Космический вихрь

                Il n’y a pas de hors-texte.
                Jacques Derrida


Учебная аудитория, залитая ярким солнечным светом, была забита почти до отказа. Не успевшие занять места за партами, спускавшимися вниз, словно амфитеатр римского Колизея, вынуждены были сидеть в проходах, держа тетрадки с записями у себя на коленках. Характерной деталью происходящего был неустанный гул десятков голосов. Все общались между собой, не обращая никакого внимания на сухенького человечка в пиджачном костюме и галстуке, завязанном старомодным узлом. Даже внизу, на самом первом ряду, невозможно было разобрать ни единого слова из того, что преподаватель упорно бубнил себе под нос, одновременно рассчитывая пределы функций и решая дифференциальные уравнения. На зелёной доске, сплошь исписанной формулами, почти не оставалось места, и увлечённый своими расчётами доцент, хватая сухую губку, удалял ранее написанное, поднимая в воздух мириады меловых пылинок, создававших в солнечных лучах причудливые голограммы. В довершение творившейся фантасмагории кто-то из сидевших наверху слушателей запустил сложенный из тетрадного листа самолётик. Хотя именно в этом трудно было усмотреть какое-либо несоответствие: лекция проходила на развилке Ленинградского и Волоколамского шоссе в Московском авиационном институте.
– Таким образом, эта часть трактата Эйлера посвящена более общей с современной точки зрения задаче об интегрировании дифференциальных уравнений, – произнёс преподаватель, повернувшись наконец лицом к студентам, заворожённо смотревшим на самолёт, плавно рассекающий своими бумажными крыльями слои перегретого воздуха.
– Феликс Юрьевич! Вы продвинулись в ваших исследованиях по уфологии? – голос прозвучал в абсолютной тишине, внезапно наступившей после невыносимого гомона, царившего ещё секунду назад в лекционном зале. Такая метаморфоза объяснялась легко и просто: почти все присутствующие студенты пришли сюда исключительно за новостями о розыске космических пришельцев и внеземных цивилизаций. Говорить о звёздах, далёких галактиках, гравитации, способной деформировать пространство, всегда было приятнее, чем исследовать функции с использованием бесконечно малых величин.

***
Зуммер срочного вызова из лаборатории молекулярной бихевиористики вернул Сергея Николаевича в сегодняшний день. «Зигель, добрый бессмертный Зигель, изменивший мои взгляды на мироустройство и открывший бескрайние источники знаний для тех, кто сумел уловить в его рассказах больше, чем довелось ему», – Сергей Николаевич по инерции продолжал думать о прошлом, одновременно слушая сбивчивый доклад своего ассистента. Сейчас ему не хотелось возвращаться в настоящее, где всё изменилось с тех пор как он, начав своё восхождение девятнадцатилетним парнем, дорос до директора закрытого исследовательского учреждения. Всё ещё цепляясь за воспоминания, Сергей Николаевич сделал свой выбор в пользу реальности.
Дождавшись паузы в описании возможных причин, приведших к внезапному возникновению отклонений в среднестатистических данных косвенных показателей усиления влияния самых простых провокаций на поведение фокус-групп, он попросил немедленно переслать ему графические таблицы. Возвращаться к воспоминаниям не было никакого смысла. Сергей Николаевич оттолкнулся руками от массивного стола и, не вставая с кресла на колёсиках, прокатился по свеж отлакированному паркету до массивного металлического ящика, называемого в простонародье сейфом. Достав из недр этого хранилища своих секретов старую потрёпанную папку, он тем же способом вернулся к столу и, нацепив на кончик носа очки, принялся просматривать страницы, исписанные мелким и не очень разборчивым почерком.
 Правило не рассчитывать на позитивное истолкование свих поступков, слов, а тем более научных текстов, несущих реальные, а не поверхностные выводы, Сергей Николаевич усвоил в те времена, когда в прессе началась активная травля романтика-уфолога. По большому счёту он если и считал Зигеля своим учителем, то только в насущной необходимости скрывать от широкой публики те знания, которые способны были предоставить ему реальные преимущества в продвижении своих интересов.

 Открытия, сделанные им за эти годы, позволяли с большим процентом вероятности дистанционно запускать такие конфигурации потенциалов действия и продукцию медиаторов в нейронных сетях выбранного человека, которые заставляли бы его переживать позитивные или негативные чувства по отношению к любому выбранному им субъекту. При огромном количестве нерешённых проблем сама возможность такого проникновения в поведенческие настройки открывала перед людьми, владеющими этим секретом, почти неограниченное пространство распространения своего влияния. Среди окружавших его сослуживцев находилось немало завистников и злопыхателей, старавшихся, сохраняя внешнюю лояльность, всячески поставить под сомнение научность предлагаемых им процессов.
Те отклонения косвенных показателей, которые только что так встревожили его ассистента, не понравились и самому Сергею Николаевичу. Углубившись в чтение старых записей, он так увлёкся этим процессом, что его помощнику пришлось дважды стучать в дверь, дабы доложить о находящемся в приёмной начальнике службы безопасности.
– Он может прийти завтра утром? – спросил Сергей Николаевич у заглянувшего в кабинет помощника.
– Изотов просит срочной аудиенции. Я предлагал ему зайти позже, но он потребовал оповестить вас немедленно, – доложил тот, стоя почти по стойке смирно.
– Хорошо, Михаил Ильич, я приму его через сорок пять минут, и передайте Павлу Николаевичу, что у него будет полчаса, – закончив говорить, директор вернулся к своей тетради и погрузился в чтение, не дожидаясь, пока помощник покинет кабинет.

***
День как день. Автобус, метро. Мокрый асфальт с лужицами, поблескивающими на солнце. Антонина шла быстрым шагом. Опасаясь промочить ноги, она смотрела больше вниз, чем на небо, решив, что в любом случае успеет добежать до проходной раньше, чем тёмная туча прольётся таким неуместным именно сегодня дождём. Хотя почему именно сегодня? Она не хотела признаваться себе в таких простых вещах как усталость от постоянного одиночества, вечерней тоски московского быта, неизменного телевизора и скучных фильмов, прерываемых получасовой рекламой. Да и одиночество было весьма относительно. До своих двадцати восьми лет она дожила с матерью, оберегавшей её от ненужных соблазнов. Конечно, у Антонины в студенческие годы случались определённые приключения, но отсутствие собственной жилплощади и низкий социальный статус технической интеллигенции оставлял ей немного перспектив. Внешне заманчивые предложения стать любовницей того или иного дядьки, ищущего вечернего пристанища, пусть и не охотно, но всё же принимаемые её коллегами по цеху, ей казались бессмысленными. Отмеченную за свои знания красным дипломом, её заметили охотники за головами из хозяйства Сергея Николаевича Царёва. Оклад, казавшийся в те времена вполне приличным для молодого специалиста, постепенно сожрала инфляция, а повышение всё никак не происходило, видимо, обусловленное отсутствием прорывных открытий. Воспитанная взваливать всю вину только на себя, она никак не могла решиться на разговор о прибавке жалования, откладывая его день за днём и все больше погружаясь в депрессию.
Сегодняшний почти беспрерывно моросящий дождь мог не только испортить ей макияж, над которым она усердно трудилась с шести часов утра, но и привести в негодность её чудесную причёску. Именно это пугало Антонину больше всего, ведь всю сегодняшнюю ночь она провела, сидя в кресле, убеждая себя, что раз так можно спать в самолёте, значит, иногда можно поспать и дома. Красота требует жертв. Эту аксиому никто не отменял, и пусть Виталик не был Ален Делоном, но для Антонины физические показатели никогда не находились в приоритете, а богатый внутренний мир и доброе сердце без сомнения выделяли его из серой массы. Отношения между ними в последнее время казались всё неопределеннее, несмотря на старания самой Антонины. Виталик, чьи отлучки в последнее время становились всё более частыми, сегодня вечером прилетал из Новосибирска, куда он убыл навестить своих родителей, о которых не переставал заботиться, несмотря на своё собственное незавидное финансовое положение.
Они встречались чуть более полугода и после первой близости, произошедшей немного раньше того срока, который определила для себя Антонина, она всё больше привязывалась к нему, ценя его мягкий и незлобивый характер типичного офисного клерка, довольствующегося, впрочем, как и она сама, мизерным жалованием.
В самом научном царстве Сергея Николаевича Царёва, да простит мне читатель этот каламбур, Антонина тянула лямку сразу по нескольким направлениям, включая не только научную деятельность, но и часть административных задач. Приходя в лабораторию каждый божий день к девяти часам утра, составляя бесконечные тесты, графики и таблицы, она всё больше убеждалась, что законы материализма, так широко разрекламированные марксистами, не более чем красивые слова, ни в коей мере не объясняющие появление новых технологий и тем более фундаментальных открытий. За семь лет, которые Антонина посвятила выполнению тех заданий, что давал ей Сергей Николаевич, она отточила навык быстро пользоваться компьютерными программами и даже могла проводить весьма объёмные расчёты, не пользуясь калькулятором, – и это было всё, в чём ей удалось преуспеть. Ничего, ведущего к разгадке, как Царёву удавалось заставлять дружить биополя незнакомых до определённого момента субъектов, ей, как и остальным сотрудникам, познать не довелось.
Особенно сильно её бесило, когда кто-либо в компании, где она полюбливала вкинуть тему обсуждения так называемого закона «отрицания отрицания», принимался с покровительственной улыбкой рассказывать ей про зёрнышко, которое, попав в землю, уже перестаёт быть зерном, но ещё и не дав ростков, на какой-то момент перестаёт существовать в своём первоначальном виде, зато потом!!! Отрицает отрицание короче. Примерно такая история и произошла полгода назад на рождественские святки. Тогда она, отпросившись у матери, поехала колядовать к подруге и встретила у неё среди немногочисленных приглашённых довольно бледного молодого человека.
Виталий Мартынов, в будущем Виталик, носил большие очки, имел ранние залысины и довольно потёртый вид. Представившись ей начальником отдела маркетинга какой-то задрипанной торговой компании, он на полном серьёзе начал за ней ухаживать. Справедливости ради следует заметить, что общая атмосфера вечеринки была весьма позитивная и Антонина чувствовала себя вполне счастливой. Запланированные гадания с высокой точностью должны были сообщить ей имя наречённого, таким образом значительно сужая зону предстоящего поиска. Вот тут-то и влез бледный Виталик со своим материализмом, питающим его безразмерный скепсис по поводу предстоящих изысканий. Всё это можно было обратить в шутку, если бы сама Антонина не завелась с сидящим занозой в её душе «отрицанием отрицания». Поправив очки, Виталик начал вещать про зёрнышко, и весёлая компания потребовала от обоих удалиться в другую комнату, где они, не мешая остальным, смогли бы в дружелюбной обстановке выяснить, что было сначала, яйцо или курица.
Несмотря на возражения, Виталий проводил её домой и даже сам оплатил такси. После таких подвигов отказать ему в номере телефона не представлялось возможным. Они стали встречаться. Сначала раз в неделю, потом чаще. Никаких ресторанов и прочего гламура. Парк, прогулки, иногда «Бургер Кинг». От предложений посетить театр или кино Виталик отказался категорически, ссылаясь на буржуазность первого и манипуляционную сущность второго. Антонина подумывала, как помягче указать ему «дорогу лесом», но каждый раз, глядя на его большие очки и то, как энергично он жестикулирует своими худыми руками, поясняя ей очередной заумный философский постулат, откладывала этот секвестр до более подходящего случая. Все минусы её нового кавалера перевешивало отсутствие в его паспорте штампа о заключении брака. Настойчивость, с которой все прогулки неизменно заканчивались недалеко от холостяцкого жилья Виталия, демонстрировали его собранность и целеустремлённость – качества весьма полезные, говоря о перспективах личностного роста. Рассматривая его попытки затащить её в постель как проявление ребячливости, Антонина постепенно стала относиться к нему с долей покровительственного внимания, которое в определённом смысле походило на материнскую любовь. Говорить о сексуальном влечении с её стороны пока не приходилось.
В середине февраля, на день всех влюблённых, Виталий предпринял отчаянный штурм. Ресторан, цветы, скандал из-за категоричного отказа ехать к нему домой. Они разошлись там же, недалеко от площади Маяковского. Круто развернувшись, Антонина направилась в метро, где почти бегом спустилась вниз по самому длинному в московском метрополитене эскалатору. Связь между ними прервалась почти на месяц, и только в середине марта она увидела его сидевшим на лавочке рядом с её домом. Тогда всё и закрутилось, как по волшебству. Не предприми Виталий такой манёвр, а отправь сообщение в мессенджере, шансов на восстановление отношений у него не нашлось бы, а тут… Стоять и разговаривать на глазах у соседей Антонине показалось не с руки, и она пригласила его подняться выпить по чашке чая и познакомиться с её мамой Василисой Андреевной. Виталик смущался, долго мыл руки, закрывшись в туалете, пока Василиса Андреевна спешно накрывала на стол. Она так обрадовалась появлению мужчины в их доме, что даже убавила звук телевизора, по которому шёл её любимый сериал. Антонина смотрела на это со стороны, несколько отрешённо, словно через стекло аквариума, но выпив наливки из черноплодной рябины, она впервые посмотрела на сидящего напротив Виталия другими глазами. Дождавшись окончания очередной серии бесконечного, но дорогого её сердцу «мыла», Василиса Андреевна встрепенулась и заявила о срочной необходимости навестить приболевшую школьную подругу, живущую на другом конце Москвы. Оперативно собрав вещички и гостинцы, заботливая мама убыла в ночь на такси бизнес-класса, сердечно предложенного Виталием.
Потом они встречались у него. Антонина ждала, когда он предложит жить вместе, но дело затягивалось, осложняясь проблемами по бизнесу, не позволявшими её избраннику выбраться из долгов, которых, как выяснилось, было у него немало. Тогда Антонина впервые решилась заступить на его территорию. В перерыве между майскими праздниками они шли по Тверской улице мимо сверкающих витрин магазинов и ресторанов, где можно было оставить их совместный годовой доход. Незаметно вздохнув, поравнявшись с театром имени Ермоловой, Антонина, набравшись смелости, предложила зайти в отель «Ритц» и выпить по чашке кофе. Она так и сказала: «Зайдём в “Ритц”, на кофе у нас точно хватит».
– Послушай, я совсем ничего не понимаю в бизнесе, но всегда считалось, что вы, торговцы, исчадья ада и обираете как производителя, так и потребителя. Вот только по тебе этого незаметно, – сказала она сразу после того как официант принял их заказ.
– Ну вот, этого я ждал уже давно. Теперь ты начнёшь попрекать меня. Почему все женщины одинаково меркантильные? – немедленно парировал Виталий.
– Я не хотела тебя обидеть. Не сердись, – Антонина готова была пойти на попятную, хотя давно продумывала этот разговор. У неё был план, план серьёзный, и сейчас следовало как можно скорее успокоить того, кому ей так хотелось помочь.
– Хотела, не хотела, теперь это неважно. Да, у меня плохо идут дела. Да, наша контора в глубоком минусе. Я закинул своё резюме куда только можно, но кому нужен маркетолог, не сумевший занять правильную позицию на рынке?
– Тебя позвали на собеседование? – спросила Антонина.
– Я же говорю, ни одного звонка! – Виталий снова начинал злиться.
Им пришлось подождать, пока официант расставлял сахар, стаканчики с водой, шоколадки и печенье, идущие бонусом к двум маленьким чашечкам из белоснежного фарфора, на самом донышке которых плескалась коричневая жижица.
– А твою гибнущую контору что-то может спасти?
– Конечно! Если какой-нибудь идиот купит чохом все наши складские запасы без всяких скидок и отсрочек платежей! – воскликнул торговец. Наивность его подруги возвращала ему самоуверенность, и он почувствовал себя намного лучше. Хотя, возможно, это подействовал свежий колумбийский кофе, сдобренный изрядным количеством сахара, который Виталий насыпал так щедро, что даже не стал размешивать.
– Абстрактный идиот, или есть люди, с которыми вы вели безуспешные переговоры? – продолжала гнуть свою линию Антонина.
– Что это меняет? – спросил Виталий.
– Если есть конкретный человек, от которого зависит решение такого вопроса, я могу помочь, – стараясь оставаться спокойной, ответила Антонина, несмотря на растущее раздражение.
– Хорошо, это Ринат Алексеевич Шадрин, отдел закупок региональной сетки. Что дальше? Пойдёшь искать выходы на него по всем знакомым? Три рукопожатия, или сколько там – от дворника до генсека ООН? – Виталию хотелось есть, и никакие шоколадки и печенье не могли успокоить внезапно разыгравшийся аппетит.
– Ты можешь встретиться с ним завтра?
– Могу, но это ничего не даст.
– Набери ему сейчас.
В тот майский вечер Антонине удалось настоять на своём. Она даже осталась ночевать у Виталия, чего старалась избегать, боясь показаться навязчивой в так и не закреплённых отношениях. Утром она вызвала такси и по дороге к своему институту подбросила его до делового центра, где, занимая пару этажей, находилась штаб-квартира региональной сети магазинов, торгующих электротоварами.
Вечером, приехав к Виталию без звонка и выслушав рассказ о том, какой козёл этот Ринат Алексеевич и насколько дурацкой была идея встречаться с ним ещё раз, она приготовила ужин и, особо не возражая, уступила его пожеланиям. Дождавшись, когда он заснёт, Антонина извлекла из его бумажника карточку размером не более кредитной, которую прошлой ночью аккуратно сама туда и положила. Часы показывали половину одиннадцатого, до метро было всего пять остановок на автобусе, а перед 9 мая стояли тёплые деньки. Не медля ни секунды, Антонина выскользнула за дверь, даже не потрудившись закрыть её на ключ. Брать там всё равно было нечего.
Сегодня ей, напротив, приходилось опасаться проливного дождя, готового низвергнуться с небес в самый неподходящий момент. Только забежав под козырёк главного корпуса, расположенного в глубине территории института, Антонина почувствовала себя в безопасности. Повесив плащ на вешалку в своём небольшом, но зато отдельном кабинете, она накинула белый халат поверх такой же белоснежной блузки, сквозь тонкую ткань которой можно было разглядеть очертания кружевного лифчика, поддерживающего её грудь, размером тянущую на твёрдую четвёрку.

