившись с ужином, присела на лавку. Степан оторвался от книжки, поднял на мать умные глаза и твёрдо заявил:
- Мам, ты собери мне какую ни то одежонку, харчишек немножко. Я в Москву уезжаю.
- Как же это, Стёпушка? Москва-то она где? Далёко! Как ты там? – запричитала Федора.
- Учитель Семён Тихонович к родне туда едет. Меня с собой берёт. У его родни переночую, а потом устроюсь куда-нибудь. Семён Тихонович говорит, что с моей головой не пропадёшь. Не бойся, мам, не пропаду! Всё сделаю, чтоб большим человеком стать, – сын обнял плачущую мать за плечи.
- Стёпка! Стёпка! Как здорово! – из-за занавески выпорхнула Наталья, самая младшая дочь Федоры.- Поезжай, Стёпушка! Поезжай да устраивайся скорее! Потом и нас с Шуркой туда заберёшь! Больно надо тут в навозе ковыряться!
- Ишь, какая вертихвостка! – вмиг вспылила Федора. – Навоз её не устраивает! А ты его видала, навоз-то? Убирала?
- Уеду! И я уеду! – Наташа притопнула ногой. – И Шурка уедет. Она молчит только, а сама только об этом и думает!
- Ну, давайте! Бросайте мать! Летите! – Федора уронила голову на руки, скрещенные на чисто выскобленном столе. – Бегите все!
- А что это - все? С тобой Егор останется. Он из деревни ни ногой. У него тут залёток прорва. Как он без посиделок жить будет? – захохотала девушка.
- Но-но! Ты не очень-то пыли! – вступил в разговор Егор, вошедший в избу с улицы. – Сама-то какова? Девки на посиделках прядут, а наша Наталья только в избу войдёт, где молодёжь собралась, сразу в пляс пускается да частушки поёт!
- А что мне, как Грунька Маланьина, в уголке сидеть, на людей глазами стрелять да веретено из рук не выпускать? – Наталья, подбоченившись, наступала на брата. – Молодёжь собралась веселиться. А то дома работа, в колхозе работа, на посиделках – тоже работа! Больно надо!
- Ой, заработалась! – только и нашёлся Егор.
Федора не знала, как утихомирить расшумевшихся детей и постаралась перевести разговор в более безопасное русло.
- Говорят, у Маланьиных-то старшая дочь замуж вышла? – спросила она.
- Ой, умора! Вышла! Вот уж раскопала счастье! – Наташа продолжала веселиться.
Федора непонимающе посмотрела на неё.
- На инвалидов Машка пошла, - встряла в разговор серьёзная и немногословная Шура.
Если Наташа была невысокой, круглолицей красавицей с кудряшками русых волос, то Шура была высокая, ширококостная. Волосы она гладко зачёсывала назад и заплетала две косички «в корзиночку».
- Как это – на инвалидов? – повернулась к Шуре мать.
- Такого мужа себе нашла. А он инвалид. И брат у него тоже инвалид. Вот и надела себе Маша хомут – не снимешь! – пояснила матери Наталья.
- А вы знаете, детки, каково Гришке да девкам Маланьиным в родительском доме жилось? Без матери остались рано. Вы вот без отца росли…Ох, как тяжко! – Федора горестно покачала головой. – А без матери как? Кто накормит? Кто напоит? Кто оденет? Кто приласкает? Хорошо, у них отец сурьёзный. Не разбаловал детей, не бросил. Даже не женился больше. А о ребятишках тётка заботилась. Говорят, всему девок научила: и прясть, и шить, и вязать… А уж ласки они не видали! Пойдёшь и на инвалида, когда время придёт!
- Ну, уж нет! – Наталья с решительным видом встала перед матерью. – Я в Москву уеду! Там себе такого женишка отхвачу! С квартирой! Буду платья крепдешиновые носить, а на голове – шляпку!
Наталья схватила полотенце, свернула его калачиком и примостила на голове, а потом с важным видом пошагала по избе. Все рассмеялись, напряжение, возникшее во время разговора, спало. Но Стёпа повернулся к матери и повторил:
- Собери меня, мама, в дорогу!
На следующий день Степан покинул дом, чтобы больше никогда сюда не вернуться.
Удивительная судьба вела обыкновенного деревенского мальчишку из мордовской глубинки. Что ему пришлось испытать, что изведать, через какие испытания пройти, никто ни в семье, ни в деревне не знал и даже не представлял. Только через довольно небольшое время пришла Федоре внушительная сумма денег, а потом и письмо от старшего сына. Среди всего прочего Степан писал: «Дорогая моя мама! Не зря я учился. Не зря книги читал. Меня заметили и оценили. Живу я в самом сердце нашей Родины – в Москве. Работаю в Кремле под началом Михаила Ивановича Калинина. Здесь многие носят псевдонимы. Это, мама, выдуманное имя и фамилия. Теперь я Волков Михаил Иванович. Ты не обижайся только! Сама мне не пиши. Я буду писать. Но не так часто, как хотел бы. Дел много, и это хорошо! Посылаю вам денег. Купите корову. Справь обновки себе и всем. Особенно Наташу нарядите. Она ведь у нас девка форсистая! Обнимаю вас всех. Кланяюсь всем знакомым. Ваш Михаил».
Федора плакала, слушая, как Егор читает ей письмо. Потом, когда все разошлись по своим делам, она долго водила пальцами по строчкам письма Степана, словно гладила его самого. А потом поцеловала написанное, гордясь своим старшеньким, удивляясь тому, как у него всё ладно получилось.
После этого письма Наталья еще чаще стала поговаривать о своём отъезде в Москву. Но Федора противилась этому. Ей казалось, что дочка слишком мала и легкомысленна.