(Статья Алексея Титова из журнала "Загадки истории" (номер двадцать два, две тысячи двадцать третий год, десятая страница)).
В этом году исполнилось пятьсот сорок пять лет с момента завоевания или даже разгрома Москвой Новгородской республики. Написано об этом много, но мы поразмыслим над этим историческим событием, в том числе в неожиданном ключе. К примеру, почему Московия считала данную республику с её вече аристократическим олигархатом.
Князь Иван Третий, который столь активно стал собирать русские земли под самодержавное начало, говорил: "Знайте же, что в Новгороде не быть ни Вечевому колоколу, ни Посаднику, а будет одна власть Государева: что как в стране Московской, так и здесь хочу иметь волости и сёла; что древние земли Великокняжеские (земли князей Рюриковичей) вами отнятые, суть отныне моя собственность".
Понятно, что наша история - она, как известно, с непредсказуемым прошлым, это раз; и сильно зависит от текущего политического контекста и дискурса в стране - это два. Если в тысяча девятьсот девяностые годы официально было принято восхищаться Новгородской республикой с её демократическими институтами, то позже определённые историки стали порой даже резко обвинять её в сепаратизме и "западном уклоне".
Понятно, что в рамках небольшой статьи мы не будем подробно останавливаться на ключевых фигурах и странах того противостояния - Иване Третьем, Великом княжестве Литовском, - но напомним, как всё-таки был сломлен Новгород, один из торговых центров тогдашней Европы. И главное - зачем?
Итак, к примеру, историк Дмитрий Володихин пишет, что Новгородская республика отнюдь не была примером демократического устройства, а также сама могла "лечь" под Орду: "Ресурсы Новгорода, материальные и демографические, были необходимы Москве для борьбы с ордынской угрозой, а Новгород не очень-то хотел ими делиться. Существовала опасность, что Орда всё-таки сомнёт разрозненные русские земли и, кстати, доберётся до самого Новгорода. Таким образом, вместо мечтаний некоторых современных наших деятелей оНовгородчине как о европейском демократическом государстве мог бы реализоваться совсем другой сценарий. С Русью могло случиться худшее: новая утрата независимости, раздробление на мелкие улусы, падение православия.
Не объединившись с "низовской" Русью, Новгород тем не менее имел бы все шансы разделить её горькую судьбу... Третьеразрядный регион на окраине исламского мира - такой могла бы быть сегодня Новгородчина, а не "европейской демократией"". А ещё говорит о следующем: "Так называемая новгородская демократия в действительности была республикой аристократической, а в некоторых случаях - олигархической... Простой народ не имел власти. Он не собирался на вече, это миф. Основой государственного строя в Новгородчине выступали наиболее богатые и знатные рода, новгородское боярство. Именно оно собиралось на вече и решало судьбы Новгорода, именно оно заполняло своими людьми выборные магистратуры, назначало воевод в войска, а также прызывало и изгоняло князя".
Вернёмся к войне в Новгороде. Литовская партия республики настаивала на ликвидации Яжелбицкого договора, подписанного по итогам московско-новгородской войны тысяча четыреста пятьдесят шестого года. По нему Новгород был лишён права самостоятельной внешней политики, своего законодательства, а великий князь Московский получил высшую судебную власть. Литовская партия начала переговоры с великим князем Литовским и польским королём Казимиром Четвёртым о вступлении Новгородской республики в состав Великого княжества на правах автономии и сохранении политических привилегий. Был придуман и определённый дипломатический ход. Новгородцы решили отправить кандидата на место архиепископа не в Москву, как раньше, к митрополиту Московскому и всея Руси Филиппу, а к митрополиту Киевскому и Галицкому Григорию, который находился как раз в Литве.
А вот князь Иван Васильевич поначалу старался избежать войны, действовал уговорами. Московский митрополит Филипп призывал новгородцев быть верными Москве, затем упрекнул Новгород в "измене", потребовал отказа от литовского "латинства". Москва проводила широкую, как сказали бы сейчас, информационную антиновгородскую кампанию. К походу привлекали соседей Новгорода, жителей Вятки (Хлынова), Великого Устюга и Пскова. То есть Новгород охватывали с запада, юга и востока, перерезая путь в Литву. Это отсекало Новгород от возможной помощи, как военной, так и продовольственной. Два отряда наступали с востока и запада, главные силы - с юга.