***
Заставив Изотова дожидаться в приёмной, Сергей Николаевич Царёв не преследовал никакой иной цели, кроме как продемонстрировать своему безопаснику, что тот не один на этом свете. Каждый должен знать своё место. Понимать и принимать занятость начальства как аксиому, не нуждающуюся в доказательствах.
Изотов специально приехал в институт ни свет ни заря, зная эту привычку своего шефа мариновать всех у себя в приёмной по несколько часов. Объявленное ему время ожидания в сорок пять минут не произвело на него никакого впечатления. Присев на краешек стула, стоявшего в самом дальнем углу приёмной, Павел Николаевич Изотов извлёк из пижонской папочки планшет и принялся просматривать новости на сегодня – 24 июля 2023 года. Он так увлёкся этим занятием, что невольно вздрогнул, когда помощник попросил его пройти в кабинет к Царёву.
– Денег на новые видеокамеры не дам, – сказал Сергей Николаевич вместо приветствия, не отрывая взгляда от блокнота, где он усердно закрашивал половинки клеточек, создавая неописуемый по своей сложности орнамент.
– А зря. Правда, я не за этим, – Изотов был товарищем Царёва с незапамятных студенческих времён, этаким довгаем, выражаясь хоккейной терминологией. Он прекрасно знал, что за каракули сейчас выписывает шариковая ручка шефа, и многое другое. Единственное, что оставалось неведомым ему, как, впрочем, и всем остальным в этом заведении, какие тайны его однокашнику удалось извлечь во время посещения лекций по уфологии. Почему ему удаётся всё, а другим ничего, – кроме того, что сам Царёв хочет им доверить.
– Да? Необычно! – произнёс Сергей Николаевич, прекратив рисование.
– Вот, полюбуйся! – Изотов положил на стол несколько страниц машинописного текста, включая ряд фотографий.
– Любопытно, любопытно! – воскликнул Царёв, с лица которого не сходила двусмысленная ухмылка, пока он просматривал переданные ему материалы.
– Мне нужна ваша санкция на её задержание, – сказал Изотов, видя, что чтение бумаг подходит к концу.
– Повремени! – Царёв, сложив листы бумаги в изначальном порядке, принялся просматривать их ещё раз.
 Читая доклад Изотова, Сергей Николаевич вместо того, чтобы разволноваться, напротив, успокаивался. Причина утренней тревоги, поднятой ассистентом, неожиданно стала понятной, избавляя его от неизбежных часов сидения с карандашом и изучения килобайтов расчётов в поисках неведомо как закравшейся ошибки.
– Итак, Волкова Антонина, наш научный сотрудник, трижды воспользовалась возможностями тонкой синхронизации, создающей созависимость у субъекта, являющегося предметом манипуляции, и, по её мнению, не добившись никакого результата, она полезла самостоятельно изменять параметры?
– Так точно! – отрапортовал Изотов.
– Но ведь у «четвёрочки» всё получилось! – рассмеялся Сергей Николаевич. В его глазах играли весёлые чёртики заядлого ходока. Разговаривая между собой, они понимали друг друга с полуслова, по старой привычке идентифицируя особенно «одарённых интеллектом» дам по номеру используемого ими бюстгальтера. Когда-то давным-давно они вместе устраивали охоту на самку человека. Сейчас из уважения к своему возрасту и к самим себе они старались держаться в рамках, но ребячливость, живущая в душе каждого мужчины до конца дней, непременно находила свой выход, когда они оставались наедине.
– Вот здесь и начинается детективная история, – рассмеялся Изотов. Поименование Антонины по размеру её бюста означало переход к общению как в старые добрые времена, без формальностей и излишнего лицемерия. Не особо стесняясь в подборе слов и называя вещи своими именами, безопасник изложил текущую ситуацию, которая в двух словах сводилась к банальному использованию Виталием Мартыновым возможностей Антонины без уведомления её об успехах. Наблюдение, негласно установленное за его персоной, ясно указывало на ведение им двойной жизни.
– Сегодня вечером он прибывает в Москву из Арабских Эмиратов. Сам знаешь, Дубаи превратились в хаб международного транзита. Мартынов побывал на Лазурном берегу, заехал в Монте-Карло, где просадил в рулетку около семидесяти пяти тысяч евро.
– То есть наша комплиментарная синхронизация паттернов работы нейросетей работает на сто процентов?! Это прекрасно! Это результат! – говоря эти слова, Царёв вскочил с кресла и начал расхаживать по кабинету. В молодости он играл за команду своего факультета в волейбол и несмотря на возраст двигался легко и стремительно. Немного ссутуленные вперёд плечи создавали впечатление, что, зависнув в прыжке у самой сетки, он вот-вот нанесёт сокрушительный удар в обвод бессильного блока, выставленного игроками другой команды.
– Секретность никто не отменял. Мы понятия не имеем, кому ещё Волкова открыла своё большое сердце. Если бы Мартынов не оказался хитрожопым жлобом, решившим использовать свою подругу в тёмную, мы могли бы и не узнать о её проделках, – сказал Изотов.
– А почему этот, как его, Мартынов повёл себя именно так? – спросил Царёв, взяв со стола несколько фотографий с изображениями Антонины и Виталика.
– Мы размотали всю цепочку, вплоть до самой первой сделки, когда Мартынов сбагрил все неликвиды в региональную сетку с огромной наценкой. Как утверждают мои аналитики, тогда он не связал такой успех с возможностями, предоставленными ему Волковой. Исследовав параметры его амигдалярного комплекса, они пришли к выводу, что побуждающим мотивом скрыть успех было в первую очередь нежелание признать доминантное превосходство интеллектуальных возможностей своей партнёрши. Затем, после второй удачной сделки, принесшей лично ему кругленькую сумму в треть миллиарда рублей, он что-то заподозрил, и испугавшись, что Волкова не станет ему помогать, как только узнает, что дела его выправились, решил продолжить изображать из себя жертву капитализма, – закончив говорить, Изотов для убедительности достал ещё несколько листков из своей папки, где подробно анализировался профиль личностных черт Мартынова.
– Волкова пригрела волка в овечьей шкуре! – настроение у Царёва располагало к шуткам и прибауткам. Он нажал кнопку вызова помощника, и как только тот появился в двери, попросил принести из буфета кофе, коньяк и фрукты.

