Часть II
После этого инцидента Игорь Петрович стал приносить икону реже и реже, он определил местом её пребывания другой храм, а нас с батюшкой постарался наградить. Как-то пригласил нас в общественный комитет по наградам, конечно, не в Кремле, а напротив Кремля, где-то сбоку университета, там собралось много людей, в основном они все были награждённые. Была небольшая культурная программа, а затем награждения, и нас наградили очень редкой и невероятной наградой, которая настолько редка, что у меня чуть было сердце не остановилось. Это была медаль, на которой лик мученика-воина Евгения Родионова, который, несмотря на страдания, не дал снять с себя Спасительный Крест Господень до самой кончины. Эта медаль является для меня выше всех официальных наград, которых, кстати говоря, у меня в то время и не было. Такая награда, как я с замиранием сердца размышлял тогда, должна побуждать к служению Богу и идти на любые страдания для этого. Я такого тогда не заслужил. У батюшки были те же самые мысли.
А сейчас мне хотелось бы рассказать о нашем храмовом казачестве. То, что отец Геннадий был исконным донским казаком, вы уже знаете. Его так все и воспринимали, как сына героя Тихого Дона, а вот я казаком не был, и для меня казачество было какой-то экзотикой. С казачеством я был знаком только по Тихому Дому Шолохова, если и воспринимал казачество, то не ощущал, что это такое. А тут столкнулся с казаками, и они оказались не какими-то героями, а просто хоть и оригинальными, но простыми людьми. Атаманом нашей Донской станицы был Чуприков Виктор Александрович, появился в нашем храме в 1994 – 95 годах, работал в своё время в метрострое простым экскаваторщиком, был коммунистом. Но не путайте его с теми коммунистами, которые уничтожили 20 миллионов русских людей. Он был из бытовых коммунистов, которые приспосабливались к ситуации. Для храма он делал много, благодаря своим связям с метростроем доставал в нужное время и трактор, и экскаватор, и машины.
Так как у меня были небольшие связи с патриотически настроенными людьми, то я думал сначала, что казаки активно отреагируют на предложения помочь в определённых действиях типа прохождения Крестных ходов. Но я столкнулся с нежеланием, а позже понял, что это была обыкновенная советская пассивность, когда люди просчитывали риски. Это было оправдано, ведь менталитет общества, людей и властей, менялся медленно. По крайней мере, к заботе о храме они относились достаточно скрупулёзно. Они помогали приводить храмовую территорию в порядок, чистили снег, загружали, когда надо было, строительным мусором машины, перед большими праздничными днями помогали женщинам чистить храм, протирая пыль, залезая чуть ли не под купол храма, т.е. старались, как могли. И не мне судить их. Но я был не простой христианин, а священник, и потому моей обязанностью было стать ближе к казакам.
Следуя этому принципу, батюшка захотел сделать из меня казака. Я же, слушая на застольях казачьи песни, всё больше и больше проникался духом казачьей судьбы, где вольница, озорство, просторы подчинялись и соединялись с мировоззрением православного христианина. Через какое-то время батюшка предложил мне стать казаком, и я не отказался. Через начальника штаба Александра он связался с атаманом Всевеликого войска Донского Н.И. Козицыным, объяснил ему эту проблему, и получил не просто добро, а патент, присваивающий мне звание сотника, а батюшке дали звание казачьего полковника. Так я стал казаком, и в тоже время остался священником. У самого меня в роду было не так мало родных из казачества, священства, мучеников, о которых широко знают или не знают в истории. Так как все Докукины являются родственниками, то я расскажу правду истории, о которой мало людей знает. И которую совсем не афишируют, я прочитал её в интернете. Его называли первым русским диссидентом, а затем, видно тот, кто старается переписывать историю, обозвал его фанатиком. Илларион высказал императору Петру I правду, был мучим и поднят на дыбу, держась несколько дней. Вот выдержка из этой истории:
«На самом деле подлинную Великороссию (и тем паче Святую Русь) Пётр I так никуда на чуждый путь и не повернул!
Уже «дело» Царевича Алексея Петровича хорошо показало, что даже некоего «среднего», достаточно слабого, но православного русского человека можно убить, но переубедить невозможно. Однако то же самое «дело» нежданно-негаданно явило образ иного, более сильного русского человека.
