Трагический курс ВГИКа

Александр Щербаков 5
Так уж получилось в моей жизни, что я стал вначале читать спортивную газету «Советский спорт» и журнал «Физкультура и спорт», которые выписал мне отец, чтобы я увлекся спортом, и лишь став старше, начал читать журнал «Советский экран», который выписала для себя мама.

В 50-60-годы фамилия Кузнецов была на слуху у любителей легкой атлетики СССР.  Василий был лучшим десятиборцем страны, а Владимир – одним из сильнейших копьеметателей СССР. Вот он был мужем известной актрисы Татьяны Конюховой. Недавно ей исполнилось 92 года, и поэтому поводу у неё взяли интервью, которое я хочу предложить вашему вниманию, уважаемые читатели.
***
- Юной студенткой вы снялись в картине нашего великого сказочника Александра Роу «Майская ночь, или Утопленница» и мгновенно стали знаменитой. Помните свои ощущения от дебюта?
- Я тогда впервые оказалась на съемочной площадке, да еще в окружении таких великих мастеров, как Хвыля, Цесарская, Милляр. Ведьму играла потрясающей красоты актриса Григорьева, Панночку – актриса Малого театра Лилечка Юдина. Помню, поначалу меня охватила эйфория: студентка младшего курса первый раз снялась в кино и сразу же - в главной роли.

- То есть слава обрушилась сразу?
- Именно это слово подходит – «обрушилась»… На меня весь ВГИК бегал смотреть: «она снималась в кино». А как вы хотите? Фильмов тогда снималось 8 штук в год. Даже популярные актеры сидели без работы. Несмотря на невероятный фурор после «Молодой гвардии», из всей этой талантливой плеяды один только Сергей Гурзо снимался. Даже Нонна Мордюкова с Инной Макаровой сидели без дела. Успех «Майской ночи» был грандиозный. Но лично я была этой своей работой крайне недовольна. Даже из-за этого чуть не ушла из ВГИКа.

- ?!
- Понимаете, это потом я множество даже зарубежных фильмов озвучивала, включая главную героиню знаменитого «Фантомаса» с Луи де Фюнесом. Я же музыкальный человек – это мне тьфу! А во время озвучания «Майской ночи» я по неопытности не могла попасть в собственную артикуляцию на экране. И это было трагедией моей – меня ведь озвучивала другая актриса. Тогда я пошла к ректору и попросила оставить меня на второй год.
Так я попала на курс гениальных совершенно педагогов - Ольги Ивановны Пыжовой и Бориса Ефимовича Бибикова (воспитавших, между прочим, Нонну Мордюкову, Сергея Гурзо, Вячеслава Тихонова, Катю Савинову), где вместе со мной учились Майя Булгакова, Изольда Извицкая, Руфина Нифонтова, Юрий Белов, Валентина Владимирова. Я туда пришла в один день с Наденькой Румянцевой - ее за самовольство изгнали из ГИТИСа.

- ВГИК вы заканчивали уже настоящей звездой экрана – сыграли сразу четыре главные роли. Как зрители выражали вам свою любовь?
- По-разному. Почтальоны каждый день приносили мне полные сумки писем, в которых были и просьбы, и любовные признания. Писали почти по Чехову: «Москва, Соне Орловой из фильма «Разные судьбы». Присылали письма из мест заключения: мол, скоро выйду - жди, никто тебя так не любит, как я. Один такой даже меня разыскал…
Но были и вменяемые поклонники. Например, один на съемках фильма «Запасной игрок» каждое утро приносил мне пакет с фруктами.

- Голова от такого повышенного внимания не закружилась?
- Меня часто спрашивают: «А как вы относитесь к своей славе?» Да никак - звездной болезнью я никогда не страдала. Потому что всегда считала себя рабой искусства, я всегда адски трудилась, головокружение от успехов мне было чуждо.
К тому же перед моими глазами прошли жизни многих актёров – всенародных любимцев. Я видела, как может протухнуть слава. Поэтому на подобные вопросы я отвечала: «К славе я отношусь как к скоропортящемуся продукту. Сегодня она есть, а завтра ты – ппфф, и все!» А кинематограф – это как бабник-муж. Он всегда себе найдет получше, помоложе! (Смеется.) И еще меня спасало то, что я никогда никому не завидовала. Благодарю Бога, который дал мне такую любовь к искусству, что я его люблю в себе, а не себя в нем.