***
Механический голос из динамика объявил, что посадка на рейс Дубай – Москва откладывается. Вылет самолёта задерживался на два часа. Такой незначительный сдвиг мог остаться незамеченным и даже не вызвать досады у Виталика Мартынова, если бы его подруга Антонина не предложила встретить его в аэропорту «Шереметьево», куда сегодня в 18:55 должен был приземлиться самолёт, вылетавший из аэропорта «Толмачёво-А» города Новосибирска. Склонный к довольно детальным предварительным расчётам, в рамки которых укладывались временные, моральные и материальные издержки, Мартынов тщетно пытался отговорить её от этого шага. Виснувшая на нём с просьбой купить ей ещё что-нибудь в беспошлинных лавках эскортница, и без того вылетевшая ему в копеечку, только вносила смятение и хаос в его мысли. Рейс из Новосибирска вылетал без задержки, и единственной приемлемой опцией оставалось легендировать на него опоздание. В таком случае всё становилось объяснимым, но его собственная встреча с Антониной откладывалась бы как минимум до вечера завтрашнего дня. Виталик не сильно переживал за эмоциональную составляющую такой отсрочки в их свидании. За прошедшую неделю постоянные капризы путешествующей с ним девицы отбили у него всякое желание находиться в женском обществе. При этом Антонина нужна была ему не позже сегодняшнего вечера. Взвесив ставки, он решился на отчаянный шаг. Сунув не перестававшей ныть девице вместе с пачкой баксов её паспорт и посадочный талон, он отправил её по беспошлинным магазинам, а сам позвонил в компанию, предоставляющую частные самолёты. Заплатив со своей карты совершенно сумасшедшие деньги, он уже через полчаса сидел в салоне суперджета, выруливающего на взлётную полосу. Игра стоила свеч. Переодевшись в свои затрапезные наряды, те самые, в которых Антонина привыкла видеть его всё время их знакомства, он, не оставив надувшимся стюардессам ни копейки чаевых, отправился в терминал, куда в скором времени должны были прибыть и его Антонина, и рейс из Новосибирска.
Посвятив из своих тридцати пяти лет как минимум десять различным торговым спекуляциям, Виталий пришёл к неутешительному выводу: кто сам не умеет продавать, начинает учить, как это делать, а кто не может учить, как продавать, тот начинает учить, как надо учить, и так до бесконечности. Первые годы, сразу после того как, оставив карьеру школьного преподавателя по русскому языку и литературе, он с головой погрузился в продажи, ему как человеку, склонному к образованию, казалось логичным посещать многочисленные курсы и семинары, обещавшие своим слушателям получить значительные преимущества перед конкурентами. Познакомившись с бесконечным количеством техник, каждая из которых с претензией на уникальность жевала одну и ту же жвачку про понимание запросов и интересов потенциального клиента, он пришёл к выводу, что всё это ерунда. Постепенно энтузиазм Мартынова сошёл на нет. До знакомства с Антониной Виталий чётко определил своё местоположение в социальной системе координат. Место оказалось недоходным, непрестижным и незавидным. Сдаваться он не собирался, но и что делать дальше, не знал. Появление Антонины несколько скрасило его серые будни и позволило убедиться, что некоторые из компетенций, усвоенных на психологических тренингах, работают совсем неплохо, по крайней мере с наивными неиспорченными барышнями.
Пристроившись к потоку пассажиров, прибывших рейсом Новосибирск – Москва, он, будучи настороже, заметил её первый. Немедленно отметив её outfit, Виталик повесил на свою и без того постную физиономию маску безразличия и усталости от бесчисленных бытовых забот.
– Всегда завидовал людям, у которых есть время на посещение спа и визажистов, – пробурчал он после сухого приветствия.
– Время – это загадочная субстанция, способная изменять скорость своего течения в зависимости от эмоционального состояния, – стараясь не растерять свой собственный позитив, ответила Антонина. Перепады настроения, за последние два с половиной месяца случавшиеся у её партнёра всё чаще и чаще, она приписывала неудачам на работе и была склонна их прощать, виня в первую очередь свою неспособность эффективно использовать технологии, апробируемые в институте Царёва.
– Поехали сразу ко мне, – предложил Виталий. Несмотря на внешнюю холодность, ему сейчас отчаянно захотелось секса с Антониной, которая, в отличие от щедро оплаченной им эскортницы, соглашалась спать с ним без презерватива.
– Хорошо, – ответила Антонина, хотя ей хотелось поесть, да и причёска, ради которой она провела ночь, сидя в кресле, без сомнения привлекала внимание молодых мужчин, что в тайне льстило её самолюбию.
Покопавшись в пустом холодильнике, они нашли банку сайры и завёрнутую в полиэтиленовый пакет половину буханки чёрного хлеба. Виталик, отдавший должное изысканному обеду в салоне частного самолёта, был сыт и только внешне демонстрировал свой интерес к консервированной рыбе. Всячески подтрунивая над обжорством Антонины, он думал, как лучше изложить ей «сделку последнего шанса», способную спасти его от банкротства и дать хоть какой-то шанс продолжению их отношений. Сидя в маленьком неудобном креслице напротив телевизора, где по всем программам шли написанные под копирку реалти-шоу, Виталик никак не мог приступить к этому вопросу, откровенно опасаясь выдать свои истинные намерения. В какой-то момент ему показалось странным её поведение. Ведь всего неделю назад, то есть до их вынужденного расставания, объясняемого как поездка к родителям в Новосибирск, она всё время интересовалась итогами тех встреч, на которые она, как ей казалось, незаметно клала секретный девайс в его портмоне. Сегодня ничего похожего не наблюдалось. Убрав грязную посуду со стола и отправив её в посудомойку, Антонина вернулась из кухни в гостиную. Устроившись рядом с ним в таком же стареньком кресле и взяв с журнального столика одиноко лежавшее яблоко, она принялась его грызть, стараясь не капнуть соком на свою плиссированною юбку нежно-розового цвета.
– У меня появился шанс выправить наше финансовое положение, – сказал Виталик, решившись первым заговорить о делах.
– Тебе всё-таки позвонил Шадрин? – спросила Антонина.
– Шадрин здесь ни при чём. Тут сделка, способная вывести нас обоих на совершенно другой уровень.
– Мой уровень меня вполне устраивает, – возразила девушка, откладывая недоеденное яблоко и вытирая салфеткой руки. Встав с кресла, она расправила юбку. Затем, потрогав волосы и убедившись, что причёска сохраняет свою изначальную красоту, добавила: – Странно, что ни Шадрин, ни остальные тебе так и не позвонили.
– Что тут странного?
– Они должны были позвонить.
– Но они не позвонили! – сорвался на крик Виталик.
– Хорошо, я вижу, у тебя не самое лучшее настроение сегодня, мне, наверное, лучше уйти, – сказала Антонина, направляясь в прихожую.
Всё сказанное ей сегодня днём в кабинете у Царёва им самим и его цербером Изотовым так или иначе меняло видение перспектив её дальнейшей жизни. С интимной близостью теперь следовало повременить до той поры, когда Виталик научится ухаживать за ней как положено, ценя не только её интеллект и доброе сердце. Бессонная ночь и неутоленное чувство голода окончательно склоняли чашу весов в пользу решения уехать прямо сейчас. Не ожидавший такого поворота событий Виталий, пропустив начало решительной фазы назревшего конфликта и в какой-то момент сам уверовавший в эффективность проделываемых им дешёвых манипуляций, теперь, оцепенев от неожиданности, ещё какое-то время продолжал сидеть в своём неудобном кресле. Только услышав щелчок собачки дверного замка, он вскочил на ноги и поспешил за Антониной. После минутного поиска куда-то запропастившихся ключей ему пришлось пропрыгать по лестнице до первого этажа, а там, с силой распахнув двери парадного, бежать за ней до самой автобусной остановки. Наотрез отказавшись вернуться, Антонина всё же согласилась на совместный ужин в ресторане. Заветная кредитка даже после оплаты перелёта на частном самолёте оставляла Виталику широкое поле для манёвра.
После ужина, сопровождавшегося парой бокалов прохладного белого вина, Антонина немного успокоилась. Почувствовав положительные перемены, Мартынов вернулся к разговору о сказочных перспективах, открывающихся, естественно, не только перед ним, но и перед его подругой. Суть дела заключалась в получении гигантского подряда на строительство жилого комплекса в Абу-Даби. Решение зависело от человека, с которым он якобы недавно познакомился в Новосибирске. Небольшие географические нестыковки нивелировались в его повествовании самыми различными способами, достаточно логичными, чтобы сойти за правду.
В реальности Виталик действительно очень надеялся пролоббировать этот безграничный по размерам ожидаемой прибыли проект. Поймав кураж после трёх предыдущих сделок, сумма гешефта в каждой из которой росла в геометрической прогрессии, он, встретившись в Монте-Карло с заинтересованными девелоперами, сумел выторговать для себя неплохие условия. Открыто попросить помощи Антонины он не мог, и ему оставалось только продолжать рисовать сказочные замки, чередуя свои фантазии с нытьём о невозможности создания семьи без надёжной материальной базы. Несколько раз он с ужасом замечал какую-то холодность в смотревших на него сквозь прищуренные ресницы глазах. Ему так хотелось, чтобы всё повторилось, как раньше. Говоря по правде, всё происходившее казалось ему кошмарным сном. Все уловки по обесцениванию, которые он применял, наслушавшись коучей по агрессивным продажам, завели текущую ситуацию в тупик. Сменив тактику, Мартынов принялся откровенно льстить. Укладка, стоившая Антонине бессонной ночи, получила самые высокие оценки. Девичьи достоинства, такие как цвет глаз, бархатистость кожи, стройность и длина ног, не говоря уже о бюсте, были упомянуты в самой выгодной коннотации. Отчаянно неся всю эту околесицу, лоббист-обольститель не переставал умолять Всевышнего вернуть ему расположение Антонины. Как же он жалел, что скрыл от неё правду. Насколько было бы проще сейчас, даже просто встав перед ней на колени, попросить положить ему в портмоне безликую пластинку размером с кредитку! Не зная и даже не догадываясь, зачем она это делала все прошлые три раза, Виталик как самый настоящий первобытный человек, почувствовавший могущество колдовства, был готов на любые преступления ради обладания этим самым волшебным артефактом.
В какой-то момент, почувствовав усталость, смешанную с охватившим её холодным безразличием, Антонина согласилась закончить вечер у него дома. Вернувшись в его неуютную холостяцкую квартиру, они занялись каким-то механическим сексом, больше изображая, чем испытывая удовольствие. Обычно Виталика хватало на два раза, но сегодня, торопя события, он, закончив, сделал вид, что засыпает. Стараясь не шуметь, Антонина выскользнула из-под одеяла и, собрав вещи, на цыпочках прошмыгнула на кухню. Одевшись, она достала из сумочки пластмассовую пластинку. Поглядывая в сторону кровати, на которой, посапывая, лежал Виталий, Антонина, поместила девайс ему в портмоне. Она сделала всё так же, как и в прошлые разы. Исключением из предыдущих практик было только то, что в этот раз она оставляла эту карточку с санкции Царёва, которую получила после разговора у него в кабинете сегодняшним утром.
Досчитав до ста и всё ещё не веря в выпавшую ему удачу, Виталий продолжал смотреть, так и не открывая полностью глаз, в сторону коридора. Полоса жёлтого света кое-как освещала старый, давно не циклёванный паркет под вешалкой, на которой висел плащ с заветной карточкой во внутреннем кармане. Лежа на левом боку, так ему удобнее было украдкой наблюдать за Антониной, он до сих пор боялся пошевельнуться, словно она издалека могла узнать о его обмане. Ему стало страшно оттого, как громко стучало его собственное сердце. Перевернувшись на спину, Виталий отбросил одеяло и присел на край кровати. Потянувшись рукой к стулу с накинутым на спинку пиджаком, он, похлопав по карманам, нашёл свой мобильник. Следовало поторопиться. Перелёт до Монте-Карло мог в сегодняшних условиях занять почти сутки. Второй раз позволить себе роскошь чартера на приватном борту он был не в состоянии. Сверившись с расписанием регулярных рейсов и наличием свободных мест, ему удалось забронировать кресло в экономическом классе до Стамбула. Только после этого он встал и, подойдя к вешалке, достал из кармана плаща свой бумажник. Заветный девайс, затерявшийся среди кредиток и скидочных карточек, вселял в него почти религиозный восторг. Держа считыватель биополей зажатым между большим и указательным пальцем, Виталий разглядывал магический гаджет, то поднося его почти к самому носу, то отводя руку вперёд и вверх. Так ничего не поняв и не увидев, он поднёс его к губам и, аккуратно поцеловав, поместил обратно, на то же самое место. Закончив эти процедуры, потенциальный мультимиллионер заварил себе кофе и стал собираться в аэропорт.

***
Никогда в своей жизни Антонина не чувствовала такого опустошения в своей душе, как этой ночью, добираясь домой, где она по-прежнему жила со своей матерью. Прождав такси почти тридцать с лишним минут (два киргиза просто отменили заказ, а третий ещё и списал деньги за поездку, просто перепутав адрес подачи), ей повезло поймать пролетавшую мимо бэху, водитель которой всю дорогу пытался её разговорить. Из вежливости и понятной благодарности, что парень вообще притормозил возле одиноко стоявшей у обочины полуночницы, она села рядом с ним на переднее сиденье. Мелькавшие за окном рекламные щиты, убогие киоски с шаурмой и другой восточной пищей, насаждаемой в Москве, только усиливали депрессию после неприятного секса.
– А ещё, до срочной службы я был чемпионом своего города по карате, – отчаявшись привлечь внимание к своей персоне, парень усилил тональность голоса, чем наконец отвлёк Антонину от полёта в пустоту, которому она отдалась с наслаждением самоубийцы.
– Карате? – переспросила она, впервые за всё время их совместного пути посмотрев на его лицо.
– Годзю-рю, – с гордостью уточнил водила.
– Это очень романтично, – сказала девушка, почувствовав, что краснеет. Парень был её ровесником, плюс-минус один-два года, широкие скулы и немного сплюснутый от травмы нос лишали его возможности выглядеть интеллектуалом, но он показался Антонине довольно приятным.
– Да уж, романтики хоть отбавляй! Отслужил срочную в десантуре, теперь вот кручу баранку, водитель-охранник. Тачка не моя, – прибавил он, шестым чувством уловив, что в таком ракурсе у него больше шансов на второе свидание.
– Вот здесь направо во двор, мы уже приехали, сколько я вам должна? – разозлившись на свою привычку краснеть по всякому поводу и на неожиданное чувство вины перед парнем, что в спешке уйти от Виталика она оделась, не заходя в ванную, Антонина решила прекратить немедленно этот бесперспективный в своей сущности разговор.
– Тысячи хватит, – так же неожиданно холодно ответил он.
– У меня только пятёрки – сказала Антонина, рассматривая внутренности своего кошелька.
– Можно переводом на карту, – парень больше не смотрел на неё, сосредоточенно барабаня пальцами по рулевому колесу.
– По номеру телефона?
– По номеру.
– Хорошо, диктуйте номер, – согласилась девушка, решив про себя, что если он воспользуется этим случаем и начнёт ей названивать, она просто заблокирует его.
– Алексей Алексеевич О.? – переспросила она, перейдя в платёжную систему.
– Да, переводите! – как-то совсем уже отрешённо от предыдущих минут простонародного флирта ответил он, даже не поинтересовавшись, как зовут Антонину.
Произнеся дежурные «спасибо» и «пока», девушка поспешила к своему подъезду. Тень, отбрасываемая её силуэтом, становилась длиннее с каждым шагом. Смотревший в немом оцепенении вслед Антонине каратист-десантник мысленно наградил её парочкой скабрезных эпитетов и уже поставил рукоятку коробки передач на задний ход, когда из припаркованного недалеко от подъезда микроавтобуса выскочили четверо и, мгновенно овладев Антониной, затащили её в фургон. Растерявшись, Алексей смотрел, как чёрный минивэн плавно, никуда не торопясь, начинает движение. Решив поехать за фургоном, он снял рычаг коробки с задней передачи, но от нервов перепутал нейтралку с драйвом и, газанув вхолостую, уже собирался исправить свою ошибку, когда кто-то, разбив стекло, приставил к его шее электрошокер. Через пару минут ещё одна машина выехала с этого злополучного московского двора. Мужчина, сидевший рядом с шофёром, изучив содержание изъятой у Лёхи барсетки, на ходу выбросил всё её содержимое в окно.
– Тупой бомбила, из-за него мы потеряли почти час! – сказал он, обращаясь сразу ко всем сидевшим с ним в машине.
– Хорошо, если тот, от кого она вышла, ещё у себя, – озабоченно донеслось с заднего сиденья.
– Я думаю, те, кто сейчас работает с ней, уже узнали номер квартиры, – сказав это, шофёр прибавил скорость.

***
Вчерашняя идея сдобрить хорошо начавшееся утро французским коньяком сыграла с Сергеем Николаевичем Царёвым злую шутку. Попервоначалу они с Изотовым приняли совсем по чуть-чуть, разгоняя утреннюю тоску повседневной рутины. Затем, пригласив к себе Антонину Волкову и поговорив с ней о ближайших перспективах и новых вызовах, они оба, не сговариваясь, перестали половинить. В итоге помощнику пришлось отменить два внутренних совещания и объясняться с Академией наук по поводу отсутствия на еженедельном заседании членкора С.Н. Царёва. В полдень у них разыгрался аппетит, и они, загрузившись в чёрный лимузин, отправились пообедать в один небезызвестный подмосковный ресторан, а дальше, по проторённой со студенческих лет дорожке, укатили к девицам лёгкого поведения, которых им в избытке обещала одна их старая знакомая, руководившая модельным агентством. Красавицы требовались им скорее для антуража, чем для использования по прямому назначению, но по сути всё это ничего не меняло. Изотов, знавший о своём друге-начальнике больше, чем тот подозревал, заметил, как он смотрел на Антонину во время их утренней беседы. Прищур глаз, тонкие, чувствительные крылья его немного длинноватого носа без всякого сомнения указывали на озорной интерес к персоне, запутавшейся в своих собственных предпочтениях. Всё происходившее после этой беседы по своей натуре являлось не чем иным, как ликованием постаревшего ловеласа по случаю обнаружения им у самого себя неутраченной способности воспламеняться от женщины, не имеющей товарной стоимости.
Девушки из модельного агентства, составившие им компанию, напротив, цену имели, но были настолько заурядны, несмотря на свои почти идеальные 90-60-90, что Царёв, раззевавшись и заскучав, посмотрел на Изотова, изображавшего определённый интерес к происходящему в гостиной, декорированной в стиле постмодернистского ампира, и распорядился отчаливать. Ему удалось поспать менее трёх часов, когда звонок Изотова разбудил его.
– Шеф, у нас форс-мажор, – не пожелав ни доброй ночи, ни доброго утра, сообщил безопасник.
– Который час? Что происходит? – спросил Царёв, вставая с кровати и отправляясь прямиком в туалет.
– Волкову похитили.
– Кто?
– Понятия не имею. Сообщать куратору?
– Ты ведёшь их? – после секундной паузы спросил Царёв.
– Да.
– Слышишь?
– Да.
– Что там?
– Спрашивают, в какой квартире она была.
– Что она?
– Расцарапала рожу одному, её связали.
– Сколько времени надо тебе, чтобы закончить этот балаган?
– Минимум полчаса, – приврал Изотов. На самом деле его люди уже шли параллельным курсом за чёрным минивэном и могли начать активные действия почти немедленно.
– Действуй. Куратору я сам позвоню, – Царёв нажал отбой и начал одеваться.