В 1718 г., когда Царевич Алексей Петрович вынужденно отрёкся от престолонаследия, к его отцу — Царю 3 марта в церкви подошёл подьячий Артиллерийского приказа Ларион (Иларион) Докукин и лично вручил Петру небольшую тетрадь. В ней было его заявление и выписки из книги святого отца и учителя Церкви Григория Назианзина. Иларион Докукин писал: «За неповинное отлучение и изгнание от всероссийского престола царского Богохранимого Государя Царевича Алексея Петровича христианскою совестью и судом Божиим и святым Евангелием не клянусь и на том животворящего Креста Христова не целую и собственною своею рукою не подписуюсь; еще к тому и прилагаю малоизбранное от богословской книги Назианзина могущим вняти во свидетельство изрядное, хотя за то и царский гнев на меня произлиется, буди в том воля Господа Бога моего Иисуса Христа, по воле Его святой за истину аз раб Христов Иларион Докукин страданіи готов. Аминь, аминь, аминь». В допросе в застенке Иларион пояснил, что «соболезнует» об Алексее Петровиче, как о «природном», и от «истинной» законной жены Наследнике, а Екатерину и её сына Петра Петровича не признаёт и к тому же полагает, что после смерти Петра I Екатерина, как «нездешней породы», подвергнет христиан, то есть русских, ещё большему иноземному влиянию. Иларион никого не «оговорил» (не назвал), сказал, что действует один и пришёл «с тем, чтобы пострадать за слово Христово». После троекратных пыток он был казнён (колесован)».
Но кроме Донского казачества в нашем храме собиралось и казачество терское, ему батюшка выделил отдельную комнату, которую казаки обустроили, привезли откуда-то диван, стулья, стол, сделали уголок для иконы, развесили свои сабли, фотографии, стало уютно и достойно. Они базировались в нашем подвальчике, т.е. там, где находился, по соседству, наш клуб «Нарния. Мы неплохо пересекались и дополняли друг друга, а на большие праздники вместе соединялись и трапезничали, затем выходили смотреть, как казаки на улице устраивали своеобразный концерт вместе с казачьими танцами и плясками, увлекая и нас за собой. Вообще-то, казаки терцы были активнее донцов, у них проводилась воспитательные программы для молодёжи, различные кружки и секции, ансамбль танца и пения. Но и донцы имели свой ансамбль под названием «Семейная традиция», который пел в нашем церковном хоре. То, есть жизнь кипела, а мне очень тяжело было отчитываться перед нашим священноначалием, ибо всё жило церковной жизнью, но не принадлежало непосредственно приходу и патриархии, мы только окормляли людей, а они сами были созидателями. «Семейная традиция» сумела каким-то образом, благодаря батюшке, приблизиться к нашим спонсорам, и раз от разу получать дотации на свои поездки по приглашению в Англию, Францию и другие страны, на издание своих музыкальных дисков. Всё в их работе было направлено на проповедь русской культуры и православия. Как мне говорили прихожане, посещавшие разные храмы в Москве, что только в нашем храме, правый хор состоял из прихожан, которые постоянно причащались Святых Таин Христовых. Так постоянно шло воцерковление казачества.
А сейчас я немного отвлекусь от проблем казачества, т.к. вчера 24 ноября 2023 года умер наш прихожанин Сергей Голосов. Для меня он был особенно дорог из-за своего характера твёрдого и смиренного, умиротворяющего всех, кто к нему обращался. Потрясало спокойствие, с которым он переносил все невзгоды жизни, помогая другим людям. Познакомила меня с ним Маргарита, которую я крестил, когда служил в храме «Всех Скорбящих Радости», крестил и её подругу Клавдию Трофимовну. Они обе шествовали за мной везде, куда меня бросала священническая жизнь. Когда меня перевели в храм «Петра и Павла» они пошли за мной, когда создавалась община храма Христа Спасителя, я в первую очередь привлёк их, а затем в братство храма Христа Спасителя, и в наш храм Святой Животворящей Троицы. Маргарита была учёным биохимиком и большой молитвенницей, практиковала чтение Иисусовой молитвы «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий помилуй меня грешную»!
А Серёжина супруга Айгуль была врачом неврологом в 5 – градской (Патриаршей) больнице, увлекалась проблемой болезни Альгеймера, и у каждого, в том числе и у меня подразумевала признаки приближения этой болезни. Серёжа активно помогал ей в работе, а мы с батюшкой постоянно молились о её воцерковлении, и … . О, чудо! - ...через какое-то время она захотела креститься и стать православным человеком. Да каким человеком! - Человеком, который создал уникальную программу по излечению от этой болезни. В группе, применяла для излечения православные истины и их проповедовала! Её проповедь давала прекрасные результаты лечения.