- Если не «звезда», как бы вы себя назвали?
- Ольга Ивановна хорошо говорила, и я другой формулировки не приемлю: «Талант… У нее есть талант!» А талант – это и удача, и успех, и умение. Все вместе! «Талант, - говорила она, - это от Бога! А все остальное – работа!» Лев Николаевич гениально сказал: «Настоящая сила не в том, чтобы победить других. А в том, чтобы победить себя!

- Вы считаете себя реализованной в кино?
- Почему нет? У меня более 50 картин - разных по масштабу, по глубине, по материалу. И на сцене я в своей жизни сыграла то, о чем может мечтать любая актриса. Знаете, в свое время у меня была, что называется «хрустальная мечта идиота» - сыграть Варвару Петровну Ставрогину в «Бесах» по моему любимому Достоевскому. И я ее сыграла! В этом спектакле собралось настоящее актерское созвездие - Светличная, Белохвостикова, Глузский, уникальный Владимир Сергеевич Ивашов, которого я называла «лордом».Я испытала чувство невесомости на сцене. Режиссер был поражен до глубины души. «Кто бы мог подумать, - сказал он тогда, - что эта хрупкая, нежная, лирическая актриса сможет сыграть женщину с таким сильным, властным характером!» Это был 1988 год!
Нет, про себя не могу сказать, что я – «кладбище несыгранных ролей». Хотя за свою карьеру я умудрилась несколько раз сама отказаться от некоторых ролей и посоветовала актрис, которых эти роли прославили.

- Вы говорите о «Карнавальной ночи»?
- Не только. Примерно в это же время я отказалась съемок в фильмах «Дело 306» и «Летят журавли»… Когда режиссер Михаил Калатозов услышал мой отказ, так вообще чуть не упал. Но, разумеется, отказывалась я не просто так – у меня была веская причина.
Дело в том, что незадолго до этого режиссер Григорий Львович Рошаль пригласил меня на роль, о которой я мечтала давно – сыграть Дашу в экранизации романа Алексея Толстого «Хождение по мукам». Кинопроба прошла блистательно, никто не сомневался, что Даша - моя. Я была счастлива, была буквально «беременна» этой ролью - ни о чем другом я даже думать не могла. Режиссеры меня рвали на куски, но я отказывалась наотрез, чтобы быть свободной, когда Григорий Львович меня позовет.
Но вскоре Рошаль заболел, съемки отложили на полгода. А выздоровев, поддавшись убеждениям жены (мол, ему нужна актриса, которая еще нигде не засветилась, новое лицо, а я уже, дескать, примелькалась на экране), отдал роль юной выпускнице школы-студии МХАТ Ниночке Веселовской. Я очень тяжело это переживала: накатила такая депрессия…

- Слышал, что в тот момент вы были чуть ли не на грани самоубийства.
- Ну нет, уж до этого бы, думаю, не дошло. Просто я пребывала в таком состоянии, что не могла ни есть, ни пить и могла просто издохнуть, вот и все! Лежали кожа да кости. Меня ведь в той ситуации потрясло даже не то, что режиссер не взял меня сниматься, а то, что… предал! Самый страшный для меня порок человеческий – это предательство. Я не то, что не могу простить – не могу пережить! Забыть не могу - это выше моих сил.
Слава Богу, из этой депрессии меня вытащил Леонид Давидович Луков. Специально для меня он написал роль главной героини в советско-югославской картине «Олеко Дундич», и даже назвал ее именем несыгранной моей роли - Дашкой. То есть Луков меня фактически спас.

- Татьяна Георгиевна, ваш курс во ВГИКе неслучайно называют «самым трагическим»…
- Да, многие «ушли» страшной смертью. Руфина Нифонтова упала в ванной, видимо, головой сильно ударилась и потеряла сознание. А горячая вода шла и шла из крана… Ее даже хоронили под кисеей - лица не было видно. Надя Румянцева… Ей же положено было жить до ста лет – это такой живчик был просто необыкновенный. А ее ударили по голове, сволочи, и видно гематомы были внутри. Леню Пархоменко (его самая известная роль – Парфен Рогожин в фильме Пырьева «Идиот» 1958 года, - авт.) нашли на полотне железнодорожном между рельсами. Тайна его гибели так и не раскрыта.

