Именинный пирог вызвал в душе Гордеева полузабытые воспоминания о годовщине бракосочетания с Евгенией.
В тот день бывшая предложила ему отведать похожее блюдо, с похожей надписью. Поэтому не на шутку возмутившись посетившему его ненадолго эффекту дежавю, в выборе слов для характеристики предложенной ему именинницей выпечки он проявил ещё достаточную сдержанность, когда от него можно было ожидать всего.
При виде пирога Рудаковский пуще прежнего вцепился в ножку стола, словно та была его закадычным другом. И не сводя с него испуганного взгляда, весь затрясся от ужаса.
Придя на именины с целью сделать Чеховой предложение, Вовка никак не мог выбрать подходящий момент для воплощения своей цели в реальность. И стоило ему приблизиться к имениннице с намерением заявить о своих «чувствах», как к нему тут же начинал лезть с различными поручениями Лобов-старший, предлагая то разложить закуску по свободным тарелкам, то «зашить» начиненного гуся, то помыть зелень для салата и прочее. Словом, ни минуты покоя.
В конце концов, плюнув на все, едва высвободилась свободная минута, Вовка отправился на кухню, где став напротив зеркала с намерением отрепетировать вступительную речь, пригубил для храбрости коньяка.
Выпивка порой помогала ему справиться с собственной неуверенностью, по-другому общаться с девушками на отвлеченные темы он не мог. И умудрившись перестараться с речью, он уронил кольцо в тесто пирога, откуда позже тщетно пытался вычерпать его ложкой. Ювелирное украшение скользило по дну миски, и сколько не ковырялся Рудаковский в тесте, вытащить оттуда кольцо было нереально. Тогда оставив это занятие в покое, и отложив в сторону испорченную ложку, он стремительно покинул кухню, искренне желая, чтобы это кольцо не попалось Гордееву.
Заметив, с каким бледным выражением лица взирает Рудаковский на принесенное Чеховой блюдо, Смертин поинтересовался причиной его трепетного состояния.
Невольно упомянув про обручальное кольцо, тот поспешил взять себя в руки, чтобы не сболтнуть одногруппнику лишнего, но словно не ожидая услышать от него ничего другого, Смертин только усмехнулся в ответ, догадавшись о его тяжелом положении безо всяких подсказок.
— Кажется, я понял, что произошло, — отозвался он, хлопая приунывшего одногруппника ладонью по плечу. — Ты уронил кольцо в гуся? Я прав?
Ещё побледнев, Рудаковский хотел возразить. Да, он действительно его уронил, но не совсем в гуся, пусть и сути дела это не меняло. Что же касается самого Смертина, то невероятно обрадовавшись, что в этот раз его догадка оказалась верной, не дав даже слово вставить одногруппнику, тут же затараторил вполголоса скороговоркой:
— Кольцо в гусе, гусь в утке, а утка в зайце, но заяц никогда бы не пошёл на такое, будучи трезвым!
— Да ну, тебя, с твоими шуточками! — обидевшись, Вовка отвернулся от него, никогда ещё не попадая в столь дурацкую ситуацию, однако стоило ему встретиться взглядом с «новоиспеченной» парочкой Гордеева и Чеховой, как вспомнив о своих опасениях, он снова затрясся от страха.
— Да, ладно, чего ты кипишуешь?! — поспешил успокоить его Толик, проследив, куда был устремлен его взгляд. — Что же ты мне раньше не сказал, что хочешь Лерку закадрить? Я помог бы тебе, чем мог. Хотя мне почему-то кажется, что против Гордеева у тебя ни малейшего шансов…
Ничуть не успокоившись от слов одногруппника, а даже наоборот, ещё больше начав переживать, как бы его планы не обнаружились раньше времени, да ещё таким нелепым образом, Рудаковский лишь отчаянно закивал в ответ, отказываясь от его помощи. Он сам разберется с Чеховой и точка! Тем более они дружат с самого детства. Это у Гордеева против него нет шансов, а не наоборот!
Только Смертин был уверен в обратном, оценивая его положение как по-настоящему тяжелое. Тем не менее, даже из такой ситуации, по его мнению, можно было выйти победителем. Просто для этого надо было приложить кое-какие усилия, а там глядишь, проблема сдвинется с места и все наладится.
— Уже не знаю, что делать, чтобы привлечь её внимание, — сдавшись, пожаловался ему Рудаковский. — И ботинки новые купил по твоему совету, и костюмом запасся, — потрогал он руками ткань, словно пробуя её на прочность, — а она все равно на меня ноль внимания. Не действует твоя технология!
— Погоди ныть, Пинцет! — отрезал Толик, пытаясь убедить его в обратном. — Все ещё можно исправить. Ты рано сдаешься.
— Но каким образом? — недоумевал Вовка.
— Надо пустить в ход тяжелую артиллерию.
— Я не совсем понимаю о чем ты, — развел руками Рудаковский, у которого от одного упоминания военной терминологии начинала идти кругом голова.
