Час валькирий. В гостях у капитана - 5

Павел Соболевский
Фииффи щёлкнула пультом и музыка зазвучала. Мелодия показалась ей самой обыкновенной и несколько примитивной. Инструменты казались знакомыми.

— Вам не нравится чувствовать себя женой? — улыбнулся капитан не менее мило.
 
— Нравится, — призналась Фииффи, с притворной застенчивостью опустив глаза. — Я была замужем множество раз именно потому, что мне это по душе. И не отказалась бы побывать в роли благопристойной супруги снова.

— "Множество", это сколько? — судя по блеску в глазах капитан заинтересовался темой.

— Семьдесят восемь, — Фииффи махнула рукой, словно число произнесённое ею не значило ничего особенного и не стоило заострения на нём внимания. — Для той общественной системы, внутри которой я провела большую часть жизни такое количество замужеств далеко не предел. Брак в нашем обществе длится ровно три года, ни больше ни меньше. Затем расторгается в обязательном порядке, срок строго регламентирован нормами. Продление законом не предусмотрено, а внебрачные связи предосудительны.

— Странные нормы... странное общество... — капитан хмыкнул. — Впервые слышу об институте семьи с регламентированным сроком брака. У такого положения вещей вероятно существуют причины?

— Моногамия подавляет в человеке личность, — Фииффи пожала плечами, рассказывая без особой увлечённости, — полигамия, напротив, даёт стимул к развитию. Это общеизвестно, доказано исследованиями социологов и опытом поколений. В обычном традиционном обществе муж с женой наскучивают друг другу как любовники и партнёры через три-четыре года семейной жизни, но наличие совместных детей не позволяет семье распасться. Жёсткие условности закостенелых культур подавляют в человеке свободу выбора, но в случае с нашей культурой всё не так. Наша раса — раса бессмертных, а потому наше общество исключительно. В социуме, где люди не умирают, рождение детей случается крайне редко, во избежание перенаселения и связанных с этим неминуемых социальных катастроф. В результате типичная для традиционных культур моногамная семейственность становится пережитком, излишеством — вредоносным и даже опасным. Не удивительно, что мы изобрели инструмент, который обезопасил нас от браков длинною в жизнь.

— Ваша раса — раса бессмертных? — переспросил капитан. — Я не ослышался?

Фииффи утвердительно кивнула. Она не собиралась скрывать, не видя причин для этого.
 
— Как вам удалось такое? — блеск в глазах капитана выдавал его интерес. — Как вы добились бессмертия?

Фииффи рассказывала, словно между прочим. Она выкладывала не таясь:

— Мы вычленили код старения в человеческом ДНК и сломали его. Наука билась упорно и долго над решением этой проблемы. Цивилизация затратила колоссальный ресурс, но оно, без сомнения, того стоило. В конце концов учёные-генетики добились успеха. И вот я стою перед вами, — Фииффи улыбнулась и пошутила: — обыкновенная трёхсот семидесяти шестилетняя каиссианка. — Она очаровательно улыбнулась, её цветущая молодость и красота восхищали. — Но, как видите, я совсем не стара, не только внешне но и физически. Стою на своих двоих, не изрыта трупными червями и почти уверена, что ничего подобного, по причине старости, со мной никогда случится.

Фииффи помолчала с минуту, поразмыслив над чем-то, и задала вопрос:

— А разве вы, ваша раса, не добились бессмертия, подобно нам?

— Добились, — капитан кивнул, но без особого энтузиазма, — однако мы пришли к этому иным путём. Наше бессмертие более относительно и менее абсолютно, нежели ваше. Вы вершина, вы совершенство, абсолютный успех на этом пути, мы в сравнении с вами, словно первый неуклюжий шаг. Мы производим клонов в биореакторе, а затем воссоздаём себя с их помощью, перенося ментальную основу личности из состарившегося тела, уготованного к утилизации, в созданное искусственно. Проще говоря, мы меняем тела.

Музыка на минуту стихла: композиция кончилась и началась следующая. Фииффи поморщилась, мелодии чужой цивилизации были ей не по нраву. Плавные и слишком медленные в её представлении, синтетически правильные и лишённые духа импровизации.

Фииффи пощёлкала пультом, высветив в воздухе голографическое меню. Перебрала с десяток синглов, прослушивая по две-три секунды начало каждого, и остановила выбор на самом ритмичном.

— Вам нравится быстрая музыка? — спросил капитан.

— Люблю танцевать! — загорелась Фииффи.

— Тогда я вас приглашаю... — он поднялся из-за стола, ожидая от неё того же.

— Я буду танцевать с привидением? — Фииффи сделала большие глаза.

— Поверьте, вам понравится, — капитан таинственно улыбнулся, — это весьма забавно...

Фииффи кивнула с готовностью. Она отодвинула стул, неспешно встала из-за стола и прошла в центр зала вальяжной плавной походкой.

Капитан направился следом. Подойдя, он протянул ей руку, в качестве приглашения к танцу.

— Ну, раз вы настаиваете... — проронила Фииффи, не понимая, что он задумал. И протянула руку навстречу.

Капитан сделал быстрый короткий шаг и коснулся её руки своей.
 
Фииффи вздрогнула. На этот раз он не был иллюзией, капитан был во плоти. Притянув её ближе сильным движением, он закружил партнёршу в стремительном танце.
 
— Я способен на метаморфозы. Меняюсь в зависимости от увлечённости тем объектом, с которым общаюсь, — признался капитан, держа Фииффи за талию и прижимая к себе.

Он был силён и властен. Но аккуратен в обращении с тем хрупким и трепетным объектом, который представляла из себя его партнёрша. Настоящий мужчина, Фииффи ценила таких.

— Значит, вы мною увлечены? — удивилась она, одаривая капитана самой обворожительной из своих улыбок.

— Я увлечён процессом общения, — признался тот, положив вторую руку ей на спину. Затем качнул её туловище назад и вернул на место.

— Но от процесса общения до увлечённости самим объектом расстояние невелико... — сказала Фииффи в форме предположения, придавая взору максимум томности.

— Меня зовут капитан Амбициус, — вдруг представился капитан и вскружил её лёгкое тело головокружительным вихрем. — А вас зовут Фииффи, что значит сойка-пересмешница. Звук вашего имени подражает птичьему пению.

Фииффи молчала, очарованная танцем, музыкой и вкрадчивым голосом капитана. Её голова шла кругом, а тело и воля отказывались сопротивляться. Она была готова к капитуляции.