***
Движение минивэна, следовавшего без изменения маршрута и скорости в сторону области, вместе с прекращением попыток узнать номер квартиры, из которой Антонина вышла, около часа тому назад подсказало Изотову, что у её похитителей изменились планы. Желание поиграться с ними в кошки-мышки несло в себе неоправданные риски, и Павел Николаевич распорядился немедленно задержать всех участников. На пути у плавно скользившего по ночным улицам фургона возникла непонятно как оказавшаяся там патрульная машина ДПС, и деревенского вида сержант, топтавшийся возле неё, махнул жезлом, приказывая остановиться. Повертев в руке специальный талон, запрещающий проверять остановленный им микроавтобус, сержант вернул его водителю, просунув обратно через едва опущенное стекло, такое же чёрное от тонировки, как и сам минивэн. Козырнув, он пожелал смежникам счастливого пути, когда неведомая сила заставила его вытащить табельный «макаров» из висевшей на поясе кобуры. Выпустив две пули точно в то место, где должна была находиться голова водилы, он через дырки в стекле увидел, как сидевший рядом человек пытается пересесть за руль. Сержант нажал на курок ещё несколько раз. Второй гаец, сидевший до выстрелов за рулём патрульной машины, включил сирену и проблесковый маяк и тут же выскочил на подмогу своему товарищу. Они вместе, страхуя один другого, обошли вокруг фургона.
– Что там внутри? – сосредоточенно спросил старший своего напарника.
– Не знаю, – ответил сержант, который до сих пор не мог понять, что с ним случилось и почему он начал стрельбу.
Прошло не более минуты, и к ним подъехала ещё пара автомобилей. Из них выскочило несколько человек и, ничего не объясняя гайцам, они убрали два трупа в чёрные пластиковые мешки. Один из приехавших мужчин сел за руль, и минивэн уехал с места происшествия как ни в чём не бывало. Задержавшийся рядом с сержантом подручный Изотова протянул ему лежавшие на ладони, затянутой в кожаную перчатку, пять патронов 9-го калибра от пистолета Макарова.
– Почисть ствол. Ничего не было, – ограничился он парой фраз, обращаясь к непонимающе смотревшему на всё происходящее парню.
 Мимо них на большой скорости проскочила легковушка серебристого цвета с такими же, как и у фургона, затонированными стеклами.
– С этими что будем делать? – спросил у сидящего на заднем сиденье Изотова мужчина, стаскивая с руки перчатку, на которой поблескивала парочка пятен от оружейного масла.
– Пусть едут за своим фургоном, следопыты недоделанные, – выругался Изотов.
– Не боишься трэкинга? Они наверняка связались со своими и сообщили о ЧП, – высказывавший умные мысли дядька одновременно поправлял обручальное кольцо на правой руке. Оно давно стало ему маловато и снималось с трудом. Теперь, пока он стаскивал перчатку, кольцо застряло на суставе безымянного пальца и не хотело двигаться ни вперёд, ни назад.
– Они в информационном коконе. Все их звонки переадресованы на мощный компьютер, моделирующий распоряжения их непосредственного начальства.
– Искусственный интеллект! Становится ясно, почему они совершают ошибку за ошибкой! – дядька был из погранцов, не верил в кибернетику и на всякий случай носил в кармане свинчатку.
– Весь вопрос, у кого этот интеллект на службе, – философски заметил Изотов.

***
С того момента как Антонина почувствовала прикосновение чужих рук и своё полное бессилие против людей, затащивших её в микроавтобус, прошло совсем мало времени, но для неё эти минуты показались вечностью. Вначале, до того, как она попробовала сопротивляться, с ней обращались хоть и грубо, но без садизма и сексуальных унижений. Ужас, охвативший её, мешал сосредоточиться, и пытавшиеся узнать у неё номер квартиры Мартынова зря тратили свои усилия, испоганив ситуацию с самого начала поспешными действиями. После остановки и так неожиданно прозвучавших выстрелов её оставили в покое. Зажатая между двумя громилами, с затёкшими от клейкой ленты запястьями, Антонина старалась взять себя в руки. Предпринимая отчаянные попытки начать понимать смысл отрывочных фраз, произносимых находящимися рядом с ней почти одновременно, она с удивлением обнаружила, что её первичное предположение о том, что вся эта гадость придумана Изотовым и Царёвым, не верно. Строго говоря, именно оно, это предположение, наделило её в самой первой фазе текущего события той энергией, которая позволила оставить следы своих ногтей на лице самого наглого из похитителей.
Вчера утром, придя на работу без опозданий, несмотря на риски, связанные с дождём, причёской и мэйкапом, Антонина рассчитывала провести весь день, анализируя те противоречия, которые очевидно возникли при её попытке переместить научные опыты в реальную среду. Все показатели, индикаторы и прочие реперные точки не сигнализировали об ошибках. Вместе с тем Виталий, утверждая об отсутствии интереса к нему и его продукту со стороны своих контрагентов, наносил сокрушительный удар по всем расчётам. «Рассчитали на бумаге, да забыли про овраги», – Антонина от досады даже ударила своим кулачком по краю письменного стола, когда помощник Царёва по внутренней сети вызвал её в приёмную. Приглашение в приёмную директора института было событием экстраординарным. Обычно Царёв собирал сотрудников в одном из конференц-залов: малом или большом, в зависимости от необходимого охвата заинтересованных в обсуждаемой теме лиц. Посмотревшись в зеркало, Антонина поправила непослушный завиток на своей причёске и, прихватив со стола несколько листков по текущим исследованиям, вышла из кабинета.
По принятому у Царёва обычаю ей пришлось около часа просидеть в приёмной. Помощник директора, предложивший ей сесть на низенький диванчик, стоявший напротив его собственного стола, всё это время пялился на её ноги, заставляя Антонину сильнее сжимать колени. Буфетчица, появившаяся в приёмной, толкая перед собой сервировочный столик с фруктами, шоколадом и французским марочным коньяком, немного её успокоила. Уверенность в том, что о несанкционированных действиях по достижению коммерческих целей её Виталика каким-то образом стало известно, несильно, но поколебалась при виде таких странных для раннего утра приготовлениях. Вообще, всё происходившее с ней сейчас казалось до предела сюрреалистичным. Возможно, это были последствия бессонной ночи, а возможно, так действовал на неё впавший в подобие гипнотического транса помощник директора, неморгающими глазами пытавшийся проникнуть дальше, чем ему позволяли сжимаемые Антониной бедра. Когда появившийся на пороге кабинета Изотов обратился к ней по фамилии, довольно строго и официально произнеся: «Волкова, зайдите», – она пропустила эти слова мимо ушей, никак не отреагировав, так что безопаснику пришлось ещё раз повторить приглашение.
Вежливо, но категорически отказавшись от предложения Царёва добавить несколько капель коньяка в чашечку кофе, которую ей любезно и собственноручно приготовил Изотов, Антонина, немедленно почувствовав к ней далеко не научный интерес со стороны годившегося ей в отцы всемогущего директора, поведала обоим начальникам о своём женихе.
– Прекрасный юноша! Забота о родителях как нельзя лучше характеризует любого человека, – произнёс с довольно странной интонацией Изотов, после того как Антонина сообщила цель его поездки в Новосибирск.
– Ну вот что, милочка, – продолжил обиженный отказом от коньяка Царёв. – Ваши инициативы по апробации наших открытий вне стерильного пространства лабораторий, как вы и сами знаете, не дали положительного результата.
– Я не… – начала было оправдываться Антонина, но директор сделал ей знак рукой замолчать.
– Это моя вина, – продолжил он говорить, – талантливых молодых учёных у нас можно перечесть по пальцам. С этой минуты я лично стану курировать ваши изыскания. Мы повысим вас в должности и удвоим вашу зарплату, но работать придётся больше. Павел Николаевич изложит сейчас общую диспозицию.
– Проанализировав глобальные массивы закрытой для вашего уровня доступа информации, специалисты лаборатории тождественной корреляции внутриклеточной совместимости пришли к выводу о не исследованной нами до конца патологии, которой подвержена часть аксонов нейронной матрицы некоторых индивидуумов. Я вижу, вы меня понимаете, и нет необходимости вдаваться в детали, – сказал Изотов, закончив фразу с интонацией, которую можно было толковать двояко; одновременно и как вопрос, и как утверждение.
– Значит, есть возможность всё исправить? – ошеломлённо спросила Антонина, несколько мгновений тому назад умиравшая от страха разоблачения своих проделок, а сейчас вновь с замиранием сердца рвущаяся закрыть все проблемы своего жениха.
– Безусловно, – подтвердил её предположения Царёв и хотел снова предложить ей коньяк, но, встретившись взглядом с Изотовым, прочитал в нём дружеский совет повременить с этим.
– Что от меня требуется? – Антонина, не ожидавшая такого развития событий, чувствовала себя неловко. Переглядывание двух мужчин смущало её, и она машинально проверила, все ли пуговки застегнуты на её блузке.
– Во-первых, в дальнейшем примените вот этот считыватель, во-вторых, вам следует подготовиться к ряду заграничных командировок, это связано с необходимостью проверить нашу гипотезу об изменении качественных показателей информации, носимой в клетках организмов при возникновении нравственной созависимости. Ну а в-третьих, несмотря на запланированное вами на сегодняшний вечер свидание, завтра мы ждём вас здесь, как обычно, в восемь сорок пять утра, – перечислив все текущие требования к Антонине, Царёв протянул ей девайс, внешне ничем не отличавшийся от остальных разрабатываемых его институтом считывателей биополя.
– Вот, подписочка о неразглашении; не более чем формальность, – добавил Изотов, подталкивая ей листок с мелко напечатанными буковками и оставленным полем для подписи.
Именно этот листок, а не предложение выпить коньяка, явился поводом для неверного вывода о театральности происходящего в впервые минуты её похищения. Посчитав всё случившееся фарсом, разыгрываемым её начальством, она получила в ответ совсем не то, на что рассчитывала. Голова гудела от полученной затрещины, а одежда, порезанная острым ножом, с трудом прикрывала её интимные места. Возможно, впервые в жизни Антонине было по-настоящему страшно. Она сидела, боясь пошевельнуться, и, несмотря на усиливающуюся боль в заведённых за спину плечевых суставах, старалась не привлекать к себе внимания. После остановки и стрельбы в салоне минивэна некоторое время висела напряжённая тишина. Прошло две или три минуты после того, как автомобиль продолжил движение, прежде чем один из похитителей осмелился постучать в шторку, отделявшую салон от кабины. Неудовлетворенный слишком кратким объяснением происшедшего и явно заподозривший неладное один из громил, очевидно, старший в этой четвёрке, стал задавать незнакомому ему персонажу, сидевшему рядом с водителем, вопрос за вопросом. Не спеша с ответами, незнакомец, развернувшись на переднем сиденье, посмотрел внутрь салона. Антонина, замершая в оцепенении с закрытыми глазами, кожей почувствовала его взгляд, скользивший по её телу, едва прикрытому обрезками ткани.
– У тебя есть мобильник, набери в контору, если есть сомнения, – сказал он, обращаясь к недовольному старшему.
– Они говорят, что всё ок, но я вижу, что это не…
– Слушай начальство и прекращай бузить.
Теперь, осмелившись слегка приподнять ресницы, Антонина видела лицо говорившего. Оно было ей незнакомо. Он не пытался скрыть его под маской, и это испугало её ещё сильнее. Дальше минивэн продолжал свой путь в полной тишине. Монотонность движения действовало на девушку, словно гипноз, и в какой-то момент Антонина почувствовала, как проваливается в бессознательное состояние.

***
Несмотря на неурочный час, наружная часть здания института светилась почти всеми своими окнами. К проходной подъезжали таксомоторы, подвозившие живших дальше других сотрудников, которые, торопливо расплатившись, спешили на свои рабочие места. Причина аврала не разглашалась, но «аурус» Царёва, стоявший возле ступенек главного входа, говорил о многом. Внутри института всё так же разительно отличалось от размеренного ритма, в котором привыкли существовать жрецы этого храма науки. Хлопающие двери секретных лабораторий и проносящиеся по коридору доктора наук, спешащие так, словно они простые студенты, бегущие сдать своему преподу курсовую работу за минуту до зачёта, создавало сюрреалистическую картинку подготовки или к концу света или ко второму пришествию. Воспользовавшись сложившимся гандикапом, Изотов решился показать зубы и явился в приёмную Царёва только после его личного звонка, начисто проигнорировав приглашения, передаваемые ему через помощника.
– Как ты это допустил? – сразу решив определить позиции прав-виноват, заявил Царёв после сухого рукопожатия.
– Допустил, что Волкова жива, здорова, и по сути дела сейчас ей ничего не угрожает? – зная, как в таких случаях следует себя вести, безопасник не собирался оправдываться и вообще брать хоть толику вины на себя.
– Всё под контролем?
– Почти.
– Что значит почти?
– Кто будет её спасителем, вот вопрос. Сейчас минивэн с этими оболтусами ездит по закольцованному маршруту в нашем охотхозяйстве, но бензина у них ещё всего на двести – двести пятьдесят километров.
– Ты выяснил, кто они?
– Конечно. Региональная сетка, которой Мартынов впарил неликвиды, изначально финансировалась довольно серьёзной криминальной группировкой, преступным сообществом, как принято сейчас говорить. Через неё они до сих пор отмывают около половины своих нелегальных доходов. Там всё: и сауны, и строительные подряды, наркота, конечно. Схемы простые, но в том регионе всё у них под контролем. Почти все приехавшие за Антониной боевики – действующие сотрудники силовых структур. Мы не можем их ликвидировать, не согласовав наших решений с куратором, – закончив доклад, Изотов для убедительности протянул ему довольно объёмное досье, подготовленное его сотрудниками всего за пару часов.
– А как они вышли на Волкову? Почему они приехали за ней? – спросил Царёв, перелистывая лежавшую перед ним папку с бумагами.
– Небрежность исполнителей. Неточно записали адрес, вернее, номер квартиры. Не бегать же им по всей многоэтажке. Стали ждать, когда появится Волкова. Пока уточняли, та ли эта девица, возникает чудак на БМВ и везёт её домой. Сам Мартынов спокойно вышел меньше чем через полчаса и укатил в аэропорт. Давай поедем вместе освободим её. Мне кажется, тебе хочется узнать, насколько она сможет быть благодарна, – Изотов, считавший дело решённым, а инцидент исчерпанным, откинулся на спинку кресла и потянулся.
– Не… нам надо держаться от этого дела подальше. Это только в сказках девушки благодарят своих спасителей, да и то при условии, что спаситель царевич-королевич, подходит по возрасту и славен собой. Людям с детства рассказывают ерунду, а потом удивляются, почему они несчастны. Я не случайно вызвал всех сотрудников института на свои рабочие места, – закончив говорить, Царёв нажал кнопку интеркома и попросил помощника собрать всех начальников отделов в комнате для сверхсекретных совещаний.
– Как знаешь, но у нас остаётся всего пару часов. У них кончится бензин, – сказал Изотов, не скрывая разочарования. Вертолёт, вызванный им давно, приземлился на площадке, расположенной на заднем дворе, и ему самому хотелось посмотреть на Волкову в том плачевном виде, в котором она сейчас находилась.
– А этот водитель БМВ, он не подойдёт в качестве спасителя-избавителя? – неожиданно спросил Царёв.
– Зачем нам такие сложности? – отдавать полуголую «четвёрочку» в руки лапотника, который в данную минуту парковал машину на штатной стоянке и аккуратно раскладывал осколки собранного им стекла, чтобы завтра рассказать хозяину, что автомобиль повредили в его отсутствие, Изотову казалось сущей глупостью.
– Ты сам говоришь – времени у нас впритык, а потом просишь разжёвывать тебе элементарные вещи! Думать надо о науке, а не о сиськах! – довольный от разгадки скрытой мотивации своего старого дружбана, Царёв немедленно уточнил у помощника, всё ли готово к совещанию, и дополнительно поинтересовался, все ли начальники отделов из подразделения, изучающего загадки человеческой совести, находятся в совещательной комнате.