А теперь я вернусь к нашему казачеству, а точнее к той истории,
которую толком до конца не знает никто, даже я, хотя и являюсь фигурантом этой истории. Опишу только то, что я знаю.
Наш храм с самого начала называли казачьим. Это название прилепилось к нам и благодаря настоятелю храма, и потому что в тяжёлые петровские времена после бунта казаков в наши места поместили семьи тех казаков, которые были казнены Петром. Жёны их оплакивали и ходили в наш храм, вымаливая у Господа прощения мужей в жизни вечной. Икона, которая была на верху каменных ворот, стала особо почитаемой. На ней был изображён Иоанн Предтеча со склонённой головой и стражник, приводящий приговор Ирода в исполнение. Конечно, она стала широко известна, и у неё народ, а вместе с ним и духовенство служило акафист и поминальные молитвы. Вся площадь была запружена людьми. Это в древности, и можно найти об этом много свидетельств, если поискать в интернете. А в наши времена такое мнение осталось, и мы обрели достаточную известность.
Однажды, дело было к вечеру, когда наши казаки проводили своё собрание, к нам в домик постучались два человека. Они представились Павлом Павловичем и бароном Александром, сказали, что присланы к нам по рекомендации отдела по Вооружённым силам Патриархии (в то время возглавлял этот отдел отец Димитрий Смирнов), что хотели бы очень стать казаками, желают знать, возможно ли это, и что для этого нужно. ( Атамана и Настоятеля в тот день не было). Для знакомства они принесли всё необходимое по этому случаю: элитные крепкие и не крепкие напитки, шикарную закуску, фрукты, овощи. В общем, стол был красивым и аппетитным. Наши казаки по всей своей казачьей простоте очень обрадовались такому приятному знакомству. По обычаю выслушали новых собратьев, произнесли необходимые по такому случаю тосты и запели свои казачьи песни. Было тепло и радостно, событие прибавления к казачеству требовало особой радости. Но как бы казаки не радовались, по окончании всей трапезы они вынесли вердикт, что без атамана и без батюшки они ничего решать не будут, и лучше дорогим собратьям приехать в следующий раз.
На следующий раз стол был не менее аппетитным, и их представили атаману и батюшке. Атаман согласился, а батюшка сказал, что необходимо посещать храм Божий по праздникам и каждый воскресный день. Что же касается принятия в казачество, то никто не был против, а надо повременить до конца испытательного срока, и через год постараются, если не будет препятствий решить положительно.
Они нам рассказали, что их подвигло на такой шаг. Во-первых, они оба жили в Австрии. Павел Павлович был переводчиком и пенсионером, имел не плохую пенсию, так как работал в ООН. Иногда организация позволяла ему подработать. А о его друге беспокоилась австрийская аристократия, т.к. он сильно болел – облучился во время Чернобыля. В школе дети вышли на футбол, а в это время их застал радиоактивный дождь. Все игроки со временем отошли в мир иной, а он выжил. Однако, он потерял все свои волосы. Заинтересовался историей и очень чтит казачество, свою преданность России и Престолу готов доказать делами, т.к. читал в истории о России, был поражён предательством союзников и советского правительства русского казачества в Лиенце. Союзники выдали по требованию Сталина 120 000 казаков, часть которых была казнена, часть направлена на каторжные работы в разные места России. А это был цвет нации - лучшие люди страны. Конечно, разговорами о предательстве казачества в Лиенце отец Геннадий был сражён, его деда советская власть также не пощадила. А Павел Павлович был русским дипломатом и переводчиком.
Павел Павлович с бароном стали ходить в наш храм, причащаться, исповедоваться, то приезжать, то уезжать в Вену, где у них было постоянное место жительства, общаться с батюшкой и со мной, с казаками, исполняя все наши требования к ним. Перед тем, как я начал писать свои воспоминания наши прихожане просили меня рассказать о них, так как все их видели, но не знали, кто они. Австрийцы были достаточно замкнуты и почти не общались с прихожанами, а наш приход потому и был особенным, что все были дружны и соединены во Иисусе Христе.
Но, тем не менее, время шло, Павел Павлович наладил контакты и со мной, и с настоятелем, и с казаками. Он быстро понял, кто есть кто, у него была своя цель. Но мы не особенно волновались, ибо привыкли общаться с разного рода чекистами и разведчиками, они были вокруг нас, и были все разные.
