Верочка

Игорь Катанугин
(Уважаемая администрация сайта «Проза.ру»!

Надеюсь, публикация картин известных художников (или фотографий) в качестве иллюстраций, оживляющих подачу материала, не будет считаться нарушением - ведь я УКАЗЫВАЮ ФАМИЛИИ ХУДОЖНИКОВ (обычно - в конце текста)! Это - общепринятая практика на всем просторе интернета!..

В крайнем случае - если руководители сайта сочтут это недопустимым - прошу просто УДАЛИТЬ КАРТИНКИ - либо известить меня, и я сделаю это сам!..

С уважением, Игорь Катанугин)



ВЕРОЧКА


    Предисловие. Историю эту рассказал мне один мой друг; он лично всё это видел, слышал, участвовал, был одним из действующих лиц в ней… Имя друга я позволю себе не приводить… Почему пишу все это лично я сам, а не он? – Так удобнее, так лучше, тактичнее, так рассказ прозвучит более бережно, безобидно, позволительно… Друг сам попросил меня об этом – переложить эти его впечатления на бумагу, но так, чтобы «и концов не найти», чтобы ни к каким конкретным людям никто бы не отнес эти строки…

Тем не менее, все сказанное ниже – правда, одна лишь правда, и ничего, кроме правды – ручаюсь за это на Библии… Писать буду от первого лица – от лица моего друга…

Заранее прошу прощения за тяжелый, очень печальный характер ниже изложенного… Менее всего хотел бы кого-то задеть, поранить – менее всего, честное слово…

 Конечно же, всё это было не у нас – но далеко-далеко – в тридевятом царстве, в тридесятом государстве, в 2000-энном году…

Помоги, Господи! Защити, Архангел Михаил!

(конец предисловия)


...Хотя уже была середина сентября, день стоял воистину летний - солнечный, теплый чуть ли не до жары, и даже к вечеру все ходили в легкой летней одежде... Я стоял во дворе ее дома и разговаривал с ее матерью, вернее, в основном просто слушал ее мать - такая роль мне отводилась - просто слушать (и во всем соглашаться - молчаливо предполагалось всегда...)... Верочка то уходила в глубь двора, то снова и снова подходила к нам, как будто для того, чтобы что-то сказать или спросить у мамы, но на самом деле она как бы украдкой смотрела на меня - с каким это дядей разговаривает на этот раз ее мама?


    Я тоже сразу же обратил на девочку мое внимание... Она была одета в легкое светлое летнее платье, светлая шляпка на голове - как носили в
девятнадцатом веке - сразу же подумал я; да и вся эта девочка, ее
бледненькое, как мне помнится, какое-то необычное, чем-то
неуловимо-необыкновенное личико - все в ней показалось мне тоже как
будто из далекой старины - совсем не из нашего времени... И каким-то
родным - глубоко-глубоко родным...

Так Верочка смотрела, смотрела на меня и вдруг сказала: "А Вы не зайдете к нам в гости?".. Тут ее мать тоже сказала: "Заходи" – сказала, просто повторив приглашение девочки... Так я впервые зашел к ним домой - по сути и даже по форме по приглашению Верочки...


    Они - Верочка и ее младший брат Олег - еще немного погуляли и тоже
пришли домой, и мы стали смотреть по маленькому портативному DVD одну старую сказку… Сказка на самом деле очень хорошая, по-настоящему смешная (вспоминаю - там Царевна -лягушка была, возможно, так и называется...); мы оба с Верочкой от души смеялись, мы общались, просматривая фильм - общались почти без слов, но от этого ничуть не менее глубоко и ...сказочно-чудесно... Я испытывал чувство давнего-давнего глубокого родства с этой девочкой, которую видел впервые, и знал - знал также совершенно несомненно, что и она чувствует то же самое, просто не может выразить это в словах...