— Для подобных случаев у меня всегда имеется с собой один важный галстук, — загадочно отозвался Смертин, и только сейчас обнаружив, какими серьёзными были намерения одногрупппника по отношению к Чеховой, решил ему подсобить, вытащив из-за пазухи мужской аксессуар для торжественных выходов.
— И в чем заключается его «важность»? — осторожно поинтересовался у него Рудаковский, осматривая этот предмет со всех сторон. — По-моему, галстук как галстук. Твоя методика вряд ли сработает.
— Да, на первый взгляд, это обычный галстук, — согласился с ним Толик, разворачивая сей аксессуар, — но если присмотреться к нему повнимательней… Видишь? — указал он ему на надпись.
— В этом и есть вся его суть.
— Что это? — спросил он, рассматривая галстук, внизу которого было вышито цифрами «25 см».
— Пинцет, я передаю тебе свой предмет аксессуара, который помог мне в свое время завоевать Вику Алькович, — приглушенным голосом обратился к нему Толик, и не беда, что написанное не совсем совпадало с действительностью. — Надеюсь, он поможет тебе построить счастливую личную жизнь с достойной спутницей.
— Да ты с ума сошел! — смутился Вовка, быстро сворачивая этот галстук. — Думаешь, с Лерой это правда сработает?
— С Викой же сработало!
— Но Лера — не Вика. Для неё важна романтика и серьёзные поступки, а не какие-то там сантиметры… — От последних словах Рудаковский стал совсем пунцовым, не веря, что это он разговаривает с одногруппником на столь откровенные темы.
— Романтика романтикой, Пинцет, но физическую близость тоже никто не отменял, — возразил Толик, — особенно если дело идет о любимом человеке. Так что не надо недооценивать этого фактора. Тем более заметь, я не предлагаю этот галстук ни Новикову, ни Глебу. Фролову, понятное дело, он уже не нужен. Жена у него и так есть. А что касается тебя, дружище…
— Да брось ты! — отмахнулся от него Рудаковский, не веря в действенность его способа. — Что с галстуком, что без него, я не нужен Лере ни в каком виде… Ты только глянь, как она на Гордеева смотрит!
— Не выдумывай! — отмахнулся от него Смертин. — Бери, пока дают, потому что я могу и передумать.
— Думаю, все же это плохая идея, — пожал тот плечами, не зная, как отказаться от такого подарка. — Лера и на новый мой костюм не особо обратила внимание, а ты суешь мне в руки этот галстук… Он погоды точно не сделает.
— Я даже больше скажу, ты можешь появиться перед ней только с ним одним. Без костюма. Полностью обнаженным. А одежда после увиденного вам и так будет не нужна. Лично я так и сделал, устроив для Вики сюрприз, и как результат, мы давно с ней встречаемся. Так что дерзай, и не смей отказываться от моего подарка, — сунул он этот галстук ему снова в карман, — а то останешься за бортом.
Заметив, как эти двое о чем-то переговариваются между собой, то и дело косясь на Чехову, Алькович не выдержала и вмешалась в их спор, чуть не разрушив их планы.
— Мальчики, о чем вы там шепчетесь? — поинтересовалась она, опираясь на плечо Толика.
— Да так, Вик, ни о чем! Серьёзные мужские разговоры, — поспешил он уверить её в обратном, отвлекая внимание пассии от своего галстука.
— Все с вами понятно… Ну, что ж, общайтесь себе дальше, «серьёзные» вы наши, — кивнула она им с улыбкой, тут же отворачиваясь от них и принимаясь за еду.
Запротестовав в ответ, Рудаковский хотел отказаться от всученного ему галстука, но уже было поздно.
Продолжая отчаянно жестикулировать, он едва не смахнул на пол свое блюдце с пирогом, и только тогда вспомнив о нависшей над ним угрозе разоблачения, с опаской покосился на Гордеева, весь сжавшись от охватившего его напряжения. Но тот, словно специально задавшись целью продлить мучения своего студента, прежде чем отведать выпечку, ещё долго вертел блюдце в своих руках, недоверчиво изучая его со стороны.
А когда поставил его обратно на стол, попросил у Чеховой чайную ложечку. Есть руками это подгоревшее "чудо" мужчина отказывался, без особого энтузиазма принимаясь за нехитрое лакомство, которым не рискнул бы угостить даже дворовых собак, околачивавшихся вокруг больницы.
Ухватившись обеими руками и ногами за ножку стола с чувством самой пылкой благодарности, Рудаковский внимательно следил за каждым движением заинтригованного куратора.
А что если его кольцо попадется именно ему?! Он боялся даже представить все последствия подобного стечения обстоятельств, не говоря уже обо всем остальном.
Вовка не хотел подставлять Чехову, но конкретно в данной ситуации получалось так, что теперь он подставлял совсем другого человека, который если и заслуживал на особую месть, то явно не такую.
Понимая, что в этот раз он погиб окончательно и безвозвратно, притихнув и ненадолго забыв о спрятанном в боковом кармане его пиджака галстуке «для важных переговоров», Рудаковский стал ждать, что произойдет дальше.