***
Путешествие в экономическом классе, предстоящее ему меньше чем через сутки после полёта на приватном суперджете, показалось Виталию Мартынову адским испытанием. Не замечаемое ранее, умело маскируемое хамство служащих, ответственных за личный досмотр, испортило ему настроение задолго до посадки в старенький боинг. Место над креслом, предназначенное для ручной клади, было забито до отказа; его попытка сдвинуть всё это богатство немного в сторону, дабы разместить там собственный небольшой чемоданчик на колёсиках, встретила бурю негодования со стороны крупного мужика, сразу перешедшего к агрессии. Принимая действительность как данность, неподвластную мгновенным корректировкам в её непосредственных проявлениях, Мартынов скрепя сердце отсчитал пятьсот баксов и, вручив их старшему бортпроводнику, пересел в бизнес-класс.
Устроившись поудобнее на широком кресле, Виталий заказал немного виски и картофельные чипсы. При своей внешности конченого ботаника ему никогда не приходили в голову идеи аскетизма в еде и других жизненных потребностях цивилизованного человека. Сделав добрый глоток и почти сразу почувствовав приятную теплоту, разливающуюся по венам, он извлёк из портмоне белую пластинку, всего три часа тому назад помещённую туда Антониной. «Как это работает?» – эта мысль рефреном крутилась у него в голове, пока, разглядывая этот загадочный девайс со всех сторон, Мартынов считал время, которое потребуется ему, чтобы вернуться в Москву и передать карточку своей благодетельнице. Сегодняшняя встреча с Антониной с жестокой очевидностью обнажила перед ним ошибочность его расчётов. Сейчас он жалел о выбранной им тактике поведения. Пытаясь понять основополагающие мотивы своих прежних решений, он раз за разом возвращался к тому апрельскому утру, когда в холодном ещё воздухе уже чувствовалось приближение весны. В офисе их компании витало уныние, и раздраженное начальство, срывая зло на подчинённых, придиралось ко всяким мелочам, вплоть до частых отлучек на перекур. Входящий вызов от Шадрина, заставивший вибрировать смартфон, поставленный на беззвучный режим, случился настолько неожиданно и внезапно, что Мартынов некоторое время смотрел на экран, не смея прикоснуться к нему. Памятуя о многочисленных розыгрышах, устраиваемых пранкерами для ничего не подозревающих жертв, он говорил предельно сдержанно и односложно, одновременно передвигая курсор по экрану компьютера и открывая последнее пришедшее ему на электронную почту письмо. В письме, подписанном руководством этого самого Шадрина, который на другом конце провода никак не мог понять причин сдержанности со стороны Виталика, говорилось о желании приобретения всей номенклатуры электротехники и электроинструментов, имеющихся в наличии. В конце письма добавлялось, что договор, уже подписанный электронной подписью, направлен в бухгалтерию компании, где он безуспешно трудился в должности начальника отдела маркетинга. Удостоверившись в отсутствии подвоха, Виталик немедленно сменил тон и начал сыпать шуточки и прибауточки, уверяя Шадрина в правильности сделанного выбора. Одновременно с этим он, минуя всё своё начальство, отправился напрямую к генеральному директору и, не собираясь отступать ни на шаг, потребовал выдать ему наличными двадцать процентов от суммы контракта. Генеральный попробовал сопротивляться и даже угрожать ему немедленным увольнением с волчьим билетом, но Виталий, держа телефон в вытянутой в сторону руке, словно это была граната с выдернутой чекой, заявил, что люди, лоббировавшие сделку, ждут аванса и гарантий на оставшуюся сумму в течение часа. Главный бухгалтер, женщина лет сорока пяти, не растерявшая свою сексапильность за годы сведения дебета с кредитом и присутствовавшая при этой сцене, возмущённая восстанием плебса, изобразила на своём личике презрительную мину. Веронике Анатольевне, так звали эту милую женщину, и самой пригодилось бы участие в раздербанивании этих пресловутых двадцати процентов, которое верхушка менеджмента компании производила при любой продаже, оправдывая эти затраты перед учредителями необходимостью давать откаты посредникам и решалам. Несмотря на наличие в семье полноценного мужчины, все основные расходы по оплате обучения двух сыновей в частной школе, находившейся в Эдинбурге, выпадало тянуть Веронике Анатольевне, и любая копейка, не попавшая в её карман, становилась частью драмы, в которой приходилось существовать этой мадам.
– Двадцать процентов – это нереальная цифра, у нас просто физически не найдётся такой суммы. Не правда ли, Вероника Анатольевна? – заявил генеральный, пробуя взять ситуацию под контроль и тянуть время, забалтывая проблему.
– А кто эти посредники, Виталий? Давайте я поговорю с ними, и будьте уверены, мы сойдёмся на более приемлемых условиях, – сказала Вероника Анатольевна.
Тональность, с которой дама произнесла свою речь, сулила нечто большее, чем просто предложение дружить, и могла сбить с толку кого угодно, но только не Мартынова. Пустись он сейчас в рассуждения о закредитованности компании, призраке банкротства или о реальной стоимости тех неликвидов, которые он впарил Шадрину, эти две акулы сожрали бы его живьём. Вместо провоцируемого бухгалтершей и генеральным директором диспута, Мартынов набрал первый попавшийся в списке номер телефона и, не обращая внимания на слова недоумения звучавшие в трубке, сказал, что их кидают. Повышая ставку до максимума, он почти не рисковал. Его личный интерес и при отказе от сделки, и при прохождении её по схеме, выгодной сидящим напротив хитрецам, равнялся нулю. 0: 0 – 0:0, при такой вероятности положительного исхода можно смело идти своим собственным путём даже в обратном направлении.
Вероника Анатольевна, знавшая и безо всяких подсказок и увещеваний реальную сумму долга банкам и поставщикам, все схемы и косяки, допускаемые ею под нажимом генерального, плохо спала последние полтора года. Понятие «солидарная ответственность» всплывало в её сознании в самые неподходящие моменты. При делёжке пирога генеральный получал сумму, в несколько раз превышающую её выстраданную долю, отчего опасение попасть под солидарную ответственность в случае банкротства становилось ещё горше и обиднее. Плюс, как самка, умеющая пользоваться преимуществами своей привлекательности, она рассчитывала забраться Мартынову под шкуру при обналичивании тех денег, которые они останутся ему должны после выплаты аванса. Все эти резоны, мгновенно промелькнув в сознании, побудили Веронику Анатольевну к действию. Встав с кресла, она, обдавая присутствующих волнами парфюма, густо смешанного с женским потом, обошла стол для заседаний. И, нежно дотронувшись до плеча Виталика, забрала у него смартфон и нажала «отбой», не обратив внимания на надпись «КОЛЯ ПИВО», светившуюся на экране. Ещё через несколько минут хмурая кассирша принесла в кабинет генерального несколько упаковок пятитысячных купюр. Договор, гарантировавший выплату остатка суммы, состряпали и подписали, пока все трое пили кофе, ожидая поступления всей суммы от продажи неликвидов на счёт. Без этого условия никто бы не выпустил Мартынова с деньгами из кабинета. Когда с формальностями было покончено и с Мартыновым вежливо попрощались, генеральный набрал номер учредителя, который принимал все ключевые решения, и заявил, что сумма отката за неликвиды пятьдесят процентов. Учредитель поскрипел зубами, побил крыльями, но в итоге попросил как можно быстрее обналичить всю сумму и, обращаясь уже к Веронике Анатольевне, пообещал лично заехать за деньгами. Генеральный, у которого самого когда-то была с ней интрижка, сейчас только понимающе ухмыльнулся. Рабочий день продолжался, и каждый занялся текущими делами, удивляясь про себя жадности и подлости окружавших его людишек.
Сейчас, сидя в салоне бизнес-класса боинга-747, выруливающего на взлётную полосу, Виталик ругал себя и свою опрометчивость, ставшую причиной сегодняшних затруднений. Копаясь в прошлом, разыскивая мотивы, заставившие его не поделиться с Антониной правдой о своём успехе, он с возрастающей ясностью видел себя оказавшимся под влиянием колдовского обаяния Вероники Анатольевны. Какие механизмы бессознательного заставили его сказать Антонине, что никто ему не позвонил и всё остаётся по-прежнему? Виталий задавал себе этот вопрос и всё больше склонялся к мысли о виновности самой Антонины во всём произошедшем. Ведь она, именно она начала действовать исподтишка, засовывая карточки ему в бумажник в перерывах после секса, когда он или уходил в ванную комнату или засыпал. Обе женщины, и Вероника Анатольевна, и Антонина, казались ему сейчас хитрыми и корыстолюбивыми манипуляторами, воспользовавшимися его наивностью и доверием. Его сознание услужливо подгоняло факты под искомый результат, помещая реальные события в стандартизированные схемы с произвольным изменением плюса на минус и обратно в любой заданный момент времени. Близкое знакомство с главбухом чуть было не стоило ему половины от выторгованной им суммы и добавляло проблемы морального характера, возникшие с этой женщиной. Все попытки от них отмахнуться, перевести в режим ожидания претензии Вероники Анатольевны на его внимание и время пока не увенчались успехом. Забитые сообщениями мессенджеры только усиливали нервозность последних дней. Пообещав самому себе никогда впредь не мешать отношения и дела, Виталий принялся смотреть на белые облака, проплывавшие под крылом.
Самолёт давно набрал высоту, и стюардессы, растягивая свои ротики в прелестную улыбку, присаживались на корточки возле пассажирских кресел и записывали в блокнотик пожелания богатеев среднего разлива об их гастрономических предпочтениях. Виталик, выбрав в качестве закуски салат с тунцом и семенами киноа, попросил ещё виски. Девушка улыбалась ему не только ротиком, но и её серые, довольно выразительные глаза светились тем самым блеском, который безошибочно подсказывает заинтересованному мужчине о позитивном настрое. «Они чувствуют запах денег», – промелькнула догадка у него в голове, одновременно с окончательным приговором Антонине, которой в отягчающие обстоятельства был записан неудачный секс на последнем свидании и вообще отсутствие креатива и старания во время их предыдущих встреч. Виноватая или невиноватая, плохая или хорошая, в любой своей ипостаси, сформированной его собственным воображением, Антонина оставалась необходимым условием его успеха. Непреложность такой простой истины, прятавшейся до поры до времени за флёром рассуждений о справедливости, открылась ему именно сейчас, когда молоденькая стюардесса, приняв его заказ на предстоящий обед, переместилась к следующему пассажиру. Кое-как обуздав свою инфантильность и эгоизм, Виталий принялся строить планы, как вернуть прежнее отношение к нему со стороны Антонины. Заблудившись в трёх соснах, он задремал, и ему приснилась Вероника Анатольевна, так и не ставшая для него Вероникой. Перед посадкой его разбудила всё та же молоденькая девушка, и теперь, после сна, напомнившего ему о фиаско с ушлой бухгалтершей, ему было не до флирта, и он, избегая визуального контакта, заказал себе ещё виски и кока-колы. Впереди его ждали аэропорт Стамбула, пересадки в городах Европы и переговоры, итог которых зависел вовсе не от него или тех, с кем ему придётся встретиться. Найдя в мессенджере телефон Антонины, он захотел отправить туда идиотскую картинку с пожеланиями доброго утра и хорошего дня, но вовремя остановился и просто написал «привет». На световом табло загорелось предупреждение о необходимости пристегнуть ремни, и Виталий переключил смартфон в режим полёта.