- Вы же дружили и снимались с Извицкой. Какой она была?
- Конечно, хороша собой Изольда была невозможно. У нее была кожа нежная – такой, знаете, «французский фарфор». Ресницы большущие - как веера. Когда она их поднимала, там открывалась такая глубина, такой удивительной красоты глаза – как будто ты в омут заглядываешь, в какую-то тайну тайн. При этом глаза на вас смотрели – наивные, чистые. И начинало все лицо светиться - меня это так поражало в ней!
Мы с Изольдой жили во вгиковском общежитии в одной комнате – наши койки стояли рядышком. Мы подружились! Я ее воспринимала как мягкую, очень ласковую, добрую, искреннюю – от нее солнечное тепло исходило при общении. Знаете, кого она мне напоминала? Кошечку! Такую, как иногда сейчас в рекламе показывают – идет, не спеша, по лестнице пушистое существо, хвост трубой! Любимое ее словечко было «лапа». Когда она высказывала свое одобрение, она мне говорила: «Ой, Танюшка, ты такая лапа!» Честно вам скажу: в те студенческие годы вообще ничего не предвещало такой ее судьбы…

- Потеряла голову – влюбилась...
- Знаете, когда наш педагог Борис Владимирович Бибиков узнал, что Изольда вышла замуж, обрадовался: «Хорошие вести. Кто же этот счастливец?» «Актер с параллельного курса - Эдик Бредун!» Повисла тяжелая пауза. «Боже, какая страшная фамилия!», - упавшим голосом произнес Бибиков. Мол, какая неартистичная фамилия. Как в воду глядел…
Эдик Бредун во ВГИКе учился - у Ройзмана. Внешне хорошенький такой был, смазливенький, курносенький. Но как актер ничем не блистал – играл в основном в эпизодах. У него была большая компашка любителей «этого дела». Не сидеть же им к кафешке напротив «Мосфильма», когда у него рядом квартира. Он всех звал к себе в гости. Так гордился, что у него жена – мировое светило! Особенно после «Сорок первого», он так это афишировал. Ну и Изка с ними сидела... Несчастное существо - здоровье-то у нее было совсем слабенькое.

- Ваше мнение: Извицкая не реализовалась в профессии из-за алкогольной зависимости?
- Меня часто спрашивали, правда ли что Извицкая была пьяницей? Я возмущалась: да как вам не стыдно! Она – погибала. Изольда была больным человеком, и она не могла, была не в силах сопротивляться тем горестям, которые на нее сыпались.

- И все-таки... Если бы не болезнь, она как актриса смогла бы добиться большего?
- Нет, я считаю, что «Сорок первый» - это была ее вершина. И в том, что она там сверкнула, не только ее заслуга. Во-первых, сам материал гениальный. Во-вторых, ее снимал выдающийся оператор Урусевский. Картина-то получила Гран-при в Каннах за работу оператора. Григорий Чухрай - чудесный режиссер, но это не Эйзенштейн и не Михаил Ильич Ромм.

- А вам с режиссерами везло?
- Я никого из режиссеров, с которыми работала, не хочу обижать - и слабенькие были, и «тощенькие» - всякие были. Но в моей жизни были и судьбоносные встречи. Например, с Константином Наумовичем Войновым, который первым увидел во мне характерную актрису. У него я сыграла интересные драматические характеры в картинах «Солнце светит всем», «Пора летних отпусков»…
Благодаря картине «Разные судьбы», я встретилась с прекрасным режиссером Леонидом Луковым, фильмы которого любила с детства, и замечательным актером Жорочкой Юматовым. И разумеется, в этом списке мой крестный папа в кино - знаменитый сказочник Александр Артурович Роу.

- У вас был свой особый рецепт, как готовиться к роли, погружаться в образ, материал?
- Ну-у… Это тайна! Это такая же тайна, как из микроклеточки появляется живой человечек. Многие говорят: это пафосно, нельзя ли сказать попроще? А как попроще? Вот «забеременела» ролью. И что это такое?

- Но мы-то по воспоминаниям ваших коллег знаем, как готовились к съемкам наши великие, народные - Николай Крючков, Борис Андреев, Петр Алейников… Вечерком в преферансик под водочку, хорошая компания, анекдоты, рыбалка… А утром - в кадр. И играли шикарно!

