Жанна всегда считала, что все эти поиски плюсов в дерьмовых ситуациях – для слабаков и неудачников. Пока ее саму жизнь не заставила переехать и поменять работу. Привыкать к маленьком городу после столицы было сложно. С другой стороны, тут было собственное жилье – унаследованная от тетки квартира, дешевые цены на продукты, да и новую работу получилось найти почти сразу – да, с копеечной, по сравнению с предыдущей, зарплатой, но все же.
Жанна была, что называется, не жадная, но домовитая. Да, финансовая подушка у нее была хорошая, размером со средний матрасик. Но сорить деньгами при непонятном завтра она не собиралась. Поэтому и вернулась в собственную квартиру, чтобы не платить за съем; поэтому и работать начала сразу, как позвали; поэтому и за продуктами ходила не в супермаркет и даже не на рынок к местным перекупщикам, а старалась отовариваться, что называется, из первых рук, прямо у местных производителей. Для этого откопала дядин велосипед в старом сарае и гоняла на нем по ближайшим селам. Там тоже были рынки – с ценами намного ниже городских. А, учитывая, что ей не нужно было тратиться ни на топливо, ни на фитнесс – выходил чистый профит. Чуть позже, раззнакомившись с продавцами ходовых товаров, Жанна вообще предложила им схему: приезжать к ним утром, в рабочий день, и покупать у них продукты дешевле, чем в выходной на рынке. Поскольку ее работа начиналась с 10, она все успевала.
В среду и пятницу у Жанны был молочный день. За этим товаром она ездила к Надьке. Надька была плюс-минус ее возраста, но уже тронутая временем и тяжелым трудом полненькая, говорливая женщина. Пока Жанна расплачивалась за творог, сметану, молоко, упаковывала купленное в дорожную сумку, Надька успевала несколько раз предложить купить у нее яйца (Жанна покупала в другом селе, дешевле), рассказать все местные сплетни, пожаловаться на жизнь. А жизнь у Надьки всегда была полна приключений. Выгоняя корову утром в череду, Надька обязательно видела соседку-ведьму, возвращающуюся с ночной охоты. Забирая детей из садика, встречала то черную кошку размером со свинью, то ворону размером с индюка, с тяжелым, внимательным взглядом человеческих глаз. Однажды Надька ее перекрестила, а та рассмеялась басом. Возвращаясь из магазина в полдень, Надька видела, как по дороге катится колесо, при этом ни людей, ни машин видно не было. Колесо катилось, подпрыгивало, а следа от него на дороге оставалось! И тени у него не было! А в последний раз вообще случилось немыслимое: вечером Надька зашла в коровник, проверить перед сном что и как, а там на корове сидела огромная, с орла, летучая мышь. Надька не растерялась, схватила метлу и принялась ту мышь гонять… Мышь улетела, но успела цапнуть Надьку, и та с гордостью показывала Жанне забинтованную руку.
– Это ж бешенство может быть, – равнодушно-участливо сказала Жанна. – Вы бы к врачу обратились, что ли!
– Да здоровая она как бык, так мышь, какое еще бешенство! – замахала руками Надька. – Какой врач! Муж вон опять по бабам своим поехал, весь дом только на мне!
Жанна покивала, посочувствовала и рванула в город, работать. Купленное она или успевала забросить домой, или складывала в общий рабочий холодильник. Правда, с ней из-за этого пытались ругаться местные тетки, но Жанна тоже была не робкого десятка. Некоторые коллеги уже не раз намекали ей начать продавать купленное, и Жанна все чаще начинала думать о новой карьерной ступени. Почему бы и нет? Кататься ей нравится, особых усилий не нужно прилагать, потенциальные покупатели вот… Торговала же своим Светка их бухгалтерии – но у той было дорого и не особо вкусно. Именно Светка громче всех ратовала за раздел холодильника и необходимость изгнать из него чужачку, именно из желания подгадить ей Жанна была готова ставить минимальную наценку на продукты. С другой стороны, коллеги тоже были не очень, и делиться с ними, пусть и за деньги, не очень хотелось. Из-за копеек улыбаться, разговаривать, наверняка выслушивать претензии о качестве товара… В общем, Жанна все колебалась.
