Неторопливая размеренная по распорядку жизнь словно затормозила время. Два года, которые минули с тех пор, как для близких, друзей и коллег по работе я пропал без вести, тянулись невероятно долго. Мои выпады по поводу жестокости режима немедленно гасились охраной или самим профессором, а наивные до смешного попытки бежать ожидаемо пресекались – трижды окриками Григория «уж не удрать ли вы собрались?» и дважды автоматными очередями. Поэтому разумнее было успокоиться и держать себя в руках.
Вит сильно привязался ко мне. Ухаживая за лошадьми, делясь друг с другом новостями, плохими и хорошими, мы были вместе едва ли не с раннего утра до позднего вечера. Однажды я обмолвился о намерении научить моего юного друга верховой езде и с тех пор лишился привычного расписания дня. Он увлекся этой идеей настолько, что иногда элементарно не давал спать, сокращал до минимума время обеда, чтобы только мы лишний раз побывали в конюшне. Юноша почти забыл о прежних, во многом детских забавах. Теперь ему нестерпимо хотелось поиграть, но уже с использованием наших питомцев.
В юности я сам увлекался конным спортом. Часто бывал на ипподроме, где отец любил делать ставки на лошадиные бега. Однако выигрыши интересовали меня мало. Больше хотелось испытать себя в роли наездника. Родители редко не шли навстречу желаниям своего чада, поэтому вскоре я стал заниматься верховой ездой под руководством тренера. Поначалу не было ни одного занятия, на котором бы он не кричал на меня. Бурную и, казалось, неадекватную реакцию с градом нелицеприятных выражений, вызывало каждое неверное движение. В результате я становился все более раздражительным, дерганным и злым, пока, наконец, не пожаловался на крайне невоздержанного наставника отцу.
Со мной стал работать другой инструктор, методы которого в корне отличались от тех, которыми пользовался предыдущий. Крики и несправедливые упреки прекратились. Вместо них высказывались пожелания. Все, что надлежало делать, сначала объяснялось, а то и показывалось. Причем обучение проходило по принципу «от простого к сложному», по заранее согласованному плану. Дела быстро пошли в гору. Уже тогда я уяснил, а позднее окончательно утвердился во мнении, что тренеру непозволительно брать горлом, лишая подопечного всякой возможности хотя бы приподнять голову и осмотреться вокруг. Самое лучшее, стараться быть деликатным психологом, умело применять разнообразные упражнения и техники обучения, составить для начинающего ездока единственно правильный и возможный план.
Скакуна для Вита я выбирал довольно долго. Знал, что прежде всего он должен охотно общаться с людьми, быть хорошо объезженным и ласковым, послушным и сдержанным, а значит безопасным. Мне сложно было остановиться на одном из двадцати двух животных, завезенных когда-то на стадион с городского ипподрома на время его ремонта. Наконец, выбор пал на светло-серую в едва заметное яблочко тонконогую кобылу.
– Мне так хотелось, чтобы ты выбрал именно ее! – закричал Вит, неожиданно для меня и, наверное, для себя перейдя на «ты». – Она самая красивая! – Он подошел к лошади, погладил ее шею, а потом, закрыв глаза, приклонил к белогривой голову.
– Поздравляю! – воскликнул я, разделяя его настроение. – Теперь выбери для нее имя.
Недолго думая, Вит назвал ее Артемидой, в честь древнегреческой богини охоты, дикой природы, диких животных, девственности и родов.
Прежде, чем приступить к занятиям, следовало обзавестись формой. Минимальным набором, без которого никак невозможно обойтись, я считал шлем, бриджи, специальную обувь и защитный жилет. Вся эта амуниция стоит дорого, но у меня даже в мыслях не было упоминать о таком пустяке: когда речь шла о Вите и его увлечениях, цена для любящего родителя значения не имела. Тем более, что стоимость спецодежды, спортивного, медицинского, пожарного, кухонного, погребального и прочего инвентаря также, как, например, стоимость продуктов питания или, наконец, больших партий наркотических и психотропных средств входила в общую смету расходов на проведение эксперимента. Ее, как свидетельство государственной поддержки, профессор демонстрировал не раз.
Буквально через день Вит заявился в мою ночлежку полностью экипированным для верховой езды. Занятия начались в тот же день.
Помня о своем грустном опыте и зная о том, что психика Вита серьезно нарушена, я никогда не повышал на него голоса, старался быть спокойным и доброжелательным, постоянно мотивировал к освоению новых упражнений, ободрял, невзирая на неудачи, всегда внимательно выслушивал и учил его самостоятельности. Да много чему учил!
На самом деле занятия были хорошей школой как для Вита, так и для меня. Мало кому удавалось запросто, без всяких препятствий и каких-либо ограничений общаться с сыном организатора эксперимента, никогда раньше над людьми не проводившегося. И никому не довелось настолько с ним сблизиться. Но полностью профессор мне по-прежнему доверять не мог. Причем его подозрительность граничила с маниакальностью.
Однажды, когда мы с Витом направлялись на стадион, я неожиданно почувствовал на себе чей-то взгляд. Обернулся и увидел, как за круглую колонну в нескольких метрах от нас скрылась чья-то фигура. Ее обладатель, безусловно, понял, что незамеченным не остался. Так как скрываться дальше было бессмысленно, он разоблачил себя полностью.
– Эй, вы! Как вас там?.. Вячеслав…
– Андреевич. – подсказал я.
– Вы хотя бы понимаете, чем занимаетесь и во что ввязались? – обратился экспериментатор ко мне без всяких предисловий. – Не думайте, что ваш авторитет в глазах Вита что-то значит для меня! Как бы там ни было, не ждите, что я безоглядно препоручаю вам сына. Вы в ответе за каждый его шаг и поступок, вы постоянно будете у меня под прицелом. Советую помнить об этом!
Невзирая на стремительное взросление, Вит по-прежнему испытывал неодолимый интерес к самым разным играм. Скорее всего, его страсть и слабость объяснялись просто: разум требовал хоть какой-то компенсации однообразной будничности жизни в ограниченном пространстве кабинетов, залов и аудиторий под круглосуточным наблюдением фанатиков от охраны с «тюремным двориком» в виде части футбольного поля. И если игры, к которым стремился Вит, были безобидны и не утомительны, я охотно их поддерживал.
Особенно юношу привлекали конные сражения с использованием повозок древнегреческих воинов, а также мечей, копий и шлемов. Пару колесниц, доспехи из дерева и легкого металла мы смастерили вместе, ни разу не обратившись за помощью к его отцу. Все, что надо, нашлось в административном здании, которое пребывало в состоянии вечного ремонта, а также на доступной части запустелого стадиона с трибунами и беговыми дорожками под открытым небом.
Езда на лошади только на первый взгляд может показаться занятием пустяковым. На самом деле, это нелегкий труд, требующий концентрации и физических и психических сил. Я прекрасно понимал, что игры, так увлекавшие Вита, помогают ему освоить новое дело без ненужного перенапряжения, легко преодолевать страх, запросто находить общий язык не только со своей четвероногой подружкой, но и с другими лошадьми.
Порой Виту хотелось все бросить. Но я стремился сам и учил его сохранять позитивный настрой. Интуиция мне подсказывала, что навыки, приобретенные Витом с таким трудом, со временем могут нам невероятным образом пригодиться.