Один поселковый абориген предложил халтуру по электричеству. Тот, который всегда под кайфом, с ярко выраженным героиновым носом. У него ещё жена на элитную шмару похожа, и у сына — квадратная голова и задержка в развитии. Хотя, это очень странно. С такой головой только корни квадратные и извлекать...
Сам то этот любитель белого порошка — столичный перец, а дом ему по наследству от деда с бабкой достался.
Его дед был правильным таким эстом, настоящим. Всю войну прошёл младшим офицером в рядах немецкой армии. Но потом осознал, покаялся, почувствовал момент, проникся и вступил в партию. И стал в нашем лесопункте начальником и парторгом.
Он начальником моего отца был. Они вдвоём последние партбилеты сдавали после развала СССР. Со слезами на глазах, конечно же. Раньше они часто вдвоём по всяким партийным конференциям и собраниям ездили. Потом отца привозили оттуда готовым, прямо вусмерть, как бревно. Особенно после съездов партии и пленумом. В нашей многодетной семье жутко эти съезды не любили...
Рабочий наш посёлок в деле перепить кого, мог любому населённому пункту СССР фору дать. К нам со всей Эстонии на экскурсии ездили, чтобы посмотреть на лужёные глотки трудящихся, которые за сельпо, особенно после зарплаты и аванса, валялись штабелями. Место за магазином называлось «Зелёный ресторан». Жёны за мужьями с садовыми тачками ездили, но я сейчас о другом.
Так вот, в субботу с утра починил этому папуасу сначала розетку в доме, потом глянул на барахливший регулятор подогрева пола в бане и под конец взялся заменить на улице фонарь светодиодный.
И вот я стою на табуреточке возле дверей и делаю своё дело. А наркоша возле сарая пьёт кофе и явно ждёт кого-то.
Вскоре подъезжает старенькое Ауди 6, и оттуда выходят двое: мужчина и женщина. Скорее всего, муж с женой. Я пытаюсь прислушаться к разговору, но разговаривают они очень тихо. Удаётся только разобрать, что мой халтурадатель с них ничего не возьмёт. За спасибо им всё отдаёт.
Договорившись, все втроём заходят в сарай и начинают оттуда таскать тяжёлые картонные коробки, которые грузятся в авто. Забив полностью багажник и задние сидения, гости сообщают , что они быстренько смотаются в соседнюю деревню, где у жены есть дом, разгрузятся там и приедут за остальным. Хозяин соглашает.
Погрузка происходила с такой конспирацией, словно они наркотики грузили. Перешёптывались постоянно, переглядывались, смотрели по сторонам. На время даже прекращали движуху, когда мимо проходил ещё один местный имбецил — сын бывшей бухгалтерши. Живёт сейчас на мамашину пенсию, которая уже давно девятый десяток разменяла.
И так меня всё это действо заинтриговало, что я не выдержал и напрямую спросил, что это они такое тяжёлое грузили, и не нужна ли помощь?
Абориген на минуту растерялся, но потом взял себя в руки и посмотрел мне прямо в глаза, после чего открыл одну из коробок, предварительно посмотрев по сторонам, не наблюдает ли кто за нами.
Я чуть на задницу в лужу не сел от неожиданности. В коробках был Ленин, полное его собрание сочинений.
— Сам понимаешь, какое сейчас время. Дома такое держать нельзя.
Ели сдерживая смех, я понимающе кивнул головой, после чего спросил.
— Продал?
— Нет, бесплатно отдал.
— Помощь китайским и корейским товарищам? — решил я пошутить, но он шутку не понял.
— Возможно, что-то можно было бы и заработать, но нет времени вникать в вопрос.
Вскоре Ауди вернулась, и остатки Ленина были загружены. А я поехал домой, ломая голову над тем, зачем кому-то понадобился Ленин...