Осень уже чувствовалась в воздухе, из-за легких заморозков от опадающего листья пахло молодым вином. Но было еще светло, когда Жанна выехала из дому. Она вдруг с грустью подумала о том, что на позднюю осень можно будет купить водонепроницаемый плащ себе и яркие фонари на велосипед, а вот зимой, вероятно, придется с поездками завязать. По крайней мере, до весны. Да, ей не будет хватать этого утреннего променада, когда город и трасса еще абсолютно пусты, когда ты летишь – словно птица, и можно воображать себе разное, забыть про скандальную Светку, нудных теток з отдела, тупых нюнь-поставщиков, которые постоянно что-то путали, но исправлять не собирались, только жаловались и пытались свалить вину на нее.
Город был маленький, и заканчивался он быстро. За ним яркими полосами тянулись посадки, упиравшиеся в лес– словно ручьи стекались в озеро. Но лес шел направо, а в село нужно было поворачивать налево. Дом Надьки стояла на крайней от полей улице.
Оказавшись на месте, Жанна затормозила, ловко спрыгнула с велосипеда. Как обычно, пошла она через огород. Надька сама показала ей короткую дорогу к коровнику. Собаки Жанну уже знали, а потому не бросались, только выходили из будок, потягиваясь, лениво тявкнуть и махнуть хвостом, как бы поздороваться. Но в этот раз они из будок не показались, видимо, проникшись к ней новым уровнем доверия.
– И ладно, – пробормотала Жанна. – Не очень-то и хотелось.
Надьки нигде видно не было. Значит, она еще доила корову. Жанна пошла в коровник. Там было темно и странно тихо.
– Надя! – позвала Жанна. Никто ей не ответил.
– Нааадь! – неуверенно и тише повторила Жанна.
Ее глаза привыкли к темноте, и она заметила, что у противоположной стены шевелилось что-то огромное, плоское. Жанна почувствовала, что волосы на голове начинают медленно шевелиться. Наверняка это была Надька. Сама упала или инсульт – или корова ударила – такое тоже с ней было, и не один раз, Надька рассказывала сама. И теперь Жанна несколько секунд мучительно соображала, что ей делать. Бежать звать на помощь? Но кого? В доме были только пятеро детей, мал мала меньше. Муж Надьки опять был в разъездах. С соседями, насколько Жанна знала, Надька не ладила. По всему выходило, что нужно было оценить ситуацию, узнать причину падения, а потом уже решать, что делать. Звонить ли в скорую, звать ли соседей, попытаться довести ли до кровати… Возможно, удастся привести Надьку в чувство, и та сама расскажет, какой вариант для нее лучше. Но следовало торопиться: рабочий день Жанны никто не отменял, а обстановка в коллективе была такая, что опоздания ей бы не простили.
Жанна осторожно подошла к пятну – и тут же отпрянула.
У стены лежала не Надька, а ее корова. Точнее, то, что от нее осталось. Она была еще жива, страшно вращала глазами, силилась что-то сказать на своем, коровьем языке – но только пускала слюну. Все ее огромное когда-то тело было искусано мелкими и крупными зубами, а сама она, в другие дни лоснящаяся и жирная, была какая-то высушенная, словно под шкурой кроме выпирающих костей ничего не было.
