Судьбы человеческие

Вадим Елесин
  Еврейское местечко как явление имело место быть в нашей истории.

  Это небольшое поселение, с преобладанием еврейского населения, протянулась от стран Прибалтики до Бессарабии, по всей Восточной Европы.

  Расцвет местечек пришелся на конец 19-го и начала 20-го веков.

  Как правило в еврейских местечках люди проповедовали ортодоксальный иудаизм, вели благочестивый образ жизни, занимались ремеслами, торговлей, создали свой своеобразный мир.

  Жизнь еврейских местечек отображена в произведениях писателей, художников, таких как Шалом Алейхем, Марк Шагал и многих других.

  В ходе Первой Мировой, Гражданской и Второй Мировой войн и Холокоста привели к тому, что еврейские местечки как явление перестали существовать. Люди стали покидать родные места и особенно молодежь в поисках лучшей жизни.

  Я не случайно начал свой рассказ с небольшого экскурса в историю еврейского местечка.

  В самом начале моей иммиграции в Канаде, а именно в 2000-ом году, уже через 2 недели после приезда в Торонто, я нашел работу, а может быть это тот случай, когда работа нашла меня, в клинике физиотерапии в нашем русскоязычном районе North York.

  На начальном этапе моей трудовой деятельности, не требовалось никаких специальных лицензий и разрешений, что несомненно требовало времени, чтобы их получить.

  Контингент клиники физиотерапии был совершенно разный. От молодежи 20-25 лет до людей преклонного возраста.

  Буквально на первый или второй день моей трудовой деятельности, в клинику пришел симпатичный, пожилой мужчина, невысокого роста, очень улыбчивый и доброжелательный. Ну настоящий Божий одуванчик!

  Шел он бодренько, без палочки. Любезно поздоровавшись спросил меня по-русски.

  -Что-то я раньше Вас здесь не видел. Вы здесь недавно?

  -Совершенно верно. Я всего 2 недели в Канаде,- ответил я.

  Старичок с удивлением посмотрел на меня и мы познакомились. Звали его Шлёма.

  В Северной Америке принято ко всем обращаться по имени независимо от возраста и это никого не смущает.

  Раза 2-3 в неделю проходили наши встречи-визиты в клинику. Во время процедур со Шлёмом говорили обо всем: о погоде, хоккее, просто за жизнь. С каждой нашей встречей между нами как бы росло доверие друг другу, какая-то симпатия.

  Как-то я спросил его - А как Вы попали в Канаду и когда?-

  Мне показалось, что Шлёма не услышал мой вопрос. Взгляд его был устремлен куда-то вдаль. Мне показалось, что он даже улыбнулся немного, видимо вспоминая что-то очень дорогое для него. И как бы нехотя, не торопясь он начал свой рассказ.

  Жили они всей семьей в небольшом еврейском местечке в Польше, на границе с Западной Белоруссии. Жили-поживали как и везде, как во многих сотнях, а может быть тысячах вот таких местечках.

  В 1939 году началась Вторая Мировая война, Германия вторглась в Польшу и бои пока шли на Западе, а здесь на востоке пока было тихо. В их местечке стояла небольшая воинская часть Красной армии.

  В тот ясный осенний день начала сентября на небольшой площади в его родном местечке собрались практически все кто проживал там. Посередине площади стоял небольшой грузовик, полуторка по нашему. Какое-то необъяснимое чувство тревоги и неопределенности витало где-то в воздухе. К грузовику подошел офицер Красной армии, залез в кузов, чтобы его было видно и слышно всем и громко произнес.

  -По договору между Советским Союзом и Германией воинские части нашей армии должны покинуть эту территорию. По новому договору эта территория будет принадлежать Германии. Сегодня это последний грузовик, и Красная армия уходит на Восток. Если есть желающие, то могут уехать вместе с нами. Мы сюда не вернемся. Через несколько дней здесь будет немецкое командование. Если есть желающие, могут уехать сейчас вместе с нами.

  Вся площадь стояла и не двигалась. Желающих не было. Ну кто , вот так сразу покинет родной дом, семью, родных, близких!

  Ну, а если сюда придут немцы, что они нам сделают плохого!

  Желающих ехать не было. Командир похлопал ладонью по крыше кабины и скомандовал.

  -Иванов, заводи мотор, поехали!

  Машина скрепя рессорами сдвинулась с места и в этот момент, какая-то неведомая сила подтолкнула Шлёму, он в два прыжка подбежал к грузовику, двумя руками ухватился за борт машины и мигом перемахнул в кузов.

  Люди стоявшие на площади, раскрыв рты, наблюдали за происходящим. Машина медленно шла вперед, и кто-то опомнившись вдруг крикнул.

  -Шлёма, прыгай назад! Ты куда?

  Он стоял в кузове вместе с командиром и двумя солдатами с винтовками через плечо. Полуторка скрепя рессорами медленно набирала скорость, объезжая рытвины и ухабы, двигалась на Восток.

  Шлёма стоял в кузове во весь рост и махал рукой на прощание своим родным, которые медленно как в кино, удалялись все дальше и дальше, пока вообще не скрылись за поворотом в клубах дорожной пыли.

  Он не мог знать, да и не дано было это знать, что видел он своих родных, родственников, своё родное местечко в последний раз.

  Что ждало юношу 14-15 лет отроду? Скитание по стране, затем начало войны в июне 1941 года. Эвакуация. И оказался в Ташкенте.

  С какой теплотой он вспоминал то время. Долгими зимними вечерами, за кусочком свежевыпеченной лепешки, у теплой печки, пели песни, рассказывали всякие истории.

  Сколько писем написал домой и все без ответа.

  Не знал, да и не мог знать всю страшную правду, что случилась там, в его родном местечке.

  Закончилась война. Настал мир. Уже можно было свободно передвигаться по стране. И как бы не было ему хорошо, но тянуло домой , к родным и близким которых не видел и не было никаких известий более 6 лет.

  От его родного местечка не осталось и следа. Вся родня, родственники и односельчане все сгорели в печах Освенцима, Майданека, Треблинки и других лагерях смерти.

  Помотался по разбитой Европе, и подался в Канаду, куда и прибыл в 1950 году.

  И суждено нам было встретиться в начале 2001 года.

  Наши встречи со Шлёмом закончились, я еще какое-то время там проработал, в надежде снова увидеться, затем поменял место работы и больше мы не виделись.

  Судьбы человеческие….)))

  P.S. В дальнейшей моей профессиональной практике случалось встречаться с пожилыми людьми, у которых на руках были номера. Дети Освенцима.

  Это совершенно разные чувства, когда видишь черно-белую кинохронику времен войны и когда перед тобой сидит очень пожилой человек с номером на руке.