- (Смеется.) И я с удовольствием оказывалась иногда с ними в застолье и напивалась. Это, правда, очень редко со мною случалось, но несколько раз было такое. Ну и что?! И потом… Понимаете, наши посиделки и попойками-то не назовешь, они никогда не были безобразием. Мы, допустим, могли всю ночь говорить о своих ролях.
Вспомнила замечательный случай! Однажды мы ехали в поезде огромной актерской компанией. Набилось полное купе - Марк Бернес, Георгий Юматов, Борис Андреев… Был такой приглушенный свет, сумерки. И под стук колес Борис Федорович Андреев рассказывал нам, как бы он сыграл… Отелло. Я смотрела на него и в какой-то момент поймала себя на мысли: этот абсолютно русопятый актер буквально на моих глазах постепенно превращается в мавра. Вот что такое сила искусства и воображения! Оказывается, все это он видел в себе и носил в себе… А вы говорите «преферансик под водочку». Да, они выпивали, напивались… Но я никогда не слышала, чтобы они грязно матюгались. Они говорили слова, но они у них не звучали пошло, руганью, оскорблением достоинства человеческого. Это было как, знаете, острый соус с хорошим таким перцем.
Нет, это была особенная плеяда актеров. Они все успевали, и делали это гениально! Кого ни возьми - Крючков, Андреев, Бернес, красавец Переверзев, Сергей Столяров, Владимир Дружников… Философ сказал: «Все человеческие слабости прощу гению. Но ни одной слабости гения не прощу человеку». Вот что есть это поколение!

- Что было в них такое, чего нет сейчас у современных актеров?
- Вот тот же Борис Федорович Андреев… Он в жизни даже не говорил, а вещал, изрекал. И его речь звучала как симфоническая музыка. Не дробненькая, как у многих сегодня – быстро-быстро, скороговорчато, не успеваешь даже проникнуть в суть произносимого. У него каждое слово материализовалось в какой-то образ. А Николай Афанасьевич Крючков обладал каким-то фантастическим чувством юмора и был просто потрясающий жизнелюб. Он был как бы живым ответом на вопрос: «Что такое счастье?» «Счастье – это жизнь!» Когда здоровье ему уже не позволяло выпить, он всегда на предложения по поводу выпивки с улыбкой отвечал: «Голубчик, я столько выпил в своей жизни, что она меня бросила!» Выпивка его бросила!
А какая личность Борис Андреевич Бабочкин! Он не только великий актер. Он все невероятные грани героизма человеческого материализовал в роли Чапаева. Этому качеству нельзя научить. А Ульянов? Коля Рыбников, Жора Юматов – яркие, изумительно талантливые… А такого брильянта, как Вячеслав Васильевич Тихонов сейчас даже близко никого нет. Изумительной красоты и нравственной чистоты человек. Он даже когда состарился – оставался божественно красивым. Не курил, за всю жизнь никто его не видел пьяным. Никогда!
Чтобы было понятно, насколько в то время была невероятная порода творцов, приведу такой факт. Мой педагог во ВГИКе Ольга Ивановна Пыжова была ученицей великого Константина Сергеевича Станиславского и его партнершей в спектакле по Гольдони «Трактирщица». Она играла трактирщицу Мирандолину, а он – ее кавалера. Так вот умирая, на смертном одре Ольга Ивановна жестом дала понять дочке, чтобы та наклонилась к ней, и ее последними словами были два слова о Станиславском. Она прошелестела губами «Он - ге-ний…» И ее не стало. Каково, а?

- Говорят, за вами «охотились» лучшие европейские режиссеры. В том числе, якобы Федерико Феллини…
- Нет-нет. И Марсель Марсо мне ничего не говорил, и мой партнер по картине «Карьера Димы Горина» Володя Высоцкий мне никаких песен не писал. Зачем говорить то, чего не было. А вот на Карловарском фестивале 1956 года официальное приглашение от всей американской кино делегации отужинать вместе – я получала. Но меня не пустили на эту встречу. Наш «дядя в штатском» сказал: «Татьяна, я вам это делать не рекомендую». А режиссер Рошаль просто набросился на бедного американца, который меня пригласил: «Ей некогда, она готовится к выступлению на фестивале! Вы ее там увидите!» (Смеется.) И американцы в шикарном ресторане меня прождали полтора часа, но зря.