Жанна зажала рот руками, попятилась, зацепилась ногой обо что-то и упала, завалилась навзничь, прямо в испачканную солому. Тут же вскочила, обтрусилась, как могла, вытерла о солому испачкавшиеся руки. На улице скинула куртку, завязала узлом, сунула в корзину велосипеда. Что бы тут не случилось, отсюда надо было валить, и делать это как можно быстрее. Вот только ехать в одном свитере по такой холодине был не вариант. Нужно было раздобыть верхнюю одежду. Решение пришло мгновенно. У Надьки в другом сарае всегда висели куртки, она их постоянно переодевала. Там была своя, сложна система: куртка для посетителей и покупателей, куртка для погреба, крутка для курятника, куртка для коровника, куртка для огорода, куртка для теплицы…
В сарае с куртками тоже было темно. Жанна нащупала на стене выключатель, щелкнула им, но свет не появился. Жанна вздохнула и осторожно, наощупь прошла вперед.
И только теперь, в кромешной тьме сарая, она поняла, что не так было с селом. Не шел дым из труб – не топились печи, не гавкали собаки, не мычали коровы, не звенели ведра у колодцев. Село, обычно такое деятельное и шумное по утрам, сегодня словно вымерло. Это городе мог проспать, не услышав будильник, – в деревне обязательно уже возмущались бы животные.
Нужно было подбирать куртку и валить, причем максимально быстро. Но и тут Жанне не повезло.
Первым висело длинное пальто, отдаленно похожее на советскую шинель. Нет. Полы запутаются в колесах или цепи, она убьется. Следующей висела куртка, жутко короткая, но широкая. Тоже не вариант. Дальше висело несколько совсем тонких круток.
А потом начиналась темнота. Жанна достала телефон, включила фонарь, одной рукой подсвечивала себе, а другой рылась в куртках. Это было сложнее, чем двумя руками. Ничего нормального снова не попадалось. Наконец Жанна наткнулась на в меру плотную и не особо длинную куртку. Сойдет для сельской местности! Правда, висела она под толстым слоем разной одежду. Жанна попыталась ее вытащить, но у нее не получилось. Жанна решила не церемониться и принялась сбрасывать ненужные куртки на землю.
Вдруг позади почудилось движение. Жанна тут же обернулась, обводя помещение дрожащим светом фонарика.
В этом сарае Жанна никогда не была. Вдоль стен там стояли большие, даже на вид тяжелые ящики – наверное, для зерна. Пылились набитые чем-то мешки, сложенные небрежной кучей. На стенах висели на гвоздях какие-то старинные ни вид деревянные грабли, что-то вроде расчески, но большое, сита разных размеров. На одном из мешков лежали, сложенные крест-накрест, две кошки. Они словно усохли, хотя в пятницу Жанна видела их вполне живыми и здоровыми, толстыми, лакающими молоко.
Руки Жанны задрожали. Прыгающий луч фонарика скользнул по стенам, по полу, выхватил в темном углу фигуру. Надьку Жанна узнала не сразу. Та была бледной, распатланной, с окровавленным ртом, заляпанным кровью платьем. Руки у Надьки тоже были в крови, земли и перьях.
Надька, на миг застывшая в луче фонарика, отмерла, оскалилась, зашипела и кинулась на Жанну. Последняя всегда гордилась своей природной худобой и хорошей спортивной формой. Но на это раз Надька оказалась в разы быстрее ее. Пока Жанна сделала свои два шага до двери, Надька в три прыжка подлетела к ней, ухватила одной рукой за волосы, другой за плечо, с огромной, нечеловеческой силой рванула назад, в сарай. Секунда – и Жанна лежала на полу, а Надька сидела сверху, придавив ее телом, зафиксировав коленями. Глаза Надьки светились в темноте, словно она была кошкой. Жанна не увидела, но во тьме сарая скорее угадала распахнувшийся рот, блеснувший белизной. Зубы у Надьки были в отличном состоянии – крепкие и острые.
– Помогите, – прохрипела Жанна, прекрасно понимая, что никто ее не услышит.
Страшно лицо начало медленно опускаться над ней. Жанна максимально отвернулась, только в последний момент сообразив, что так открывает горло.