Рассказ об австрийцах я ещё продолжу, но на ум пришли воспоминания об отце Варсонофии. Он, когда батюшка трудился в ОВЦС, был его начальником, тогда и начались разногласия с в то время иподьяконом, в последующем нашим владыкой. Не буду рассказывать эту историю, - это чужая история. А отец игумен Варсонофий был, насколько я его знаю, чистейшим ребёнком, к которому грязь не прилипала. В новые времена его поставили настоятелем Церкви Иоанна Богослова на Малой Бронной, ему надо было привести её в порядок и начать службу. Это он и сделал, но по простоте своей душевной вложил все свои деньги в обустройство алтаря, купил престол, кресты, Евангелия, чаши с дискосами, жертвенник, облачения и на престол и на жертвенник, для себя и для прислужников. В общем, вложился в храм собственными накоплениями, думал, что там будет его дело на всю жизнь. Однако, приехал владыка, обвинил его в хищениях и отправил за штат. Остался он без дела и без куска хлеба. Спасли его разведчики, которые взяли в штат своего банка на должность ответственного за пропитание служащих банка. Отец Варсонофий часто приходил к нам, и батюшка допускал его к служению тайком от владыки. Затем отец игумен захотел поехать встретиться со своим братом в Сибири во время отпуска. Отслужил у нас на Петра и Павла, долго сидел за трапезой, восхищался нашим храмом и данной Богом жизнью, тянул время трапезы, говоря: «Как хорошо мы сидим! Так бы нам всегда! Какая вокруг нас благодать!» Но время шло, а у каждого из нас были свои заботы. Пришлось ему ехать домой, чтобы собраться. Он вызвал такси. А через какое-то время батюшка заволновался, ибо отец игумен не позвонил, сам стал звонить ему, а потом поехал к нему домой, поднял на ноги милицию, и его обнаружили мертвым.
Отец Геннадий взял расходы похорон на себя, долго думал, где его похоронить, даже хотел похоронить к своим родственникам, но тут помог отец Леонид, который знал отца Варсонофия. Настоятель Преображенского храма предложил другой вариант, у него были документы на могилу архиепископа Киприана, моего бывшего настоятеля, а рядом свободное место, где мы и положили отца Варсонофия. Отпевали мы с батюшкой, батюшка так и сказал: «Вот два монаха обрели себе келью в одной ограде»! Каждый раз, на Петра и Павла после литургии, мы спешили на Преображенское кладбище, к нам присоединялся Алексей Николаевич маленький, который знал отца Варсонофия по ОВЦС, там нас ждали один адмирал и один генерал разведки, после панихиды у могилы они вынимали хорошие напитки, говорили много хороших слов. Таким было братство памяти отца игумена Варсонофия.
Вот и здесь в нашем отношении к Павлу Павловичу мы исходили из двух понятий: первое, что «всяк человек ложь», а второе, что «всякий человек есть образ Божий» и не нам судить его. Наши новоизбранные казаки стали нас упорно обхаживать и приглашать в гости в Вену. Мы долго отказывались, ссылаясь на занятость, но так сильно они хотели, чтобы мы поехали, что отказаться не было возможности. Всё же батюшка сумел отказаться, ссылаясь, что он настоятель храма и не может без разрешения владыки оставить храм на меня, а я при большом желании мог бы поехать, а он мог бы этого не заметить. С тех пор австрийские казаки стали наезжать на меня. В конце - концов, я сдался. Благо Павел Павлович оплатил поездку.
Я не буду рассказывать про красоты Вены, это красивейший город, у меня другая цель. Павел Павлович показал его во всем великолепии, он знал его лучше любого экскурсовода и, мало того, что знал, любил. Я впитывал каждое его слово, и тоже полюбил эту жемчужину Европы. Расскажу про то, кого встретил и узнал. Прежде всего, барона Александра и его супруги баронессы. Они меня приняли во всем великолепии, баронесса испекла для меня по своему личному рецепту торт «Прага». Это был высший знак внимания.
На следующий день мы отправились в Арштеттен, родовой замок на берегу Дуная, принадлежащий семье эрцгерцога Франца Фердинанда, того самого, из-за убийства которого началась первая мировая война. Мы с Павлом Павловичем встретились с бароном Александром, а затем подъехала машина с Его Светлостью князем Лео Рогенбергом, и мы отправились к замку. Подъезжая к нему, я чуть не спутал его с православным монастырём, потому что купола башен были как храмовые луковички. Рядом с замком блестела вода водоёма, на берегу которого стоял чайный домик. Место необычайно живописное. Князь Лео, опередивший на своей машине нашу, уже встречал нас, как хозяин дома. А Павел Павлович поспешил выйти из машины, и тут же приступил к своим привычным обязанностям экскурсовода-сопроводителя значимой персоны. Значимой персоной здесь предназначалось быть мне.