- Модное нынче словечко «харассмент». Вы с этим сталкивались?
- Приставать? О, господи! Конечно. Однажды я захотела сыграть даже не героиню, а роль второго плана, но довольно забавную – там есть, что делать актерски. Режиссер позвонил и прямо в лоб: «Если будешь со мной жить, то сыграешь!» Конечно, я не сказала: «Чтоб ты сдох!», но такое рубануло у меня внутри. Выпалила: «Да если мне миллион дадут, я с вами не лягу в постель!» И швырнула трубку. Навсегда поссорилась, хотя известный был режиссер и талантливый, сволочь. На другой картине один вообще меня зажал в угол. Я сказала: «Если вы сейчас же меня не оставите в покое, сейчас же возьму такси и уеду в Москву!» И все! Я всегда сама выбирала, кого мне любить, кого нет.
Знаете, я умела дружить с мужчинами. Иногда благоговела перед ними, я их обожала, но чтобы что-то такое… Никогда! Мы общались. Дружили. И у меня всегда были чудесные отношения. Только один мне сильно нагадил.

- ?!
- Даже не один, а два. На гастролях в Румынии ко мне проникся вниманием очень красивый джентльмен, профессор МГУ. Мы с ним просто платонически общались – гуляли, вместе обедали, ужинали. Главой делегации был некий тип по фамилии Орлов. Такой чванливый, сальный мужик… все время чувствовалось, что он хочет тебя за попку схватить или за сиську. Вдруг смотрю: профессор начинает меня сторониться. Я не выдержала: «Я вас чем-то скомпрометировала?» Он нехотя рассказал, что с ним не очень красиво беседовал этот Орлов. А когда вернулись, этот слизняк накатал в высшие инстанции, которые распоряжаются, пущать или не пущать, какое-то гадкое письмо. Потом меня куда-то вызывали, песочили.
А второй подобный случай был на Карловарском фестивале. Я недоумевала, как наш министр кинематографии Рачук может быть таким неучем. Он говорил: «Пинжак», «транвай»… Однажды он так вывел меня из себя, что я прямо в глаза ему бабахнула: «Сначала научитесь говорить грамотно!» Он приехал и с Лидией Николаевной Смирновой, которая была ответственной за наш актерский ансамбль, они на меня тоже накатали какую-то телегу.

- За что на этот раз?
- В меня влюбился там американский режиссер. И когда нас привезли в Прагу, после общего ужина в ресторане он предложил мне прогуляться по городу. Мы просто гуляли, разговаривали, ели шпачки, выпили пиво. Вернулись в гостиницу часа в 4 ночи. Вот и весь «криминал»! А потом, перед поездкой в Югославию на съемки картины «Олеко Дундич», мне говорят: «Ты, девочка, не очень благонадежная». Луков возмутился: «Да вы что?! Я голову положу на плаху за Конюхову». Потом он вышел и говорит: «А что это ты в Праге натворила? Где ты там шлялась всю ночь? На тебя лежит докладная, подписанная Рачуком и Смирновой». Но все равно выпустили.

- Татьяна Георгиевна, а вы часто влюблялись?
- Да бывало. И очень бурно. Но как влюблялась? Напридумываю себе человека, а потом наступает полное разочарование, и я, как рыбка золотая, вильну хвостом и - нету меня. Так случилось, что Владимир Кузнецов был моим третьим мужем. Первый раз я была замужем ровно десять дней…

- Десять дней? Но почему?
- Все дело в том, что к своему первому браку отнеслась очень легкомысленно. Понимаете, у меня были такие моменты в жизни, когда под мое плохое настроение меня можно было «взять» голыми руками. Убедить выйти замуж, например. И я: «Подумаешь?! Ну и выйду замуж… Что такого?!» Вот так меня и взял первый муж. 1954 год. Он работал на киностудии главным редактором одного из самых крупных объединений, был умница, красивый… Словом, уговорил, мы расписались. Но я сразу его строго-настрого предупредила: «Когда я снимаюсь, прошу: даже не появляйся – на этот период я ухожу с головой в работу!» Уехала на съемки.

Вдруг в шесть утра в гостинице стук в дверь. Халатик накинула на себя, открываю дверь. Открываю, стоит муж, улыбается. А из-за его спины выглядывают несколько консьержек, которых он, видимо, прихватил в свидетели, и хихикают: мол, сейчас он найдет кого-нибудь под кроватью и начнется самое интересное. Мне как ударило в голову… Ах, итить, твою мать! Ты проверять меня вздумал?! Да еще с понятыми пришел?! Я распахнула настежь дверь: «Проходи, смотри!» Отрываю шкаф: «Видишь? Здесь смотри, здесь». Муж растерялся: «Таня, не надо». «Нет, раз уж приехал, проверяй! А теперь, - скомандовала, - на колени!» Он, бедный, подумал, что прощения просить, встал… «Нет, теперь ищи под кроватью! Нашел? Доволен? А теперь – вон отсюда! И чтобы в моей жизни духу твоего не было!» Все! Вот такая я была. Сколько лет прошло, эта сцена до сих пор перед глазами, как это было вчера.