Олегу Викторовичу, на удивление, выпечка понравилась. До момента, пока ему не попался свадебный «подарок» приятеля Чеховой.
Продолжая расхваливать перед Гордеевым на все лады кулинарные способности приемной дочери, мужчина с такой силой надкусил кусок пирога, что едва не лишился передних зубов, вовремя остановившись в своей инициативе. Застыв подобно каменному изваянию с пирогом в руке, Лобов-старший достал изо рта кольцо, с недоумением покосившись на свою находку.
— Пап, не делай из еды культа, — насмешливо бросил ему Глеб, отодвигая в сторону свое блюдце, дабы не повторить отцовского «подвига».
Ещё неизвестно, что могло попасться лично ему, хотя сколько он помнил, сам он туда ничего не бросал. Тем более какие-то обручальные кольца. Захотел бы сделать предложение Чеховой, давно бы вручил его ей напрямую, так и не притронувшись, в итоге, к этой выпечке.
Рудаковский сидел за столом ни живой, ни мертвый, трепеща перед Лобовым-старшим как осина на ветру. Валерия была готова сгореть от стыда за допущенную кем-то оплошность.
Насколько она помнила, то ничего такого в тесто не кидала. Только если кто-нибудь из присутствующих не задумал разыграть её… столь глупым и пошлым способом. Но на почерк Глеба это было непохоже.
Она понятия не имела, откуда взялось в тесте это дурацкое кольцо. Зато о пути его происхождения был хорошо осведомлен Рудаковский, у которого на грани страха разоблачения настолько помутилось в мозгу, что если бы его и заставили рассказать всю правду, он все равно бы не смог ничего ответить, потеряв на мгновение дар речи.
Крепко вцепившись в ножку стола, он только дергался от ужаса, переживая, как бы кто-нибудь из присутствующих не догадался, чьих рук это было дело. К примеру, тот же Толик, который и так был теперь в курсе его неприятностей в личной жизни. Так опростоволоситься мог только он, не иначе! А ведь попадись это кольцо, к примеру, Денису Чехову, то зубов мог лишиться и брат Чеховой. А досталось Олегу Викторовичу.
И словно взбешенный, что все произошло именно таким образом, а не иначе, мужчина не знал, на кого ему следовало нападать в первую очередь, чтобы устроить хороший выговор: на Чехову, конкретно оплошавшей сегодня перед всеми в ранге лучшего повара, или сына, который втихомолку посмеивался над ним, несмотря на то, что самому ему на тот момент было далеко не до смеха.
Однозначно, это не его проделка. В противном случае Глеб повел бы себя по-другому, не став так открыто издеваться над собственным отцом. А так, по сути, своим смехом он поддержал чужую выдумку, не рискнув проделать что-то подобное из-за риска нарваться на жесткое наказание.
Осталось только найти этого смельчака, рискнувшего подсунуть ему это дрянное колечко, пусть сам он был давно женат, и совместная жизнь с такой супругой, несмотря на её махинации с фармацевтическими контрактами, его вполне устраивала.
Движимый решимостью признаться, наконец, в своих чувствах имениннице, воспользовавшись временем, отведенным ему для произнесения тоста, Гордеев внезапно поднялся с места и повернувшись к сияющей от счастья Валерии, громко продекларировал:
— А теперь, доктор Чехова, дайте, я вас поцелую, чтобы хорошенько распробовать, что же такое семейке Лобовых досталось!
Глеб свирепо посмотрел на куратора, не разделяя его взгляда по этому поводу, и ощутив его взгляд почти на физическом уровне, Гордеев сделал ему замечание:
— А ты не ревнуй! Александру Николаевичу можно!
— Горько! Горько! — завопил отовсюду народ, аплодируя в адрес новоиспеченной «парочки».
Это был замысел Шостко, которой никак не удавалось найти себе кавалера. Группу «поддержки» ей составили Алькович с Капустиной. Остальные занимались черт знает чем, кидаясь друг в друга остатками именинного пирога. Исключение составил один Вадик Левицкий, который стащив под шумок со стола две бутылки дорогого коньяка, тут же спрятал их в свой дипломат под ногами.
В подобной обстановке сцена с гордеевским признанием выглядела крайне нелепо и даже смешно, но успев к тому времени достаточно принять на грудь, «светиле» она почему-то такой уже не казалась.
Заручившись поддержкой пьяной аудитории, после завершения речи Гордеев притянул Чехову к себе, и совсем забыв о том, что за столом сидел её несовершеннолетний брат, у всех на виду приложился к её устам французским поцелуем.
Не спуская глаз с этой парочки, Рудаковский инстинктивно потянулся рукой к своему карману, где был спрятан галстук Смертина, и, не сумев простить подруге детства прилюдной «измены», старался больше не смотреть в её сторону, напрочь забыв о своем кольце.
Глава 35
http://proza.ru/2024/03/17/733