    Потом - немного погодя - Верочка сказала: "А Вы не проводите меня
завтра в школу?" Тут ее мать отвлекла чем-то меня, не дав мне ответить
(потом я убеждался снова и снова, что это ее стиль - подумаешь, девочка
что-то там спрашивает, что-то хочет?); и так, она не дала мне ответить,
и вдруг я услышал позади меня - оттуда, где сидела Верочка - горькие,
потрясающие душу рыдания...

По щекам девочки ручьями текли слезы - поверьте, это не преувеличение! - Ее бледное личико, еще совсем недавно выражавшее такую, казалось бы, безмятежную радость, просто светившееся, сиявшее этой столь чудесной, драгоценной, пленительной чистой Радостью - теперь, как-то сразу, мгновенно - и от этого еще более страшно - сразу стало мокрым от слез, которые - я чувствовал это - просто как бы хранились, хранились постоянно и уже давно в каком-то горестном хранилище, и сейчас просто оказались открытыми шлюзы, и вся эта давняя страшная горечь и боль ручьями хлынули наружу...


    Мне было уже 45 лет тогда - а то был день 15 сентября 2000-энного года - день, который я не хотел бы никогда забывать - и мне, можно, пожалуй, сказать, уже многое довелось повидать, испытать в жизни на тот момент; но я был просто потрясен той совершенно не детской глубиной горя, которые я несомненно почувствовал в тех потрясающих всю мою душу рыданиях девочки - и в ее причитаниях: "Меня никто не любит! Меня никто не любит! Меня никто не любит!"

Забегая вперед, могу сказать - с огромной горечью, естественно - что эти по сути самые страшные для ребенка слова - МЕНЯ НИКТО НЕ ЛЮБИТ! - просто совершенно точно, все-исчерпывающе, однозначно выразили саму суть и содержание и вообще все, что происходило и происходит за той дверью, где проживает эта семья, дверью с приклеенными и снаружи, и изнутри иконами Божественной Матери...


    Просто Верочка подумала, что я не хочу отвечать ей, не хочу приходить к ней снова, не приду провожать ее в школу - и эта мгновенная радость встречи и общения с добрым ласковым дядей - когда она подумала, что эта радость уже уходит в прошлое, едва начавшись, - она так заплакала, ибо почувствовала вдруг, что сейчас вот ее снова охватит тот безысходный по сути могильный мрак, выражаемый словами "Меня никто не любит!"

Кстати, в школу Верочка ходила одна - а уже 15 сентября было; она училась в первом классе, и всех - ВСЕХ детей водили в школу родители - всех, кроме Веры ; причем, как позднее сказала  соседка, она видела Веру выходящую с ранцем за плечами из подъезда в начале восьмого! - хотя уроки начинаются в 8.30... И несколько дорог переходить надо до школы, с весьма оживленным движением…


    Итак, - возвращаясь в тот памятный вечер - когда я услышал и увидел
те страшные рыдания, я сразу принялся утешать девочку, и сказал ей: "Конечно, я обязательно приду к тебе завтра утром и провожу тебя в школу, и потом - из школы домой, и мы будем с тобой гулять..." А N.N. ( мать Верочки) только головой качала, удивляясь: "Как это Вы все принимаете так близко к сердцу?"

И я увидел, что - точно - ее, N.N., -эти потрясающие рыдания дочери, эти вопиющие ее слова - "Меня никто не любит!" - ее все это совершенно, абсолютно не трогало - и это также было потрясением для меня - хотя и ранее я чувствовал, что, как говорят, наши сердца бьются врозь, чувствовал совершенную чуждость между моим внутренним миром и душой N.N. - тем не менее, я был потрясен тем, что это на самом деле так - она (N.N.) на самом деле абсолютно, АБСОЛЮТНО ничего не чувствует при виде самых глубоких, просто жутких, страшных слез и переживаний своей дочери...


    Забегая вперед скажу, что потом я столько раз наблюдал совершенно
похожие сцены, совершенно тот же потрясающий плач девочки и совершенно то же мертвенное совершенно нечеловеческое равнодушие N.N. к слезам, к потрясающе горькому плачу дочери, - столько раз, что просто не знаю, что и сказать по этому поводу... Привыкнуть к таким сценам, по моему, нельзя, хотя их уже , пожалуй, не менее сотни я наблюдал - а сколько еще не видел??