***
 Рассвет давно наступил, но высокая трава на лесной лужайке, куда приземлился вертолёт, всё ещё была покрыта росой. Лучи солнца, преломляясь фантастическим цветами в невидимых капельках испарений, создавали сказочную идиллию. Всё портил искорёженный чёрный минивэн, протаранивший на полном ходу подрезавшее его БМВ. Неприятную картину довершали и четыре пластиковых пакета с очертаниями очевидно уже неживых человеческих тел.
– Мы-то чего здесь забыли? – недовольно спросил Царёв у Изотова, стоявшего рядом с ним. После первых шагов, сделанных в сторону покорёженных машин, его брюки стали мокрыми почти до колен и в довершение неудобств покрылись прилипшими к ним семенами диких растений.
– Мы – ничего, а вот десантник, выбранный тобой на роль спасителя, впопыхах недосмотрел ещё живых на тот момент злодеев и не изъял мобильник Волковой, – ответил Изотов и ухмыльнулся, увидев пришедший от Мартынова привет, появившийся на экране.
– Ладно, полетели обратно! – скомандовал Царёв, которому сегодня предстояло ещё объясняться в Академии наук по поводу его вчерашнего отсутствия.
– Потерпи немного. Сейчас егеря должны подобрать созданную тобой пару. Не тащить же Лёхе Тоньку до Москвы? – успокоил его Изотов.
– БМВ наше? – переключившись на другую волну, спросил Царёв, указывая на место аварии, портившей райский вид утреннего леса.
– Моё личное, стояло в гараже у егерей. Как на грех оставил его ещё прошлой осенью, когда вы мне гелик на днюху подарили, – сказал Изотов без сожаления, наперёд уверенный в щедрой компенсации.
Они переговаривались ещё несколько минут, дожидаясь запланированного безопасником события. Одновременно с разговором Изотов бесцеремонно копался в телефоне Волковой, разглядывая её фотографии и копируя некоторые номера. План, свёрстанный на скорую руку, пока не давал сбоев. Вскоре по радиосвязи пришло сообщение о встрече егерей с кое-как ковылявшей по дороге парой. Волкова была немного помята и дезориентирована, но ей дали охотничий костюмчик, заранее подобранный по фигуре и росту. Воодушевлённый своими подвигами каратист-десантник и сам поверил в трактовку событий, предложенную ему Царёвым и Изотовым во время их короткого путешествия на вертушке. Без всякого вмешательства со стороны управления по изучению проблем внутреннего самоконтроля и его производной, именуемой в простонародье совестью, Изотову удалось пояснить Лёхе, насколько тот опрометчиво поступил, оставив девушку в опасном для жизни положении. Немного поторговавшись, Лёха принял все условия сделки, тем более что особого выбора ему никто оставлять не собирался. Сейчас он расположился рядом с Антониной на заднем сиденье автомобиля, мчащегося в сторону столицы. Сидевший за рулем сотрудник института иногда с напускным безразличием поглядывал на то, как Лёха, приобняв девушку за плечи, прижимает её к себе. У него были строгие указания от Изотова не дать парню «разгуляться», и он очень переживал от размытости такой формулировки. По ходу приближения к Москве движение становилось всё плотнее, стали образовываться первые заторы, и водитель на правах волонтёра-доброхота принялся отвлекать Лёху расспросами, как они умудрились заблудиться на прогулке по грибы-ягоды. Пережившая тяжёлую ночь Антонина слушала весь этот разговор с внешним безразличием, но несмотря на усталость и видимую отрешённость от происходящего мысли её крутились вокруг событий последних дней. Начиная с беседы в кабинете Царёва с ним и его замом по безопасности Изотовым, ей все казалось ненастоящим, фальшивым и театральным. Всё, кроме ноющей боли в голове и синих кровоподтёков, оставленных клейкой лентой на её на запястьях. И ещё она думала сейчас про Виталика. Когда сама она оказалась в относительной безопасности, ей стало беспокойно за него. Позвонить или написать ему у неё теперь не имелось никакой возможности. Просить телефон у незнакомого и невесть как оказавшегося на пути у её мучителей человека, обнимавшего её сейчас за плечи, Антонине совсем не хотелось. Собрав в себе последние силы, она всё же выбралась из-под Лёхиной руки и, отодвинувшись, обратилась к водителю с просьбой дать ей трубку. Довольный таким развитием событий, он протянул ей свой мобильник.

***
Несмотря на ночные бдения и аврал первых часов, сотрудники института оставались на своих местах. Решая сверхсекретные задачи по расширению влияния на самые разные социальные группы в самых разных уголках планеты, эти люди занимали весьма привилегированное положение в обществе. Медицинское страхование всех без исключения членов семьи, включая родителей, квартиры в комплексах бизнес-класса с обязательным подземным паркингом были частью пакета дополнительного стимулирования лучших умов страны для интеллектуального труда, требующего, как известно, освобождения таланта от мелочных забот. Взамен Царёв мог требовать от своих сотрудников готовность пойти на любые жертвы. Случись сегодняшний инцидент не в середине лета, а в новогоднюю ночь, усердие людей на своих рабочих местах не снизилось бы ни на йоту. И всё же держать всех в напряжении слишком долго становилось неразумным, и Царёв распорядился перевести работу института в обычный режим, ещё находясь в воздухе по пути в Москву.
– Надо отметить кафедру неконтролируемой агрессии, – голос Изотова, искажаемый надетыми противошумовыми наушниками, отвлёк Царёва от его размышлений.
– Хорошо сработали?
– На пять с плюсом. Кроме того, расстояние до сотрудника ДПС, на которого было обращено воздействие, значительно превышало прошлогодние показатели.
– Я подумаю, – сказал Царёв и отключил гарнитуру. Ему хотелось побыть одному и вернуться к тем размышлениям, от которых так не вовремя оторвал его заместитель.
Среди больших учёных не существует ничего похожего на карьерное продвижение, принятое у людей других профессий. Человек или гений, или, увы… Нелепые мифы о достаточности грамотного администрирования приводят к самым плачевным последствиям, похожим на отрицание кибернетики как науки, или попыткам адаптировать злаки к изменяющимся климатическим условиям без селекционной работы. Гениальность Царёва не ставилась под сомнение никем, кроме него самого. Весь научный институт, руководимый им уже долгие годы, по сути дела был целиком и полностью создан под программу, одобренную и утверждённую секретным постановлением Центрального комитета КПСС. На лежащих в строго охраняемых архивах страницах, уже пожелтевших, стояли подписи всем известных в ту эпоху руководителей партии и правительства. Открытия, сделанные институтом, применялись на практике весьма дозировано и осторожно. Одним из основных принципов при решении использовать или нет такие возможности всегда оставалась необходимость сохранять тайну. И вот вчера, поддавшись импульсу, ему, умудрённому сединами учёному, пришла в голову идея пренебречь рисками, связанными с публичностью, и апробировать в реальном времени свою собственную интерпретацию, объясняющую проблему запутанности субатомных частиц. Вся эта авантюра должна была стать похожей на непринуждённую прогулку по летнему саду в обществе красивой молодой Антонины Волковой, испытывающей противоречивые и сложные чувства по отношению к претендентам на её взаимность. Сейчас, возвращаясь в Москву вместе с верным ему Изотовым, Царёв корил себя за недостаточно точную оценку вероятностей конечных исходов. Вмешательство теневых акционеров региональной сетки, закончившееся шестью трупами, оказалось для Царёва очень неприятным сюрпризом. Получалось, что осмысленный им дуализм в поведении элементарных частиц, способность одного атома проходить одновременно сквозь две прорези экрана, создавая волновую интерференцию, по-прежнему лишь на вероятностном уровне, позволял определить позицию этого атома даже в замкнутом пространстве клеток головного мозга.
– Измени маршрут! – вновь включив динамики гарнитуры, скомандовал Царёв.
– Куда летим? – привыкший к таким поворотам Изотов ни капли не удивился.
– Мне нужно срочно в библиотеку МАИ, там есть вертолётная площадка? – Царёв, не посещавший альма-матер более четверти века, понятия не имел о воздушной логистике, ведущей к развилке Ленинградского и Волоколамского шоссе.
– Слишком мало времени на согласование полёта, проще сесть на Новой Риге, а там пойдём по разделительной, – ответил безопасник.
– Добро, – произнёс Царёв и снова отключился.
Сделав все необходимые распоряжения по изменению маршрута и вызвав встречающий их транспорт к вертолётной площадке, Изотов с удивлением заметил, насколько участился его пульс. Когда-то, почти в другой жизни, они вместе с Царёвым бегали на лекции Зигеля. МАИ представлялся в те годы своеобразной Меккой для уфологов, и любая новая информация в печатном или устном виде распространялась с необычайным энтузиазмом. Их знания и возможности оставались тождественными до одного странного случая, произошедшего с ними при посещении Звёздного городка. Слишком высокие, чтобы рассчитывать на зачисление в лётный состав, они оба давно смирились с объективной реальностью, оставлявшей им широкий спектр для научной деятельности, не поднимаясь в небо. Страстное желание распределиться именно в космическую отрасль владело обоими практически безраздельно. У них оставалось ещё три недели практики в Жуковском, когда Царёв сообщил об изменении своих планов.
– Понимаешь, – сказал он Изотову, – это изменение поведения электрона в случае установки датчика после первого экрана, оно выдёргивается нами, уфологами, из контекста парадоксов квантовой механики просто из желания придать научность всем этим довольно однообразным свидетельствам о встречах с объектами якобы внеземных цивилизаций.
Обомлев от такого «предательства», молодой и здоровенный Паша Изотов сперва просто хотел дать по зубам своему товарищу, но, пожалев длинного и тощего волейболиста, просто разорвал с ним всяческие контакты. Душа его кипела и пенилась при одной мысли о том, что четыре года он дружил с человеком, который вот так в одночасье смог отречься от летающих тарелок и гуманоидов.
Закончился короткий остаток лета, и наступила осень. Студенты младших курсов отправились на картошку, а будущие выпускники подчищали хвосты и садились писать дипломные работы. В один из таких дней, строго спланированный практически по минутам, Изотов ощутил непреодолимое желание увидеть Царёва и поговорить с ним. Часть собственного Я мысленно костерила безответную, но зато чётко обозначаемую при обращении половинку его сущности, награждая оную самыми нелестными эпитетами. График дня летел под откос, мысли путались, словно в бреду, но он ничего не мог с этим поделать. Ровно в полдень Изотов оказался в «Пиночете» , где, заказав себе пива, довольно долго ожидал появления Царёва. С тех пор между ними установился новый статус-кво, внешне удовлетворявший обоих. Величие Царёва как учёного, возраставшее с каждым годом, отнюдь неплохо компенсировалось в их межличностном общении так же растущим могуществом Изотова  в искусстве заплечных дел.
Приказ изменить маршрут и, бросив самые неотложные дела, мчаться в библиотеку Московского авиационного института, всерьёз озадачил Изотова. Прижатый все эти годы к земле соображениями государственной важности своей миссии, он и подумать не мог о дремавшей в его сердце ностальгии. Для него, как и для всех, оставалось загадкой, каким образом Царёву удаётся влиять на поведение отдельных людей, исключая любые возможности иных событий. Тогда в «Пиночете», с удовольствием цедя пиво маленькими глотками, Царёв не без хвастовства объяснил ему, как тот оказался здесь практически помимо своей воли.
– Паша, не будь дураком! – сказал он ему тогда и, не давая возразить, продолжил: – Об уфологов завтра будут вытирать ноги все кому не лень, и ни я, ни ты ничего не сможем с этим поделать. Для создания технической базы по внедрению моих открытий потребуются годы и миллиарды рублей, плюс политическая воля к их правильному использованию. Ты единственный человек, кому я доверяю, и поверь мне: второго шанса решиться идти со мной в ногу у тебя не будет. Я и так рассказал тебе слишком много. Решайся и не задавай лишних вопросов.
Небольшой кортеж из трёх машин уже мчался по Волоколамскому шоссе в сторону центра, когда Изотов, словно отомкнувшись от охватившего его морока, вернулся на землю и, связавшись с проректором по общим вопросам, договорился о въезде на территорию института.

***
Телефон Виталия не отвечал, несмотря на все попытки дозвониться ему. Ватсап и Телеграм выдавали длинные гудки, но отправляемые Антониной сообщения с просьбой срочно выйти на связь оставались не только непрочитанными, но и недоставленными. События прошедшей ночи путались в её памяти. Какие-то картинки, нечёткие, готовые испариться, словно миражи, всполохами взрывались в сознании одновременно с мучавшей её головной болью. Вспомнить, назвала она или нет номер квартиры и ещё какую-нибудь существенную информацию о Мартынове, Антонине не удавалось. Мысль о том, что Виталик мог пострадать от её оплошности и самонадеянности усугублялась общей атмосферой недосказанности, мучавшей Антонину после вчерашнего вызова к начальству.
Поймав в зеркале заднего вида взгляд сидевшего за рулём мужчины, девушка попыталась оценить по выражению его лица, насколько плачевен её внешний вид. Не будь всё происходящее частью ролевого спектакля, продюсируемого Изотовым, ей это наверняка удалось бы. Однако за рулём сидел переодетый в гражданскую одежду егерь, не склонный нарушать или по-своему интерпретировать задачи, поставленные начальством. Спрашивать в такой ситуации косметическое зеркало ей показалось нелепо, и она, украдкой меняя ракурсы камеры, сделала несколько селфи. Просмотр снимков придал ей силы. Да, от макияжа не осталось и следа, но это случилось ещё до похищения. Лицо, несмотря на бессонную ночь, выглядело вполне себе мило, а главное, на нём не наблюдалось синяков и ссадин. Сидевший рядом и натужно сопевший Лёха демонстративно глядел в противоположную сторону, всем свои видом демонстрируя обиду на отсутствие благодарности за его самоотверженность. Дабы удостовериться в отсутствии демеджа в области шеи и ключиц, Антонина сделала ещё несколько фотографий и начала их перелистывать в обратном порядке. Лицо её густо покраснело, когда на экране появились её изображения, очевидно сделанные дядькой, встретившим их на лесной дороге, пока она переодевалась в охотничий костюмчик, так кстати оказавшийся в его багажнике. Возмущённая такой бесцеремонностью по отношению к своей особе Антонина, сделав предварительный вдох и выдох, открыла было рот, приготовившись скандалить, но следующая серия фотографий остановила её. На снимках было запечатлено, как Алексей вытаскивает её из минивэна, освобождает ей связанные за спиной руки и уходит с ней от покорёженных машин. Ей снова стало страшно. Преодолевая шок от этого открытия, она поспешила удалить все телефонные вызовы, сделанные на номер Виталика.
– Не можете дозвониться? – заставив её вздрогнуть от неожиданности, заговорил хозяин машины.
– Переписываюсь, – нашлась с ответом Антонина.
– А-а-а, понятно – согласился дядька с предложенной версией. Он всё время поглядывал на девушку в зеркало заднего вида и шестым чувством заподозрил неладное.
– С кем? – Лёха, каратист, вернувшийся в реальность после долгого разглядывания унылого пейзажа московских предместий и наполовину забывший о своих договоренностях с Изотовым, спешил наверстать упущенное.
– Мама волнуется, просит позвонить, – ответила Антонина и по памяти набрала цифры, которые вчера её заставил выучить наизусть настырный безопасник.

