Шестое прощание

Аля Кружинина
Ночь, свет луны, нет четкости, только силуэты людей и вещей во мраке.
Комната маленькая, размером с большую двухспальную кровать и две тумбочки. Вокруг кровати по ковру разбросаны четыре легкие кроссовки вперемежку, две пары джинсов, белая майка, рубашка в клетку, парео, белые носки. В сером кресле в дальнем углу темная спортивная сумка, у окна - распахнутый светлый  чемодан размера "ручная кладь", на торчащей из него металлической ручке лифчик и трусики. На окне колышется тюль, но свежий горный воздух не проникает внутрь - сдается перед терпким и удушливым комнатным: ее духов, его пота, белых хризантем, сандалово-ванильной свечи и секса. Сдается и вылетает назад в приоткрытое окно.
На кровати раскинулись двое. Точнее, раскинулся один, разбросав широко руки и ноги. Вторая лежит на боку, свернувшись клубком, и, то ли сквозь сон, то ли перебирая глазами комнату, бормочет себе под нос:
- Господи, господи, господи…

- Не спишь?
- А ты?
- Что тогда не будишь?
- Вообще нет. Вообще не спала. А ты?
- Не знаю. Сбился, какой раз мы прощаемся.
- Шестой.
Не меняя позы, он считает, глядя в потолок, рукой перебирая кудряшки на ее затылке:
- Третья весна. Три осени. Три года, как мы расстались.
- И снова. Как необычно совпало: «…где встреча вечнейшая кончается навек…».
- Красиво. Иди ко мне.
- Неа. Ты читал?
-:Читал? Почему ты спиной. Положи голову на подмышку.
- Потом. Читал? Это Цветаева «Приключение». Я тогда подарила тебе. Первый раз тогда прощались. Давно. Неужели три года?
- Три? Что ты бормочешь. Повернись.
- Думала, последний. Тогда просто прощались и все. Без продолжения. Подарила на прощание. Синенькая такая. Читал? «Пока живешь — все хочешь — всего. Но это Жизнь, а нынче — Смерть…». Я в Академию поступала – читала на вступительных. И до сих пор.  Уже как будто мое, внутри живет… Значит, это должно было случиться...
- Отлично. Тогда и я так.
- Что? Ну, нет, нет. Ну, не отворачивайся. Давай прижмемся крепко. Забейся в мои впадинки.
- Всё. Нет.
- Пожалуйста, вернись. Вот я уже повернулась. Ну, где мои ресницы? Где мои…
- Не хочешь, как я, не буду, как ты.
- Детский сад.
- Пусть.
- Штаны на лямках.
- Нет штанов.
- Смешно. Ну, что ты дуешься.
Он дуется. Потом резко встает.
- Ну вот. Ты куда?
- Курить.
- Ну вот, а так все хорошо начиналось. Портишь нашу последнюю встречу.

Он внимательно смотрит на нее, потом нашаривает под одеялом трусы, одевается, подбирая на полу свою одежду.
- Даже попрощаться не можешь по-людски.
- С тобой? С тобой никак по-людски. Никак и никогда. Никогда. Каждый раз и все сначала.
- Теперь все.
Пытаясь открыть, он гремит балконной дверью и не слышит ее.
- Подожди, я с тобой!
- Голая?
- Прямо так.
- Нет. Оденься.
- Нет. Голая. Я не нравлюсь тебе? Не замерзну.
- А если там люди?
Она, как есть голая, выглядывает в окно и кричит:
- Люди!
- Как хочешь.

Он выходит на балкон, она следом:
- Ты понимаешь, каждая встреча может быть последней. Ты не знаешь, когда, но она должна запомниться. Вдруг сейчас именно та. Дай мне.
- Ты не куришь.
- Как же хорошо здесь. И водопад. Слышишь? Хотя осенью лучше. Осенью... Осенью листья цветные… Правда?
- Страшно, если совсем последний. Да?
- Обними меня. Холодно.
- Оденься!
- Нет. Вот так.
Она пятится, упирается спиной, чувствует его и сливается всем телом.
- Вот так. Крылышками обними. Под крылышки. Вот так. И сигарету дай.
- Ты не...
- Просто твою. Стой! Выдохни мне в волосы. Вот так, да, и в шею. И в ухо… Хочу всегда пахнуть тобой. Так не страшно. Теперь дай.

Театрально берет сигарету, вставляет в приоткрытые губы, но неумело вдыхает и кашляет, как маленькая лиса, заставляя его улыбнуться и крепко стиснуть ее в объятьях.
- Смешная. Моя малышка – извращенка.
- Ты дрожишь. Хоть оближу. Тут губы твои.
- Не порти. Дай докурю.
- Да-да, на. Говорят, сигареты успокаивают. Не дрожи.
- Замерз с тобой.
-  Что? Что? Не ври.
- Замерз.
- Что? Повтори!
Под ее игривое «што-што-што», он докуривает, выкидывает с балкона сигарету и тянет за собой в комнату.

- Идем. Идем.
- Нет, не сейчас, постой, прижмись ко мне сильнее. Постоим. Мне... Нам надо...
- Идем.
- Постоим.
- Пойдем.
- Хорошо же здесь.
- Пойдем!
- Ну, иди! Я не хочу. Я побуду.
- Ты опять?!

Выходит, стукнув балконной дверью, и тут же возвращается:
- И три года назад так же!
- Т-с-с! Слышишь - голоса какие-то? У водопада?
- Вот опять? Ты снова за старое?!
- Я не издеваюсь! Это ты! Мучаешь меня. Не мог обнять меня. Я книгу любимую подарила, чтобы как раньше вместе, без меня читал – вспоминал! А ты даже не подумал читать! Подарил какому-то! Какой-то той... Вот и читай с ней теперь!... Как ты мог тогда!?

Она выходит с балкона в комнату, зажигает настольную лампу, надевает лифчик.
- Что? Твой подарок подарил? Вот как ты обо мне думаешь?!
Она молча натягивает трусики.
- Бесишь, как ты бесишь!
Он мечется по комнате, не замечая углов и мебели:
- Сама все испортила. С тобой невозможно! Ты... Где ключ? Дай ключ!
Она что-то припоминая:
- Подожди. Ну перестань, ну перестань.
- Дай ключ.
- Нет. Хорошо, давай спать.
Видишь, я выключаю свет.
- Дай ключ. Я не уйду. Я похожу там, покурю и вернусь.
- Нет. Пожалуйста, перестань.
- Где ключ?
- Не дам.

Он всматривается в нее, потом падает навзничь на кровать, чиркает в темноте зажигалкой и прикуривает.
- Ты забыл? Тут пожарная сигнализация.
- Да будет так. Пожарники меня заберут от тебя.
- Может так и лучше.
- Дашь ключ – тогда перестану.
- Пусть приходят.
Он курит и только огонек во мраке. Она вздыхает, снова раздевается и ложится рядом с ним. Два силуэта на кровати.
- Не уходи, пожалуйста. Дай обниму.

Он молча курит в ответ.
Она поворачивается к нему лицом, смотрит, опершись на локоть, аккуратно вынимает сигарету у него изо рта, кончиком языка облизывает его губы, касается ресниц, отворачивается, тянется с кровати до тумбочки и кидает сигарету в стакан с водой.

Внезапно он обхватывает ее сзади, и, не давая повернуться, прижимается, заполняя все ее впадинки:
- Привет!
- Привет. Я выхожу замуж. Осенью.
"Но я могу и... Если ты... Оставь меня себе" -  не говорит она.
- Поздравляю. Осенью?

И вместо ответа во мраке начинают кружиться силуэты вещей.