Основные силы начали наступление летом тысяча четыреста семьдесят первого года. Обычно лето было неудачным временем для боевых действий в Новгородчине - слишком мноо озёр и болот. Однако то лето оказалось жарким, реки обмелели, болота подсохли - войска могли активно двигаться.
В начале июня выступила рать князей Данилы Холмского и Фёдора Пёстрого-Стародубского. За ними двинулись полки братьев великого князя Юрия и Бориса. Московская рать насчитывала около десяти тысяч воинов.
В середине июня отряды под началом князя Ивана Оболенского-Стриги выступили из Москвы на Вышний Волочек и далее начали наступление на Новгород с востока. С Оболенским шёл и касимовский хан Данияр. Двадцатого июня из Москвы выступили главные силы, которые пошли через Тверь, где к ним присоединился тверской полк.
Новгородцы также готовились к решающей битве. Они собрали большую рать - до сорока тысяч человек. Хотя это как раз не точно. Часть войск была конной - дружины бояр, полк архиепископа; часть судовой - пехота. Во многом сказалась дисциплина. Московские полки в большинстве состояли из профессиональных воинов, имевших солидный опыт схваток с татарами и литовцами, и новгородские ополченцы заметно уступали им в выучке.
Москвичи проявили решительность и жестокость, а также высокую боевую слаженность. И новгородцы, имевшие численное преимущество, были разгромлены. Двадцать четвёртого июня тысяча четыреста семьдесят первого года армия Холмского взяла и сожгла Старую Руссу. Оттуда московская рать пошла по берегу озера Ильмень к реке Шелонь, чтобы соединиться с псковичами.
После соединения Холмский должен был начать наступление на Новгород с юго-запада. По свидетельству летописей, московские воеводы "распустили воинов своих в разные стороны жечь, и пленить, и в полон вести, и казнить без милости жителей за их неповиновение своему государю великому князю".
И тогда новгородцы решили использовать удачный момент и разгромить отряд Холмского, пока не подошли главные силы противника. Часть пехоты была высажены у села Коростынь для удара по правому крылу московской ватаги, другой отряд шёл на судах до Руссы, чтобы атаковать с тыла. Конница должна была форсировать реку Шелонь и одновременно с пехотой атаковать москвичей. Однако новгородцы не смогли организовать общее взаимодействие.
Война была средневековая, а потому милости к пленным не было. Однако успехи дались московской рати нелегко, Холмский потерял половину отряда. Воевода отвёл остатки к Демьянску и известил великого князя о победе. Иван Васильевич велел Холмскому снова идти к Шелони, чтобы соединиться с псковичами. Там он столкнулся с новгородской конницей, которой командовали виднейшие бояре - Дмитрий Борецкий, Василий Казимир, Кузьма Григорьев, Яков Фёдоров.
Четырнадцатого июля тысяча четыреста семьдесят первого года утром началась перестрелка через реку. Затем москвичи форсировали реку и обрушились на новгородцев. Те бежали. А полк новгородского владыки (архиепископа), лучше всех вооружённый и подготовленный, вообще не вступил в бой по каким-то загадочным причинам. Потери новгородцев составили двенадцать тысяч убитыми, ещё две тысячи пленными. Были захвачены многие знатные люди, включая посадников Борецкого и Кузьму Авинова.
Сначала новгородцы даже хотели продолжить войну. Сожгли пригороды и ближайшие к городу монастыри, приготовились к осаде. Направили послов в Ливонский орден, чтобы вместе воевать с Москвой. Однако вскоре стало понятно, что война проиграна, а заграница им не поможет.
Двадцать четвёртого июля в Руссе были осуждены за измену и казнены виднейшие новгородские бояре, включая посадника Борецкого. Впервые с новгородскими боярами поступили не как с привилегированными пленниками, подлежащими обмену или выкупу, а как с подданными великого князя, которые подняли против него мятеж.
Двадцать седьмого июля в Коростынь прибыла новгородская делегация во главе с архиепископом Феофилом. Тот упросил великого государя начать мирные переговоры. Одиннадцатого августа был подписан Коростынский мир. В Новгород был направлен боярин Фёдор Хромой, чтобы привести горожан к присяге и взять с них выкуп (шестнадцать тысяч рублей серебром). Формально Новгород сохранил автономию, но эта земля с тех пор стала "отчиной" великого государя.