Так получилось, что почти три недели Петров не заглядывал в почтовый ящик. Там много чего успело накопиться. Поднявшись к себе в квартиру, он положил всё содержимое ящика на стол. Та-ак. Рекламы. Cчета. Объявления от управляющей компании. А это что такое? В руках он держал сложенный вдвое небольшой листок бумаги. Текст написан явно на скорую руку карандашом для век.
«Привет, это Мария! Помнишь Сьерра-Леоне? Я проездом. Тебя не застала. Хотела увидеться. Через два дня уезжаю обратно. Будет желание, заходи. Гостиница «Волна». Номер 617. Надеюсь, у тебя всё хорошо. Тчк. Ну, типа, телеграмма».
Как же так? Петров продолжал смотреть на записку, но ничего не видел через застилающую глаза пелену слёз. Вся боль сожаления и раздирающие душу воспоминания скопились в горле плотным комом, который невозможно было проглотить, как он ни старался. Как же так? Мария… Мария…
Незаметно для себя он погрузился в воспоминания…
Жара. Москиты. Залитые солнцем покосившиеся хижины. Запах океана, доносившийся с побережья по ночам. Вооруженные подростки, кровожадно скандирующие лозунг, переводимый как «Завтра мы начнём убивать!» Палка, лежащая сверху ржавой бочки из-под полусинтетического масла фирмы «БП». Это шлагбаум. Если палка лежит параллельно дороге, значит, проезд открыт. Если перпендикулярно – надо спрашивать разрешения у охраняющего блокпост африканца с автоматом.
Петров бежит, прижимая к себе темнокожего ребёнка с курчавой головкой. А потом «Гу-гух!» Становится темно. По спине рассыпается будто рой диких пчёл.
В высокой траве шуршат ботинки несущих его на плащ-палатке товарищей. Затем сквозь одышку они советуются, как лучше его везти. На крыше «бэтэра» или внутри? После очередного крика капитана водила выбегает из кустов, подтягивая приспущенные штаны. «Твою мать, Джонни (это кличка солдата Власенко), что ты такое жрёшь? Вечно тебя несёт! Давай, заводись!»
Где-то рядом щёлкает клювом недовольный стервятник.
Водитель едет осторожно, но бездорожье заставляет раненое тело содрогаться. Кровавый нектар растекается по спине. На каждой кочке отлипает и вновь приклеивается мокрая ткань тельняшки. Голос командира обращается к рядовому Петрову с просьбой не закрывать глаза.
Непонятный хлопок в его голове, словно фотовспышка, и лицо командира становится светящимся негативом сине-белой порвавшейся плёнки. Теперь все звуки доносятся издалека. Вместе с безразличием приходит ощущение абсолютного блаженства и мысль, что он теперь знает, в чём кроется причина недостижимости счастья при жизни.
Последней ниточкой бытия в сознании Петрова тянется голос радиста, пытающегося связаться с базой и настойчиво твердящего позывной, а, может быть, заговор, заклинание или молитву: «Бонго вызывает Фаэтон. Фаэтон, Фаэтон, ответьте. Бонго вызывает Фаэтон. Фаэтон, Фаэтон, ответьте …»
Первое, о чём спрашивает Петров, придя в себя: «Мальчик жив?» И первое, что он видит – это склонившаяся над ним медсеста в белом халате. Её голубые глаза светятся материнской заботой и любовью. Она, ласково улыбаясь, отвечает на его вопрос: «Да! Только это девочка, а не мальчик. С ней всё хорошо. Вчера вернули родителям». Что медсестру зовут Мария, он узнает позже.
Спустя пару дней к нему приходит вождь из посёлка. Здоровенный, чёрный, как смола, высокий, харизматичный мужчина. Он ведёт с собой за руку ту самую девочку, которую спас Петров.
— Па-сиб, — лепечет она по-русски куда-то в сторону.
— Кому спасыба, мнэ спасыба? За што? — шутит вождь.
Девочка стесняется и прижимается к его ноге. Тогда он обращается к ней на их родном языке. На секунду она кокетливо показывает свое озорное личико (И почему Петров принял её за мальчика?) и пальчиком указывает в сторону сидящего на койке рядового Петрова. Все смеются.
Он пытается вспомнить имя девочки, но кто-то стучит по его плечу. Оказывается, что он уже едет в маршрутке, и его просят передать водителю плату за проезд.
Петров спешит в гостиницу. Может быть, Мария оставила на его имя какое-нибудь письмо!
Он опять погружается в воспоминания…
А вот он болеет малярией. Мария борется за его печень и спорит с начальником медицинской службы насчёт препаратов. Тогда многих ребят отправляли домой в тяжёлом состоянии…
Администратор гостиницы «Волна» пролистала журнал регистрации гостей и сказала, что постоялец из 617 номера ничего не оставила. К счастью, этот номер был свободен, и Петров снял его на сутки.
Он открыл дверь номера, прошёл в центр комнаты и устало опустился в кресло. Неужели Мария была здесь? И она тоже могла сидеть в этом кресле. За окном комнаты сигналил свадебный кортеж. Петров вынул из кармана записку, ещё раз перечитал её и заплакал.
Ему всегда не везло с телеграммами.
Однажды бабушка отправила ему в армию поздравление с каким-то праздником. С каким, он забыл, да и вряд ли это имеет теперь какое-то значение. Подписалась так: «Целую, Бабушка и Витя (Витя – это его дядя, который жил с ней в одной квартире). Короче, пришла поздравительная телеграмма, а букву «и» на почте зажилили. Так над ним весь ремонтный батальон потешался про «Целую, бабушка Витя». Правда, со временем все об этом забыли.