Люди не ангелы

Борис Комаров
               

Иногда вижу его на автобусной остановке у Центрального рынка,  иногда у городского сада. Сухонький старичок смотрит на меня  влажными, будто бы смородины после дождя, глазками из-под козырька линялой кепки, хочет, видимо, поздороваться, но не решается. И я не здороваюсь. Делаю вид, что не знаю старика.
Вроде бы должны сглаживаться с годами человеческие огрехи и спотычки, ан нет. Не сглаживаются. …Чем-то он напоминает мне   покойного отца. Может быть поношенным фисташковым пиджаком или давно не видавшими гуталину ботинками? Может… В старости люди, как детстве – все схожи.
Но что я знаю о своём отце? В деле ведь познается человек, в работе. Со всех сторон выказывается. Строгий индикатор – дело людское. А по разнице годов наших, по молодости лет, не довелось мне с отцом поработать.
А вот с этим стариком, с Никандром Фатеичем Уховым, а попросту Никандрой, случилось. …Давно это было, так давно, что не всё и упомнишь.

Не стукнуло мне тогда ещё и тридцати. Был горяч и жизнь принимал такой, какой видел. Не взирал на чины! И когда собрался поступать в аспирантуру местного института, то вручило мне начальство характеристику  преинтересного содержания. Работник, мол, добросовестный, с острым чутьём нового, но есть и   недостаток: излишняя прямота. Она-то, собака такая, и мешает принимать нужные решения по некоторым вопросам…
Помню я те вопросы, а особенно насчет директорских подвижек по устройству своей родни. Много её оказалось на комбинате, так много, что и не определишь, где кончается: в бухгалтерии или возле   проходной.
Сильно потрясла меня та характеристика, даже растерялся! Здесь, в производственной сутолоке, разобраться не могу, а еще в науку лезу!
И, изрядно похудев от дум, подался я в таксопарк, где, по словам сродного брата, водители гребли  деньги  лопатой и ведать не ведали о каких-то сложных умственных заковыках.
Но водителем меня  туда никак не брали… Кадровичка так и сказала:
- Диплом мешает! Государство учило-учило, а ты - в таксисты… Механиком - пожалуйста!
Ну и Бог с ним! Главное, в таксопарк попасть, а там перейду куда надо.
И стал я контрольным механиком. Дело знакомое. Довелось мне   в армии и помеханичать, и начальником контрольно-пропускного пункта побыть.
А на проходной таксопарка тогда «вершились» значительные подвижки: двугривенный сбор со всяк отработавшей смену машины механичья братия внедряла.
Искру того веяния посеял Левка Быков: здоровенный, подстать своей  фамилии, мужичина. Хоть поросят об него бей! Руки у Левки были пухлые, как варежки и когда он здоровался, то вяло совал навстречу свой дутыш: жми, мол, коли хочется! Тигра, одним словом,  ленивая, а не Лев. …А высмотрел он ту экономическую искру в столице: в одном из тамошних таксопарков.
И пошло дело. Если кто-то из таксистов забывал кинуть двадцатчик в установленную в дежурке кружку, Тигра недовольно кряхтел, постукивал карандашиком по кружке, а то и гневно потрясал ею. Даже в свои выходные приходил надзирать за  ушлым почином. И не мало ведь серебрушек скапливалось за дежурство: червонца на три.
Но если возле проходной появлялся начальник ОТК или руководство повыше, кружка немедленно пряталась, а карандашик начинал тревожно барабанить по стеклу абразуры, предупреждая водителей об опасности.
Те проделки были мне в новинку, рассказывал бы о них долго, но ведь механиком-то стал не ради механичества! Пора бы и в таксисты переходить. И перешел, благодаря главному инженеру предприятия Тарасу Зиновьевичу Прокопенко. Человеку незаурядному и по-своему замечательному. Куда ни глянешь в таксопарке – везде его рук дело. А про единственную в городе мойку легковых машин и говорить было нечего. Чудо техники!   
Повздыхал Зиновьич, повздыхал и уступил моей просьбе. Да ещё и к директору сходил: замолвил словечко. Пусть, мол, порулит, а понадобится – назад отзовём!
Живую работу таксиста я полюбил с первого же дня и потерять её боялся. Нет, не в деньгах дело, доход-то таксистский на лукавстве стоит, тут другое! Человека ведь везешь, судьбу его строишь. Да-да! Не успел куда пассажир – всё! Годом потом  не наверстает ту промашку. А то и жизнью!
И буквально через две недели случилось то, что вспоминается в последнее время. …Как увижу того старика, так и вспоминаю: умер Харитоша, бригадир слесарей.
                *   *   * 
Сказать, чтобы Харитоша был горьким забулдыгой – грех великий. Ну, попивал, конечно, закладывал за воротник, но чтобы к асфальту припасть, такого не было.   
А в тот злополучный праздник, в Первомай, в день, когда самым большим начальником в таксопарке был диспетчер производства, /и как раз Никандр Фатеич Ухов/, Харитоша не рассчитал. Перебрал.
И Никандр Фатеич, уловив меня, норовившего выскочить во вторую смену на линию, заискивающе шепнул:
- Отвези Харитошу домой! Директор нагрянет проверять, а он того…
И сам Никандра был навеселе, но бодрился. Подпихнув бригадира в салон моей «волжаны», поправил галстучек  и опять побежал в реммастерскую. Производство-то в парке непрерывное.