На Жанне был свитер из теплой плотной шести, с высоким горлом. Прокусить его до конца тварь не смогла, заерзала, принялась сосать, словно младенец, замычала разочарованно. Жанна рванулась, умудрившись чуть приподнять это ледяное, весящее, кажется, целую тонну тело. Выскользнула, оставляя в руках твари свитер. Та несколько секунд задумчиво жевала его, потом, сообразив, что добыча вырвалась тонко, возмущенно заверещала.
Но Жанна не стала дожидаться продолжения концерта. Она пулей вылетела из сарая, схватила велосипед и, не разбирая дорог, побежала с ним в руках подальше от этого страшного места.
Но у дома она невольно замедлилась, перешла на шаг, вспомнив про детей Надьки. Да, вывезти их отсюда она не могла. Но бросить?.. Нужно было что-то сделать, но что? Постучать и попытаться предупредить их об опасности? Или, забив на все, спасать себя?
Жанна, конечно, была эгоисткой, но не настолько. Бросив велосипед, она рванула к двери. Но до цели не дошла, застыла, сделав всего несколько шагов.
Из окна на нее смотрели Надькины дети – бледные, с мертвыми цепкими глазами. Увидев ее, они зашипели, кубарем кинули к двери – как были, неодетые, окровавленные, с раненой шеей и красно-черным ртом в запекшейся крови. Жанна заорала и рванула обратно к велосипеду, понимая, что не успевает никак, что их слишком много… Но секунду спустя, услышала тонкий визг и оглянулась. Дети, по-животному вереща, перепрыгивая друг через друга, друг друга отпихивая, пытались всунуться в дом. От их мертвенно-белой кожи шел пар.
*
На работу Жанна приехала на такси – и почти вовремя. Когда она вошла, все замолчали и посмотрели на нее внимательно, с подозрением.
– А где молоко? – после паузы просила Таня. – Творог, сметана?
– Нет, – лаконично ответила Жанна, надеясь, что ее голос не дрожит.
– Что, без хабара вернулась? – насмешливо поинтересовался Макс.
– Я не ездила сегодня, – ровно ответила Жанна. В ее душе вскипала дикая злость против этих сволочей, зачем-то внимательно изучавших ее расписание.
– А почему? – деланно-участливо спросила Таня.
– Проспала, – соврала Жанна хрипло. – Вчера на ночь таблеток от простуды напилась, будильник не услышала.
– Болит что-то? – настороженно спросил Макс.
– Наверное, докаталась, горло болит и голова, – деланно-спокойно ответила Жанна. – А что? Что-то случилось? С чего такой допрос?
– Карантин там, в селе, – ядовито сказала Светка. – Типа бешенства нашли. Закрыто на въезд и выезд, всех проверяют.
– Не слышала, – ответила Жанна, пожав плечами. Внутри ее колотило.
Чесалось и пульсировало укушенное горло. Голова была тяжелой, морозило, словно при очень высокой температуре.
– Хреново выглядишь! – с сочувствием сказала Вера.
– Есть такое, сейчас немного поработаю и отпрошусь, наверное, чтобы вас не заражать.
Жанна медленно прошла в свой темный угол. Раньше ее бесило, что ей досталось самое плохое место в комнате, пусть она и была новичок, но ведь самый квалифицированный работник среди них, как ни крути! Тем более, работавшая до нее на этой должности Людка сидела возле окна, и Жанна должна была получить должность вместе с местом. Но нет, ушлые коллеги подсуетились с пересаживанием, пока на работу брали нового человека. А сейчас это полутемное место ее ой как радовало. А вот свет раздражал, от него начинали болеть голова и резать глаза. И Макс сидел напротив нее. Обычно он ее бесил: самоуверенный, нагловатый мальчик, возомнивший о себе бог знает что. Но сегодня Жанна готова была простить ему все: от него пахло как-то удивительно приятно, тепло. Жанна только теперь заметила какие у него хорошие руки. Небольшие, с толстыми пальцами и тремя длинными четкими царапинами с пятнышками подсохшей крови. Такие руки хотелось облизать, прокусить, собрать губами темные, наверняка очень вкусные капли…