***
Размышления Изотова о взорвавшихся звёздах, внутри которых сформировались элементы солнечной системы в самые последние мгновения их существования, прервал входящий вызов от абонента, скупо помеченного словом «егерь». Первые же слова, в которых его поименовали мамочкой и призвали не волноваться, заверяя, что прошлую ночь звонившая ему Антонина провела у подруги, просто заболтавшись и не заметив часа, когда закрывается подземка, его скорее обрадовали, чем насторожили. Идею назначить неудачника Лёху избавителем Волковой он с первых минут невзлюбил и считал очередной блажью распоясавшегося от своей везучести и гениальности Царёва. Погода, в отличие от вчерашнего дня, стояла отличная. Синее небо, залитое солнечным светом, казалось отмытым вчерашним дождём. Повадившийся напускать везде мистического тумана и загадочности Царёв, как обычно, не потрудился обозначить время своего возвращения. Стрелки часов неумолимо описывали круги на чёрном циферблате стальной «Дайтоны» Изотова, указывая ему не только время, но и его место в тандеме. Привыкший и не придававший излишнего драматизма таким закидонам Павел Николаевич Изотов терпеливо ждал своего друга-начальника, одновременно занимаясь текущими вопросами. Выслушав Волкову, вынужденную разыгрывать спектакль перед ангажированными в качестве актёров каратистом-десантником Лёхой и егерем, чьё имя лучше здесь не называть, он с иронией подметил метаморфозу, превратившую их самих в зрителей. Исключая наперёд любое присутствие грозящей ей сейчас физической опасности, он не сильно обеспокоился поведением Антонины и желанием говорить полунамёками. Мысль, что его натасканный на все случаи жизни боец умудрится так нелепо спалиться с фотографиями, ему и в голову прийти не могла. Приписав всё происходящее желанию Антонины отвязаться Лёхи, Изотов совершил свою первую ошибку. Закончив разговор, он снова посмотрел на голубой небосвод в обрамлении тёмно-зелёных листьев старых лип и каштанов, стоявших в изобилии возле корпуса, где находилась техническая библиотека. Решив размять ноги, безопасник выбрался из машины и, сделав несколько вращательных движений головой, поднялся на носки и потянулся до хруста в плечах. Царёв всё не появлялся. Никто из сопровождавших его повсюду охранников даже не задумывался, какая информация могла понадобиться их шефу среди тонн бумаги, исписанной давно всем известными формулами, подтверждающими или отрицающими открытия более чем вековой давности. Для самого Изотова до сих пор так и оставалось загадкой, почему много лет назад, после посещения Звёздного городка, Царёв так резко поменял вектор своих убеждений и устремлений. В минуты откровения, наступавших во время сабантуев наподобие вчерашнего, он неоднократно пытался разговорить своего закадычного друга, но в ответ получал неубедительные объяснения о математическом значении волновой функции, описывающей состояние кота Шредингера как живого и мёртвого одновременно. По словам Царёва, с ним самим произошло нечто подобное, когда, отстав от основной группы экскурсантов и задержавшись возле барокамеры всего на долю секунды, он, оказавшись в подобном состоянии , получил некий объём потрясающих по своей глубине знаний, позволивший ему продвинуться в моделировании личностных симпатий и антипатий на субмолекулярном уровне в клетках головного мозга. Дальше шёл явно заученный нарратив о парадоксе нелокальности элементарных частиц, начисто опровергающем заявления невозможности обогнать фотоны света. Обычно Царёв любил добавить, что фраза, сказанная Эйнштейном о Боге, не играющем в кости, не что иное, как попытка просто красиво уйти от несостоятельности в объяснении этой самой нелокальности. Дальше следовало погружение в парадокс Эйнштейна Подольского Розена, и добиться ясности, как всё это связывалось с Зигелем и пришельцами, Изотову не удавалось.
Походив рядом с тремя машинами, составлявшими кортеж Царёва, Изотов с нараставшим раздражением посмотрел на часы. Где-то далеко, за тысячи километров отсюда, высоко над землёй перемещался Виталий Мартынов, не догадываясь, что стал частью научного эксперимента, а здесь, в Москве, привязавшаяся к нему за неимением ничего лучшего Антонина Волкова, чуть было не изуродованная региональными силовиками, волновалась за него намного больше, чем тот этого заслуживал. Зная, как Царёв не любит, когда его отвлекают, Изотов всё же решился отправить ему сообщение с просьбой поторопиться. Ему никто не ответил, и прошло ещё не менее получаса, прежде чем его товарищ спустился к выходу. Поход в техническую библиотеку занял почти два часа. Вернувшись к машине с двумя тоненькими брошюрками, явно изъятыми им из библиотечного фонда без надлежащей для этого санкции, Царёв, ничего не объясняя, втиснулся на заднее сиденье и распорядился ехать.
– Нашёл что-то важное? – попробовал завязать разговор Изотов.
– Да так, всякая ерунда. Ты задумывался когда-нибудь, какое количество информации содержит одноклеточный организм? – спросил Царёв по своей привычке никогда не отвечать на вопросы прямо и подавлять собеседника своей эрудицией.
– Амёба или инфузория в туфельках? – отшутился Изотов, не зная точного ответа.
– Не в туфельках, а туфелька. Инфузория-туфелька, одно из простейших одноклеточных. Инфузория в туфельках – это наша Волкова, где она, кстати? – поинтересовался Царёв, несмотря на своё желание порассуждать о сугубо математическом доказательстве невозможности возникновения жизни как результата случайности.
– Звонила час тому назад. Называла меня мамой. Перенервничала.
– Сейчас-то она где?
– Сказал ей, чтоб ехала домой.
– Доехала?
– Сейчас уточню, – ответил Изотов и набрал сначала егерю, а потом каратисту-десантнику Лёхе. Оба номера были вне зоны. Повторив вызовы ещё несколько раз, он посмотрел на сидевшего рядом директора, в глубине души довольного растерянностью своего зама.
– Проблемы? – стараясь скрыть ехидные нотки, поинтересовался Царёв.
– Возможно, – сдержанно ответил Изотов. Он начинал злиться на бессонную ночь. Особое негодование вызывала идиотская идея привлечь нескладного Лёху в тонко настраиваемую партию по проверке очередных гипотез, возникших у верившего в свою собственную избранность шефа.
– Ладно, не сердись. Прорвёмся. Вполне возможно, что Зигель был прав и внеземные цивилизации не только существуют, но и находятся с нами в постоянном и даже весьма продуктивном контакте. На вот, полистай – сказал Царёв, протягивая Изотову тоненькую брошюрку, только что украденную из библиотеки.
– Это же методичка по курсу матана, зачем ты её взял? – удивлённо спросил его бывший одногруппник.
– Там есть несколько пометок, сделанных Феликсом Юрьевичем, я узнал его почерк, – ответил Царёв.
– Мне трудно это понять, – сказал Изотов, перелистывая методичку и имея в виду целесообразность всего происходящего.
– Я знаю, – рассмеялся Царёв, не скрывая осознания своего интеллектуального превосходства.
Привыкший к такой манере поведения своего товарища и давно переставший обижаться на его заносчивость безопасник вернул ему затёртую по углам брошюрку и запросил местоположение пикапа, на котором путешествовала Волкова. Ответ пришёл незамедлительно. Служба слежения за перемещением штатного автотранспорта института сообщала, что пикап движется в сторону охотничьего хозяйства, но связь с сидевшим за рулём егерем отсутствует. Поручив своим сотрудникам незамедлительно установить контакт с тем, кто в данный момент управляет автомобилем, он так же приказал найти саму Волкову и сопровождавшего её Лёху.
Между тем Изотов и Царёв, благополучно въехав на территорию института, вышли из машины под многочисленные взгляды сотрудников, прильнувших к окнам и ломавших голову о том, что могло случиться этой ночью и стать причиной тотального аврала. Зайдя к себе в приёмную, Царёв сообщил помощнику о переходе всех отделов на обычный режим работы. Обрадованный возможностью сообщить коллегам приятную новость, Михаил Ильич поднял было трубку телефона внутренней связи, когда Изотов, положив свою широкую ладонь ему на запястье, силой вернул всё в изначальное положение.
– Ты не можешь найти Волкову?! – слова, сказанные Царёвым, звучали как утверждение.
– Только что началась посадка на самолёт Москва – Новосибирск, и она среди пассажиров – ответил Изотов, не обращая внимания на очередную инсинуацию в адрес своей компетентности.

***
Аэропорт Ниццы, куда Мартынов прибыл после мытарств нескольких пересадок с непременным ожиданием задерживающихся вылетов, а затем суматошной беготнёй на стыковочный рейс, был по-летнему переполнен беззаботными европейцами, прилетевшими отдохнуть на лазурный берег Франции. Встреча, на которую он так спешил, была назначена в кафе «Де Пари» на главной площади Монте-Карло. До её начала оставалось достаточно времени, чтобы снять номер в отеле, привести себя в порядок и собраться с мыслями. Именно последнее ему никак не удавалось. С момента его последней встречи с Антониной прошло немногим более полусуток, но именно в этот раз ему не удавалось выбросить её из головы. Впрочем, он и раньше, особенно в первые месяцы их знакомства, думал и вспоминал о ней чаще, чем о чём-либо другом, однако уже после первого секса она стала казаться чуть более обычной, если вообще не одной из всех, с кем сводила его судьба.
Сидя в такси, Виталий ещё раз на всякий случай уточнил время встречи, подчеркнув, что будет вовремя. Подтверждение договорённостей пришло практически сразу, но вместо удовлетворения вызвало чувство досады, только совсем по другому поводу. Вчерашнее сообщение, отправленное им Антонине, так и осталось без ответа. Пара десятков неотвеченных вызовов с неизвестного номера напомнили ему незакрытый гештальт с Вероникой Анатольевной, о которой он почти забыл.
На выезде из Ниццы, как обычно, образовалась не слабая пробка, счётчик таксомотора перестал считать километры и начал бодро накручивать оплату уже за минуты. Никто не хотел оставаться в дураках, зато каждый был не прочь оставить в дураках своего ближнего. Умные мысли, способные сделать честь даже выдающимся философам, приди они им в голову в тех же выражениях, что и Мартынову, посещали его довольно часто и являлись предметом тайной гордости. Повертев в руках мобильник, он написал ей сразу несколько сообщений и, уставившись на экран, стал ожидать, когда одна галочка превратится в две и станет синего цвета, подтверждая прочтение. Ничего подобного не произошло, но он не решался позвонить, поймав себя на мысли, что начинает нервничать, и вовсе не из-за предстоящей сделки. Прожив практически всю свою сознательную жизнь в третьем тысячелетии новой эры, окружённый, как всякий городской житель, видеокамерами, нейросетями и прочими новшествами, казалось, забывший о существовавшем «праве сильного», Виталий сейчас немало удивился бы, узнав, что его сообщения получает отнюдь не Антонина.
Изотову просто было некогда их читать или даже просмотреть. Спокойное течение времени было нарушено. Попытки Царёва вести себя как ни в чём не бывало, его стремление сохранять хорошую мину при плохой игре не выдерживали никакой критики. Провал всех планов, суровая реальность, предрекающая неминуемые объяснения с куратором о событиях прошедшей ночи, мешали Изотову сосредоточиться и взять себя в руки. Разложив на столе прямо перед собой несколько смартфонов, словно это был карточный пасьянс, он переводил взгляд с одного гаджета на другой, не зная наверняка, какой из них принесёт худшую новость. Вышедший из комнаты для отдыха Царёв недоуменно посмотрел на своего растерянного друга, который словно истукан смотрел сразу на несколько вибрировавших телефонов.
– Ты знаком с парадоксом демона Максвелла? – спросил он Изотова, продолжая небольшим вафельным полотенцем промокать лицо и шею после только что принятого душа. Встретив ещё более недоуменный взгляд своего безопасника, он, видимо, вспомнив, когда сам впервые услышал об этом демоне, немедленно поправился и, словно извиняясь за свою забывчивость, продолжил: – Мне надо было раньше рассказать тебе об этом, ты ведь часто уезжал на соревнования по борьбе и, следовательно, не имел возможности посещать факультативы, на которых мы, менее одарённые студенты, обсуждали всякую ерунду. Так вот, этот самый парадокс ставит под сомнение второе начало термодинамики, но для нас с тобой это малоинтересно, мы ведь не энергетики, в конце концов. Так вот прошло довольно много времени, прежде чем Лео Силард сделал довольно смелое предположение, что получаемая демоном информация о том, какую молекулу пропускать, а какую не пропускать за разделяющую сосуд перегородку, уменьшает энтропию его мозга, а следовательно, требует не меньших затрат энергии, чем любое другое действие по упорядочению чего-либо.
– Если бы ты только знал, как надоел мне! – не выдержав напряжения, вспылил Изотов.
– Ну наконец я слышу речь не мальчика, но мужа, – рассмеялся Царёв и, положив полотенце на спинку кресла, присел на свободный стул, стоявший слева от Изотова.
– Послушай, чуть больше двадцати четырёх часов назад я пришёл сюда и просто запросил санкцию на задержание Волковой, самовольно пустившей в коммерческий обиход сверхсекретные разработки. В итоге твоих импровизаций мы имеем шесть трупов, вышедшую из-под контроля Волкову и написывающего ей в Ватсап Мартынова. Егерь, каратист-десантник Лёха, сотрудники ДПС, все они претерпели психологическое вмешательство, о котором могут и вспомнить, но всё это сущая ерунда в сравнении с предстоящим объяснением с куратором. Ты ведь так и не связался с ним? – Изотов закончил своё выступление вопросом, волновавшим его как человека службы более всего.
– Для понимания происходящего нам надо разобрать различия между вероятностным и комбинаторным подходами к формированию информации, – воспользовавшись повисшей паузой, продолжил свою лекцию Царёв. – В вероятностном подходе, с научной точки зрения, правят закономерности статистики. Если помнишь анекдот с Рабиновичем, молившим Бога о выигрыше в лотерею, но жалевшим деньги на покупку билета, так это про статистику, когда не выдержавший оказываемого на него давления Создатель лично посоветовал тому для начала купить лотерейный билетик. Все смеются, но не все понимают, насколько прав Рабинович, отвергая вероятностный подход. Как ни парадоксально моё утверждение, ещё большим парадоксом можно считать, что понимание этой истины пришло мне на лекции незабываемого Феликса Юрьевича, когда он рассказывал о звезде Бетельгейзе и неоспоримости вмешательства внеземных цивилизаций в наше существование. Я задал себе простой вопрос, почему и как происходит такое вмешательство, и если это возможно, то почему я не смогу сам сделать то же самое?
– Что делать с Волковой? Я могу договориться и посадить самолёт до Новосибирска. Этапируем её в Ковров, а когда всё уляжется, приступим к допросам. Посидит пару недель, станет посговорчивее. Точно не откажется от кофе с коньяком, – сказал Изотов. Он как практик старался придерживаться неоспоримых фактов, нивелируя все возможные риски.
– Уничтожение неопределённости, вот ключ к правильному отбору информации. Таким образом, используя нелокальную созависимость элементарных частиц, мне удаётся изменять не только логическую цепочку оценки общедоступной информации интересующего меня индивидуума, но и гормональный состав кровяной плазмы, обеспечивающий требуемый уровень возбужденности. Надеюсь, сказанное тебе пригодится. Сейчас зазвонит телефон, по которому мы связываемся с куратором. Ответь, пожалуйста. Скажешь, что я занят, но поставь на громкую связь, я хочу его послушать, – закончив говорить, Царёв встал с кресла. Снимая на ходу халат, он зашёл в смежную с главным кабинетом комнату отдыха. Оставив дверь наполовину приоткрытой, чтобы слышать предстоящий разговор, Сергей Николаевич достал из шкафа свежую сорочку и, пробежавшись взглядом по висевшим на вешалках костюмах, выбрал белый льняной. На улице стояла жара, и для его плана на вечер это было оптимальным решением.
Привыкший к экстравагантности своего друга, Изотов ни капли не удивился, когда раздался заранее предсказанный звонок. Поставив аппарат на громкую связь, он приготовился отвечать на неприятные вопросы, но услышанное им буквально повергло его в шок.