Крепко тяпнул нынче Харитоша, ох, как крепко! Поди, с Никандрой и отметили праздник, да диспетчер порасчетливее.  Вполовину пил.
Русый чуб свалился Харитоше на глаза и если бы не оглушительный храп на заднем сиденье, то сразу и не поймешь, спит пассажир или задумался.
Это сейчас, когда въедешь в микрорайоны, шапка спадет от многоэтажек, а тогда их было всего две-три. Но каких! Рядом с огромным пустырем они казались небоскребами. …Где же тут живет Харитоша?
Но Харитоша молчал. И как не будил его: и за плечо тряс, и голову запрокидывал в сторону домов – бесполезно! Ни в одном из них не хотел он признавать свой. Лишь однажды молвил: «Давай, брат, гони!» и опять завалился на сидушку.
А день аж звенел от весны и, казалось, вот-вот развалится на куски и усыплет ими не только нас с Харитошей, но и весь город.
А может, его назад в гараж отвезти? Человек ведь он, не скотина на земле валяться. …Развернулся и помчал в таксопарк.
А Быков как раз на проходной и дежурил. Торчал себе в амбразуре огромного окна и поглядывал на ворота. Справа от него тикали штамп-часы для отметки путевок, слева стояла кружка для монет.
- Что, - полюбопытствовал, - сломал машинёшку? – И довольно заржал.
Нравилось ему, когда таксисты съезжают с линии. Помурыжит бедолагу, да и вытянет из него пару рублей за снисхожденье к поломке. Много приемов было у Тигры.
- Не я сломался, - отвечаю, - Харитоша! …Повез домой, а он  расквасился! Пусть полежит у вас в каморке, очухается малость.
Скуксился Быков и затих в углу дежурки. Поди, принялся пересчитывать содержимое заветной кружки. А я вытащил Харитошу из такси и взгромоздил его на стулья в комнате отдыха механиков. Была тогда такая комнатка рядом с дежуркой.
Потом заскочил к Тигре:
- Поглядывай на него! А то упадёт на пол и расшибёт башку…
И опять умчал на линию, да где-то часа через полтора, оказавшись неподалёку от таксопарка, вспомнил о Харитоше. Как он там? Тигре ведь и через губу не переплюнуть, не то, чтобы о ком-то позаботиться.
А тот, как сидел возле заветной кружки, так вроде бы и с места не вставал. Будто бы прилип к табуретке. Заглянул к Харитоше: и тот в прежней позе. Сговорились, что ли?! …Кинулся ближе, а он словно бы не живой!
- Левка, - крикнул, заскакивая в дежурку, - ты Харитошу проверял?!
Молчит Тигра, морду к амбразуре отвернул и молчит. Видел, чай, Харитошину немощь, да от вечной своей неохоты не побежал бить тревогу. Поберегся от волнений.
Минут через двадцать примчалась «Скорая», поелозила колёсами, норовя приткнуться поближе к каморке, и увезла Харитошу то ли в больницу, то ли в морг. А я принялся давать объяснения подоспевшему к тому времени милицейскому лейтенанту.
Да, забыл ещё помянуть! Перед тем как явиться следствию, дернул меня кто-то за рукав куртки. А это Никандр Фатеич и оказался.
Был тогдашний Никандра много бойчее нынешнего, но орлом все одно не глядел. Забежит, бывало, ночной порой глянуть, что на проходной творится, да и напомнит, как бы мимоходом, механичьей смене:
- Вы уж тут не выпивайте! Ругает  начальство… А ты, - обычно говорил мне с укоризной, - зря на такси собрался! Работай, куда поставили, да цепляй, что мимо плывет! Глядишь и скопишь на легковушку.
       А на дерганье-то за рукав была у Никандры своя причина.  Напился ведь Харитоша на работе, на глазах у диспетчера производства. На него теперь все шишки и свалятся.
- Ты уж, - вымученно обронил, - скажи, что его на улице   подобрал! Вот и привез на проходную. …Все одно уж сейчас, не вернешь.
Да, не вернешь… По ту сторону добра и зла был сейчас Харитоша. Но ты-то, Никандра Фатеич, почему такой?! Не убьют ведь тебя начальники: смотри жизни прямо в глаза!
…Прибежал следующим днём на смену, а на проходной, чуть повыше механичьей амбразуры, пришпилен тетрадной листок: умер   Харитон Петрович Березин. Сердце подвело. Просим оказать помощь!
А таксистская помощь известная: рубль в жестянку. Левкину кружку механики спрятали от греха подальше, а жестянку из-под чая приткнули на самый вид. Санька Зубов сейчас дежурил. Он и следил за сбором денег на последний Харитошин путь:
- Прошляпил Берёзу! – поддел Санька, завидев меня. Такой уж он был, Санька-то, добродушный мужик, но и поддеть может. – Да ладно, ладно, - успокоил, сознавая ненужность обычных шуток, - не журись!  …Рассказал Никандра, как было дело. И директору  доложил. Поматерился тот, потом говорит: «Ладно, что не в гараже напился, а то бы я вам...» - и Санька хлопнул кулаком по столешнице. 
               
И прошли с тех пор годы. Кого-то встречал потом из таксопарковских на своём пути, кого - нет. Жизнь ведь мудрый чудотворец. …Тигру встречал. Сам ко мне приходил.
Работал я тогда на должности совсем иной, на руководящей. И предприятие было другое. И когда турнули Левку из парка, то постучался он в дверь моего кабинета: хочу, мол, под твоим начальством помеханичать! Общий хлебушек когда-то ели… 
Не взял я его на работу. За тот самый общий хлеб и не взял. Сильно наелся его когда-то.
…И хоть уровняет нас скоро земля: ни досад, ни обид не будет - Никандру Ухова замечать не хочу.   
Вот он, тот Первомай, и сейчас, как на ладони! И Харитоша в центре её.