- Видите ли, дорогой отец Георгий, Вы ступили на землю, по которой ступали два великих монарха Европы, имевших желание изменить ход развития событий в мире. Это - эрцгерцог Франц Фердинанд и наш государь Николай Александрович. Здесь они встретились, чтобы предотвратить Первую мировую войну. Позже я дополню Вам свой рассказ. А пока давайте пройдём туда, куда нам показывает князь Лео, в музей, и осмотрим прекрасную галерею картин, там Вы познакомитесь более полно с историей данного семейства.
Мы прошли через громадное помещение, в котором стояла большая машина, похожая на большой кадиллак.
- Не останавливайтесь, отец Георгий, мы ещё сюда вернёмся!
И мы прошли дальше, поднявшись по лестнице выше, мы попали в музей. Музей был тесен: множество комнат и обилие экспонатов, картин. Мы шли, а перед нами протекала вся жизнь семейства и страны. Когда приблизились к выходу на лестницу, увидели фотографию нашего Государя с эрцгерцогом Франц Фердинандом в лёгкой карете на берегу только что увиденного водоёма, так как об этом рассказывал нам Павел Павлович. Но стоило спуститься, и все очутились в зале, где стоял автомобиль. Перемена обстановки вернула в реальность сегодняшнего дня. Государей наших нет, надо молиться за них и им. Кадиллак, стоящий в зале, раскрывал весь трагизм происшедшего события. Возможно, не все знают историю этих событий, потому я обязан пояснить читателю, о чём идёт речь.
Как все вы, наверняка поняли, я, прилетев по приглашению Павла Павловича в Вену, оказался в кругах старой аристократии, которая думала и мечтала о возрождении былого величия времен союза трех стран Европы – России, Австрии и Германии, когда в Европе был мир и порядок. Я только что увидел, как бы воочию, трагическую историю семьи Франца Фердинанда, который был убит вместе с супругой в Сараево, как пресса говорила – сербским экстремистом Гаврилой Принципом, однако в народе оспаривают его происхождение от сербов. И это - правда, ибо человек, ступивший на этот путь, теряет национальность и становится безродным революционером. Мне было понятно чувство окружавших меня людей, ведь русский народ до сих пор не может простить убийство своего государя. А тут картина, на которой изображены они оба, и машина на которой сохранили следы преступления - отверстия от пуль и картина, как это произошло. Так погиб стремившийся предотвратить войну человек, которого любил наш государь и был его единомышленником.
Познакомив с историей этого замка и его владетелей, нас повели к хозяйке, жившей в нём. Это была Её Светлость княгиня Анита фон Рогенберг. Князь Лео представил нас, Княгиня Анита, как истинная христианка, испросила благословение, и у нас потёк разговор. Я, понимая, что русло нашего разговора должно начинаться с прочувственной всеми трагедии, пересказал все свои ощущения и получил полнейшее понимание.
«Если бы на том месте, где остановились карета государей, поставить памятник их встрече, мы отметили то, что никто из наших народов не стремился развязать войну».
Моё предложение имело успех. Я, окрылённый успехом, сразу предложил и скульптора, - это нашу прихожанку Елену Безбородову. Елена - скульптор, чувствующий, какие мысли, чувства и духовное устроение внутри человека, над образом которого она работает. Однажды, она принесла в храм свои работы – образы Христа и Иоанна Крестителя, для освящения; даже наши самые ревнивые и строгие прихожане приняли их, как иконы, и стали прикладываться, как иконам.
Именно, такую «икону» мы решили послать от имени австрийской аристократии Владимиру Владимировичу Путину с приглашением в замок Арштеттен, чтобы от имени наших государств воздвигнуть полноценный памятник о данном событии. Так могло родиться понимание необходимости единства политического единства во имя сохранения мира, к которому стремились наши народы, и которое разбила чуждая политика воинствующих политиканов. В ходе беседы я сказал: «Нам бы поклониться праху Францу Фердинанду». Оказалось, это было запланировано устроителями встречи. И мы пошли в крипту, где захоронен прах Франца Фердинанда и его супруги. Все стояли молча, каждый молился по-своему и про себя. Я тоже, но, нарушая каноны, не молиться за иноверных, всё же отслужил в голове панихиду с упоминанием усопших. Назад мы возвращались с чувством предстоящих великих дел. Далее было ещё много событий и встреч, но о них я не буду рассказывать, так как пишу о приходе, а не о поездке, и для меня главное – раскрыть характер и события прихода.