- Не пожалели потом?
- Ни разу. Правда, Кузнецов тоже один раз приехал утром неожиданно.

- Расскажите.
- Я снималась в картине «Тайна предков» в одной из южных республик. И там за мной принялся ухаживать один иранец. Он дал членам съемочной группы бутылку коньяка, за то, что они его со мной познакомят. Я когда узнала, сказала: только попробуйте, я этой бутылкой вас отхожу, как следует… Жара плюс сорок, ночные съемки, устала страшно. Легла спать только под утро. И вдруг на рассвете слышу, как в окно – фр-рррр – какой-то странный звук. С трудом открываю глаза: на полу огромный букет шикарных цветов. Первая мысль: этот приставучий ухажер. Вторая: нет, слишком бросок был точный. Так точно может бросить только один человек на свете. Смотрю в окно, и правда: муж приехал. Выяснилось, что отдыхал где-то на юге и в какой-то момент так соскучился, что, позабыв про мои запреты, вышел из моря, оделся и, не заходя в гостиницу, без вещей, поехал в аэропорт и прилетел ко мне.

- И как вы отреагировали на этот раз?
- Как-как?! Конечно, не прогнала. Любила сильно потому что. Сказала: бери матрас, будешь спать вон там в уголке. И чтобы работе не мешал!
С Володей мы познакомились в Сочи, где я в то время снималась - играла дрессировщицу в фильме «Косолапый друг». Он сразу начал ухаживать трепетно, нежно, красиво. И хотя я по давней своей «скорпионьей» привычке (я по знаку зодиака - Скорпион) поначалу увиливала от встреч, мой новый знакомый оказался на редкость настойчивым. Как оказалось, Володя был известным копьеметателем, входил в десятку сильнейших спортсменов мира, был участником трех олимпиад. И ему удалось меня покорить - я влюбилась в него без оглядки!
Самое удивительное (это Володя мне потом рассказывал), что, еще не познакомившись со мной, он однажды признался своему другу, влюбленному в Аллу Ларионову, что представляет себе будущую жену такой, как артистка Конюхова. А потом мы с ним встретились, и 27 лет, прожитых вместе, промелькнули как один день. И это были по-настоящему счастливые годы. К несчастью, умер Володя совсем молодым – в 55 лет, от рака – в год, когда случилась чернобыльская катастрофа. К тому времени он был уже выдающимся ученым — доктором педагогических наук, профессором, одним из первых, кто всерьез занялся антропомаксимологией - наукой о резервных возможностях человека.

На заставке фото Конюховой с мужем Кузнецовым и их сыном.

Вот когда мужа не стало, я действительно всерьез подумывала о самоубийстве. Помню, сижу, курю (а я тогда начала курить и курила как сумасшедшая) и думаю: как лучше это сделать. Потом представила, что буду лежать вся бледная, некрасивая. А воображение-то буйное! Как – увидела… Фу! Нет, не бывает ничего «просто так» этой жизни…

- Много лет назад на одном из встреч с артистами знаменитый театровед Виталий Вульф произнес блестящую речь о вас, закончив ее фразой: «Она была доступная и недосягаемая». Как вы думаете, что он имел в виду? «Недосягаемая» - это понятно…
- Ничего не надо расшифровывать. Доступная – это она общалась запросто, могла пуститься в пляс с людьми из народа – когда мы ездили с выступлениями по стране. Я ведь и донскими казаками отплясывала будь здоров, могла пустится в пляс в испанских танцах на Кубе..
***
Вот такое интервью дала Татьяна Конюхова в уже пожилом возрасте. Но какая память, вот что значит, заучивать текст ролей героев в театре или кинофильмах.  Я увидел её молодой в фильме «Запасной игрок», где снимались Павел Кадочников, Марк Бернес, Георгий Вицин и еще целая плеяда тогда еще совсем молодых актеров. Сколько неизвестных до этого  фактов из своей и жизни других актеров привела в своем интервью Конюхова, мне очень понравилось оно именно этим. Жаль, что нынешняя плеяда актеров не получила такого образования, как советские «звезды» в артистической среде. Поэтому советское кино до сих пор поражает прекрасной игрой актеров.