***
Женщина, встретившая Антонину на пороге новосибирской квартиры Виталика, выглядела вполне моложаво. Девушка, заявившаяся без предварительного звонка, вызвала у неё вполне объяснимое недоверие. Охотничий костюмчик, бледное после бессонной ночи лицо сразу показались неуместными и подозрительными. Чувствуя неприкрытую холодность, Антонина отнесла именно на этот счёт все несовпадающие с её ожиданиями ответы. По словам женщины, она не видела Виталика уже лет пять, не слышала ни о какой Антонине и понятия не имела, где он сейчас находится. Пытаясь хоть как-то растопить лёд, девушка, уверенная, что её нынешнему избраннику грозит опасность, поведала матери Виталика несколько историй из его детства, известных ей с его слов. Так и не пригласив Антонину войти, женщина всё же согласилась набрать ему на мобильный телефон. Прошло не менее минуты, прежде чем закрытая перед самым носом Антонины дверь снова приоткрылась, и женщина неохотно протянула ей аппарат.
 – Я пишу тебе во все мессенджеры. Почему ты не отвечаешь? – затараторил Виталик, успевший дать матери инструкции по своим визитам в Новосибирск.
– Я потеряла телефон, – растерявшись от такого начала, бесхитростно ответила девушка.
– Я всегда говорил, что ты растяпа! Зачем ты приехала?
– Тебя ищут, и тебе грозит опасность.
– Кто меня ищет? Зачем придумывать всякую ересь? Немедленно возвращайся в Москву.
– Но ты же здесь?! Я могу подождать тебя.
– Где, где ты будешь меня ждать? – почти закричал Виталик, находившийся в пяти тысячах километрах от Новосибирска.
– Хорошо, скажи, где ты сейчас, я сама подъеду, – взяв себя в руки, предложила Антонина. Подозрения, что никто из окружавших её людей не говорит ей правду, неумолимо становились уверенностью.
– Это исключено. Как только переговоры закончатся, я вернусь в Москву. Тебе не надо было переться в Новосибирск и смущать моих родителей, – даже памятуя про пресловутую карточку, лежавшую у него в бумажнике, Виталий не смог сдержаться и перешёл на крик.
На самом деле встреча, ради которой он прилетал в Монако, уже закончилась. После трёх невероятно успешных сделок он не особенно старался кого-то обаять или быть более убедительным, чем его потенциальные конкуренты. Твёрдо зная о зависимости результата исключительно от Антонины, с которой сейчас уже никак нельзя было ссориться, он пытался найти выход из сложившейся ситуации. Нервозности добавляло стопроцентное нежелание его матери хоть как-то помочь ему. Когда он перезвонил, она просто сообщила ему, что девушка ушла. Только теперь до него дошёл смыл слов, сказанных Антониной о том, что кто-то его ищет и что ему грозит опасность. Новая данность, вошедшая в его существование столь неожиданно, никак не способствовала мыслительному процессу. Тщетно перебирая варианты своих действий и не находя ничего оригинального, он решил ничего не менять и возвращаться обратно по изначально проложенному маршруту.

***
Оказавшись на улице, точнее, во дворе многоэтажки, Антонина осмотрелась и, не видя ничего подозрительного, просто присела на скамейку. Положение, в котором она находилась, смело можно было назвать отчаянным или, хуже того, безысходным. Усталая и измотанная свалившимися на неё злоключениями, она откровенно не знала, что дальше делать. Боль в голове заставила её прикрыть глаза, и она пропустила тот момент, когда мужской голос окликнул её из только что плавно вкатившегося во двор чёрного «мерседеса».

***
Дослушав слова куратора до конца, Изотов дрожащими от волнения пальцами коснулся красного кружочка на экране. Связь прервалась раньше, но ему хотелось в этом удостовериться. Царёв, давно переодевшись и освежившись одеколоном, стоял напротив окна, засунув руки в карманы брюк.
– Теперь ты разрешишь Михаилу Ильичу выполнить моё распоряжение и отпустить людей по домам? – предположил Царёв, не скрывая превосходства.
– Всё это не укладывается у меня в голове! – воскликнул Изотов, направляясь в приёмную передать помощнику распоряжение директора о переходе на штатный режим работы.
– Где в Москве сейчас самое модное место, куда можно пригласить красивую молодую девушку? – поинтересовался Царёв у своего друга.
– Патрики, наверное, но там летом всегда очень людно, не протолкнуться, – ответил Изотов, находя предположение своим догадкам, что весь этот хоровод им пришлось водить из-за Волковой с её выдающимся в самом прямом смысле слова «интеллектом».
– Двинем туда, заодно отметим представление нас с тобой к наградам за устранение преступной группировки. Видишь, куратор пояснил, что за этим регионом давно наблюдали, но не знали, как подступиться, а мы их, получается, выручили и вывели из тупика, – сказал Царёв и пригласил в кабинет Михаила Ильича, дабы сообщить тому, что сегодня опять надо звонить в Академию наук и отменять все встречи.

В час небывало жаркого заката в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина. Попав в тень чуть зеленеющих лип, они первым долгом бросились к пёстро раскрашенной будочке с надписью «Пиво и воды».
Да, следует отметить странность этого вечера. Не только у будочки, но и во всей аллее, параллельной Малой Бронной улице, не оказалось ни одного человека. В тот час, когда уж, кажется, и сил не было дышать, когда солнце, раскалив Москву, в сухом тумане валилось куда-то за Садовое кольцо, – никто не пришёл под липы, никто не сел на скамейку, пуста была аллея.
– Дайте нарзану, – попросил Царёв.
– Нарзану нету, – ответила женщина в будочке и почему-то обиделась.
– Пиво есть? – сиплым голосом осведомился Изотов.
– Пиво привезут к вечеру, – ответила женщина.
– А что есть? – спросил Царёв.
– Абрикосовая, только тёплая, – сказала женщина.
– Ну, давайте, давайте, давайте!..
Абрикосовая дала обильную жёлтую пену, и в воздухе запахло парикмахерской. Напившись, друзья расплатились и уселись на скамейке лицом к пруду и спиной к Бронной.
– Ну-с, итак... – повёл Царёв речь, прерванную питьём абрикосовой. – Тебя пугает отсутствие логики и, следовательно, так называемого здравого смысла во всех моих командах, начиная со вчерашнего утра. Кроме того, ты относишь к доминантной мотивации моего поведения довольно объяснимое, в общем-то, желание затащить Волкову в постель. Я прав?
 – На все сто! – подтвердил тот, любя выражаться вычурно и фигурально.
– На самом деле это не так, всё гораздо проще и сложнее одновременно. Наш институт в течение почти трёх десятилетий исследует возможности влияния на совершенно незнакомых людей. И это нам неплохо удаётся. При этом, безусловно, был упущен очень важный аспект в эмоциональной составляющей человеческого бытия. Не знаю, обратил ли ты внимание, но наши манипуляции эффективны в достаточно краткосрочной перспективе. Последствия от них, безусловно, более длящиеся во времени, чем гипноз или лингвистические подстройки по репрезентативным системам, и всё же им явно не хватает стабильности. Карточка, которую Волкова должна была положить в бумажник Мартынову, скачивает информацию о волновых колебаниях его, а вовсе не посторонних биополей. На сервера института вот уже почти сутки поступает совершенно уникальная информация, – словно читая лекцию, говорил Царёв.
– Значит, никакого финансирования своего проекта Мартынов не сможет получить? – пренебрегая лекционными традициями не задавать вопросов, встрял Изотов.
– Это слишком незначительная проблема, а вот алгоритмы мыслительного процесса Волковой, если мне удастся разгадать их тайну, дадут нам ключ к более научному подходу в моделировании личностных отношений. Кстати, ей пора бы уже появиться, – сказал Царёв, повернувшись на треть корпуса в сторону сидевшего рядом Изотова.
 Вода в пруде почернела, и лёгкая лодочка уже скользила по ней, и слышался плеск весла и смешки какой-то гражданки в лодочке. В аллеях на скамейках появилась публика, но опять-таки на всех трёх сторонах квадрата, кроме той, где были наши собеседники.
Небо над Москвой как бы выцвело, и совершенно отчётливо была видна в высоте полная луна, но ещё не золотая, а белая. Дышать стало гораздо легче, и голоса под липами звучали мягче, по-вечернему.
Изотов посмотрел сначала на стальную «Дайтону», а потом на экран смартфона, невольно удивился, как быстро пролетело время. Действительно, Волкова, которую его люди подобрали на лавочке в Новосибирске, уже должна быть доставлена в Москву.
– Сейчас узнаю, где они застряли, – доложил он шефу.
– Давай действуй, – согласился с безопасником Царёв.

***
Первой эмоцией Антонины, после того как её из «мерседеса» окликнул незнакомый мужчина, была, скорее, апатия, нежели страх. Бороться с таким количеством навалившихся бед у неё не оставалось ни сил, ни желания. В какой-то момент она даже допустила, что позвавший её незнакомец – один из тех, кто, потратившись на дорогое авто, начинает использовать его для склеивания девушек на автобусных остановках. Надежда на такое совпадение немедленно испарилась, как только она услышала своё имя и фамилию. Объяснения, данные посланником Изотова, её не сильно убедили, однако, за не имением выбора, Антонина всё же села в машину. В самолёте, присланном за ней из Москвы, ей удалось поспать и хоть немного прийти в себя. Теперь, после всего случившегося с ней за прошедшие сутки, узнав, что Изотов и Царёв хотят немедленно её лицезреть, она ни капли не удивилась. На возражение о том, что ей надо заехать домой переодеться, сопровождающий указал ей пальцем на встроенный шкафчик с дверками, отделанными экзотической древесиной, открыв который, Антонина нашла несколько вариантов вполне приемлемой для вечернего выхода одежды.
Они приехали к ресторану довольно поздно. Улицы были заполнены гуляющими, и длинная вереница из дорогущих спортивных машин, урча моторами, медленно ползла по узкой проезжей части.
– Надеюсь, сегодня вы не откажетесь от вина? – спросил Царёв, галантно встретив Антонину возле автомобиля.
– Вы умеете читать мысли, – ничуть не смущаясь от оказываемых ей знаков внимания, ответила девушка. Оказавшись рядом с Царёвым в обстановке вечного праздника, давно обосновавшегося на Патриарших прудах, она чувствовала себя как никогда легко и непринужденно. Общую картинку за столиком несильно утяжелял мрачноватый Изотов, который, несмотря на очевидность неоправданности своего присутствия, явно не собирался уходить, пока дело не будет окончательно решено.
– Так почему вы сразу не рассказали мне все подробности? – спросила Антонина после короткого объяснения того, что приключилось с ней прошлой ночью.
– Побоялись, – буркнул Изотов, который, несмотря на привычку уступать Царёву, сейчас немного ревновал к нему Антонину, и это его злило.
– Значит, проект на строительство в Абу-Даби обречён? – не обращая внимания на язвительность безопасника, спросила Антонина, обращаясь исключительно к Царёву. Мыском своей туфельки она слегка касалась его ноги и ни секунды не сомневалась в одобрении своих действий.
– Вы когда-нибудь слышали про синдром Клайнфельтера? – неожиданно спросил Царёв своих собеседников и без всякой паузы продолжил: – Клиника этого синдрома описана достаточно давно, а в середине прошлого века у мужчин с этим заболеванием в клеточных ядрах слизистой оболочки полости рта нашли тельце полового хромосома. Генетическую конституцию ХХY открыли чуть позже сразу несколько исследователей, но сейчас нет смысла называть их имена. Интересной чертой этого заболевания можно считать цитогенетическое разнообразие и мозаицизм. Было исследовано несколько типов полисомии по хромосомам Х и Y у лиц мужского пола: среди них XXXY; XXXXY; XXXXXY; XXXXXXY; XYY; XYYY; XYYYY; XYYYYY; XYYYYYY; XXYY; XXXYY; перечислять можно бесконечно, однако самым распространённым хромосомным сочетанием оказалась комбинация – XXY. Для мужчин с таким синдромом характерны высокий рост и длинные конечности, неправильный сперматогенез и гинекомастия, евнухоидизм и повышенное выделение женских половых гормонов. Кроме того, лишняя Х-хромосома отрицательно влияет на психику. Больные с этим синдромом вялые, внушаемые, безынициативны, частенько у них случается асоциальное поведение и даже алкоголизм! Скажите мне, что-то похожее наблюдается у Мартынова?
– Нет, – ответили Волкова и Изотов в один голос.
– Тогда пусть строит, – подвёл итог деловой части встречи директор самого секретного института.


Эпилог

Время имеет неприятную особенность бежать вперёд независимо от нашего желания. Остановить его или повернуть вспять пока никому не удавалось, несмотря на множество желающих поработать над этой темой. (В институте Царёва одно время существовал отдел, занимавшийся подобными исследованиями, но за неимением существенных подвижек был закрыт ещё в начале двадцать первого века.) Будущее, в отличие от прошлого, кажется открытым для проникновения, но и здесь мы сталкиваемся с рядом проблем. Основная состоит в том, что, не имея возможности забежать вперёд, мы ничего о нём не знаем, а наши предположения верны не всегда. Так, к примеру, Мартынов, кардинально поправивший своё материальное положение, чувствует себя абсолютно счастливым человеком и вспоминает Антонину не чаще других женщин, присутствовавших в его жизни. Каратист-десантник Лёха, видавший её всего пару часов в своей жизни, напротив, клянёт себя за нерешительность. Недавно на тренировке, расколов разом три кирпича, он дал себе обещание разыскать Антонину во что бы то ни стало.
Сама Антонина не только стала правой рукой Царёва в административных делах секретного института, но и полностью взяла на себя хлопоты по подготовке их брачной церемонии. (По причинам, о которых нам ничего не известно, Царёв на момент начала их романа был абсолютно свободен.) За всё время, прошедшее с вечера на Патриарших прудах, между ними возникла всего одна размолвка, да и то по незначительному вопросу. Антонина, решившая взять себе двойную фамилию, настаивала на порядке слов Волкова-Царёва, а Сергей Николаевич предлагал вариант Царёва-Волкова. Как джентльмен и мудрый человек, в конце-концов, он сдался.
В свою очередь Изотов получил всё-таки финансирование на установку дополнительных видеокамер. На деньги, выплаченные ему из директорского фонда за пожертвованное им БМВ, Павел Николаевич закатил грандиозную пирушку с егерями, а оставшиеся вложил в акции венчурных фондов. Две брошюрки, изъятые Царёвым из библиотеки МАИ, лежат у Изотова в сейфе, и в короткие минуты отдыха он листает их, пытаясь понять значение пометок, сделанных Ф.Ю. Зигелем шариковой авторучкой.