подставь ладонь
под капли льдистых слёз
и слушай:
в них вздохи, чаянья,
в них кто-то очень грустный
признается в любви,
простит измену;
утраты горечь в них
и радость перемены,
и ласка нежная,
и краткости мгновенья,
и свежесть чувств,
и чудо превращенья,
и несказанное –
к чему наше моленье;
за каплей капля мы –
где наше воскрешенье?...
под крышей веранды сделан сток-жёлоб, чтобы вода не лилась на доски,
по которым мы идём с улицы к крыльцу;
жёлоб выведен в палисадник;
конец марта, пригрело солнышко и зазвончали пока ещё робкие капели на снежный сугроб, подтаявший на солнце и покрытый блестящей ледяной тонкой корочкой;
кое-где по краям и в серединке она или ещё только растёт или немного подтаивает – очень истончилась и больше похожа на замысловатый узорчатый орнамент;
притронешься – всё рушится;
там, где капель падает, - глубокая тёмная расщелина, пропасть,
а вокруг – солнечный блеск и звон;
вода, в особенности текучая вода, всегда завораживает, заманивает,
кружит голову, тем более весенняя – сколько же в ней движения!
потом придёт буйное половодье, бешеная и неукротимая водная стихия подопрёт под самые берега и, кажется, вот ещё чуть-чуть и смоет нашу улочку, дома, Чёрную речку, - что останется?
захолонёт сердце от такой воды и очень даже не по себе становится;
но это будет потом, а дальше – следующими днями, речка придёт в себя, успокоится, стихнет, мирная и ласковая;
вброд перейти на «тот» берег, накупавшись, упасть в песок и долго-долго смотреть на мерцанье-блики на воде, и пусть ветерок, такой же ласковый и тёплый как и вода, обвевает тело…
это – потом, это – дальше, а пока – выйти на улицу…
дорогу бульдозер прочистил, по обочине – гребни-горы, в которых к каждому дому прокопан проход;
гребешки, выступы, что расположены под прямым углом к солнцу, сильно подтаяли и превратились в острые игольчатые ели-стрелы и странные фантазийные пики, не похожие друг на друга;
подсели снега за гребнями, особенно там, где пока ещё скрыты канавы, а шум текучей воды уже слышен;
подсели, подтаяли сильней, отстранились снежные наплывы от заборов и палисадников;
дорога – в малых и больших ручейках и ручьях;
побольше – в колеях, поменьше – вдоль всей дороги;
но все вместе ручейки ещё разбегаются, набираются талой воды и потому можно свободно шагать в валенках с калошами по дороге и наблюдать течение весенней воды;
в многочисленных течениях – мир необъятный;
плывут, несёт талая вода крупинки, крошки всякого мусора, образует малые запруды и заводи, и вновь и вновь пробивает себе дорогу к большой воде;
снег-лед, по которому и в котором текут ручьи, самых разнообразных оттенков:
серый, светло-синий, зеленоватый, лимонный, почти белесый, голубой;
структура его тоже многообразна:
крупитчатый, аморфный бесструктурный, обломчато-глыбчатый, льдисто-оскольчатый, пластинчатый…
мутный и прозрачный…
и над капелью с крыш, над ручьями-льдистыми снегами, надо мной –
голубая небесная чаша и блещущее солнце…
и звон, звон, звон…
капель…
на Дубовой горке снег с южной стороны крыши дома сползал самостоятельно, а с остальных трёх сторон, с сеней, крыльца и сарая, я его сбрасывал;
это была не работа, а удовольствие;
работа начиналась внизу;
со всех сторон дома и пристроек надо было снег откинуть от стен и прокопать канавы, чтобы вода не заливала подпол;
особенно снега было много со стороны сеней – снег с крыши и с самих сеней;
снега – под самую крышу;
я выкапывал траншею шириной более метра и глубиной до самой канавы;
образовывались «Гималаи», снег бросать ещё выше не было сил, приходилось его перекидывать за два раза;
самое замечательное было то, что сколько-то снега оставалось на крыше, и он таял, капли падали прямо мне за воротник; фуфайка промокала напрочь; но так как я работал изо всех сил и был горячей горячего, то мне это нравилось – быть под весенним душем;
надо было только попервоначалу приноровиться-притерпеться;
кидаю, кидаю снег, сил нет, передышка, остановлюсь;
на восточную сторону – Старая горка, Казарменный гребень, Лысые горы, ещё вовсю снежные, и неба – голубая чаша и солнце – бескрайнее,
и капель – звень, звень, звень…
улица Толстого;
снега больше, чем надо;
снег со двора и с крыш – в огород; я там тоже воздвигаю «Гималаи»;
нашему семейству самая радость, когда с досок лёд собью, они оттают,
солнышко пригреет, от досок пар, и как же приятно к бане по парному настилу идти – весна, весна пришла, дождались!
Людмила крылечко открытое вымоет, отскоблит начисто-набело, усядемся мы семейно да и слушаем капель…
лужица по капелью постоянно волнуется, брызги летят, сверкая в солнечных лучах; сама лужица похожа на курочку-наседку, которая вот-вот вывела цыплят и, беспокоясь-тревожась, машет крыльями, и звонко кудахчет:
где вы, где вы, где вы…
капель…капель…капель…
в Точильном не всегда успеваю со всех пристроек скинуть снег, кое-где, обычно над одним из дровников снег остаётся а свободное таяние; вот уж там капель буйствует!
днём – сумасшедшее таяние, ночью – морозец; образуются большие ледяные глыбы с провалами-ущельями. которые я потом выворачиваю, освобождаю постройки от снежного и ледяного плена;
в Точильном, странность и удивительность, образуются большие тяжёлые сосульки, мерцающие и переливающиеся радужными цветами;
узорчатые и сверкающие – жаль трогать и разрушать;
через мостик дорога к остановке в горку, а нам навстречу – ручьи,
на обочине гребни снежные-ледяные таковы, что в рост Людмилы;
девяностые годы; зарплату уже сколько месяцев не платят;
деньги остались только на хлеб и наскребли на автобус в Точильный и обратно;
день солнечный и очень весенний; поработали всласть, покидали снег и с крыш, и откинули от стен, и по дорожкам прошлись;
пора и домой:
-может пешком пойдём, сэкономим на шоколадку?
-пойдём!
и пошли мы в ласковом тепле весеннего солнышка,
а по дороге ручьи- ручьищи;
мы и не рассчитывали, что пешком пойдём, да и сапог у нас резиновых тогда не было; вымокнем? но ведь не сахарные, не растаем…
идём, синички звенькают, лес оживает, снега – чистейшие – блещут,
дорога – снег, вода и лёд; ноги тонут в ледяной каше; не идём, а бредём,
а всё же так хорошо – весна самая что ни на есть весенняя:
солнечная, голубая и звонкая…
устали, очень устали, промокли насквозь, но на шоколадку сэкономили;
дома нас девчонки ждали; честь по чести разделили шоколадку на четверых и пили чай – вкуснее чая и шоколадки той нет и не будет;
и не было лучше тех бегущих, звенящих ручейков по дороге,
и капель, та лесная капель, хотя мы её и не слышали, - с нами…
дома – солнышко над горой,
солнышко в окна,
голубые звончатые небеса и -
капель…
звон…звон…звон…