Когда я прилетел в Москву, то мне многое было удивительным, и на улице и в храме. Это потому, что я чувствовал какой-то особый интерес к себе со стороны людей из-за своей одежды, нашлись даже люди, которые высказывали мне прямо, как своё удовольствие, так и неудовольствие. И вовсе не потому, что я был одет в западные «шмотки». Я, как раз был одет очень скромно, но празднично по западным меркам. На мне была куртка-пиджачок из войлочной ткани с украшениями из пуговиц, изготовленных, как мне казалось, из рогов животных и шляпа с выступающими перьями разных птиц. Всё моё одеяние было куплено в альпийской деревне на праздничном базаре. Так мне хотелось одеться в национальную одежду. В общем, через-чур старомодно. Получил даже нагоняй от своих домашних за экстравагантность.
Как только появился в храме, постарался объяснить скульптору Елене Анатольевне суть проблемы с памятником. Она всё поняла и в ответ задала множество вопросов, которых я не ожидал услышать, начиная от размеров до точного места постановки. И конечно, о финансировании. Я понял, что нужна встреча с заказчиком. Лена устала работать на перспективу.
Оказалось, он был не уполномочен решать эти вопросы, хотя требовал показать проект. Но проекта он не получил, а получил только обещание изучить вопрос и продумать эскиз. Я понял, что это и так слишком много, так как требовало большой работы головы и затрат времени. Дальше не хочется описывать, ибо ничего не получилось: эскиз был продуман и представлял собой Крест с распятым на нём Христом и два последователя Его примеру – наш Государь Николай II Александрович и их Светлость эрцгерцог Франц Фердинанд. Это было правильное и гениальное решение, но впоследствии что-то не срослось, скорее всего, из-за финансовых вопросов, ведь у аристократов денег было мало, только Россия была богатой.
Павел Павлович, живя в Австрии, продолжал время от времени прилетать в Россию и посещать наш храм, у него постоянно возникали новые и новые идеи. Одна из них – стать частью свиты Княгини Ольги Николаевны. Она была членом Объединения рода Романовых, входила в Высший монархический совет в Канаде, сноха великой княгини Ольги Александровны, вдова Тихона Николаевича Куликовского-Романова — родного внука императора Александра III и императрицы Марии Федоровны, племянника императора Николая II. Она не признавала династических прав кирилловской ветви Романовых. Когда в Лиенце Павел Павлович увидал Ольгу Николаевну, он поразился её мудростью, достоинством и скромностью, и у него появилось желание служить ей. Человек, посетивший Лиенц и почувствовавший всю трагедию русского народа, не мог уже служить коммунистам и союзникам, он искал служение, где нельзя запачкаться в грехах мира и быть близким свету. Всем погибшим и при зверской выдаче, и в концентрационных лагерях, а также умученным безбожной сатанинской властью ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ!
Мне же хотелось быть представленным Ольге Николаевне и пригласить её в наш Русский духовный театр «Глас» на спектакль. Это и случилось, оказалось, я был знаком с соседкой Ольги Николаевны по Москве. Ольга Николаевна приехала к нам в театр. Она была восхищена спектаклем и захотела подружиться, планировала совместные поездки – театра с её выставкой картин. Однако, финансовое состояние не позволило это сделать, слишком велика была труппа. Я надеялся заинтересовать её нашим храмом, но не получилось – она уже окормлялась в другом храме.
На следующий год после моей поездки в Австрию Павел Павлович пригласил несколько казаков, так как он им обещал. Я рекомендовал ему взять с собой Игоря Смыкова вместе с чудотворной иконой Государя. Получилась чудная поездка, которая описана у Воробьевского в статье «Чудо в замке Арштеттен». Кто хочет, почитайте в интернете! Оказалось, что Игорь предложил другой ход вместо моей идеи, а именно, учредить награду от Казачьей Войсковой Православной Миссии под названием «КРЕСТ ТРЁХ ИМПЕРАТОРОВ». Это он вполне смог бы, и идея миролюбивого союза трёх государств обрела жизнь. Игорь Евгеньевич имел контакты с наградным комитетом, такая же награда была бы осуждена на успех. К сожалению, он так и не олицетворил свою задумку, Господь забрал его к Себе.