    Так, со следующего дня, я начал то, что формально можно, пожалуй,
выразить словом "шефство" - шефство над девочкой... Я приходил по утрам
к их двери , ожидая на лестничной площадке, провожал Верочку в школу,
потом приходил за ней, чтобы проводить ее домой или - если была хоть
малейшая возможность - чтобы просто погулять где-нибудь на улице, в парке, или привести ее ко мне домой (пока еще разрешали мои домашние) и
порисовать, поиграть в шашки, посмотреть какой-нибудь интересный фильм,
что-нибудь поесть, попить... Стоит ли говорить, что Верочка очень
любила это... И любит сейчас, хотя уже давно нет такой возможности -
пригласить ее ко мне домой - хотя я всегда надеюсь на лучшее...


    Мы гуляли по городскому саду; желтые осенние листья устилали дорожки, летали под легким ветерком... Верочка каталась по дорожкам на своем маленьком - не по росту - велосипедике, ее щечки светились розовым, смеющиеся глаза сияли таким светом, такой безмятежной радостью, что все это, вся эта чудесная картина осталась в моей памяти как одно из самых прекрасных, самых дорогих воспоминаний... Она спрашивала меня: "Почему ты такой хороший? Тебя хорошо воспитывали?" - Что я мог ответить?
   

В ту осень было очень много бабочек-крапивниц, они всюду валялись под ногами, почти уже засыпающие, недвижные; и Верочка всегда очень следила, чтобы ненароком не наступить на бабочку; увидев бабочку в подъезде на полу, она бережно брала ее за крылышки и осторожно клала куда-нибудь на подоконник, чтобы никто не наступил... Во всем я чувствовал это незабываемое родство сердец, родство сознания, внутреннего мира между нами...


    Как-то раз - в том же сентябре 2000-энного - вечером - Верочка примеряла дома подаренные ей ранее платья - они явно были ей велики, на вырост - и представляла, что она на балу, танцует,- причем то были движения именно бальных танцев, типа вальса... Вдруг вышла из кухни N.N. и сразу сказала девочке какое-то резкое, хлесткое, обидное слово - не помню сейчас, какое, но такое же жестокое, бесчувственное, ранящее, как удар плети; Верочка сразу же осеклась, бросилась на диванчик-кроватку; так вот, Верочка упала лицом вниз на кроватку и также потрясающе горько зарыдала, сотрясаясь всем телом, и причитая при этом: "Мама меня не любит! Мама меня не любит! Мама меня не любит!"

МАМА МЕНЯ НЕ ЛЮБИТ! Маленькая девочка причитает, горько плача, такими жуткими словами! Девочка примеривает платья, изображая бал, от ранящего слова падает на кровать, сотрясаясь всем тельцем от просто жутко, потрясающе горьких рыданий... А N.N. так же невозмутимо, также БЕСЧУВСТВЕННО, совершенно, абсолютно бесчувственно проходит мимо – ни малейшего желания как-то утешить девочку, не говоря уже о том, чтобы раскаяться и попросить у нее прощения...


    Потом, когда я многие десятки раз снова и снова становился невольным свидетелем точно таких же по сути сцен - только поводы и конкретные обстоятельства менялись - потом я научился просто молчать - молчать, чтобы не быть тут же выгнанным и лишенным права приходить к девочке; но в тот раз я не сдержался и кричал N.N.: "Ты не любишь свою дочь! Ты просто прикрываешься церковью, прикрываешься иконами, которыми ты увешала все стены и двери своей квартирки! Ты предаешь имя и идеалы Христа и Божественной Матери!" Я уже знал, что все подобные слова бесполезны - бесполезны для такого человека; просто не сдержался в тот раз... Где-то через неделю снова я смог приходить к девочке...


    Эти строки набираю на компьютере 30 марта 2000-эн плюс второго года... Не знаю, сколько еще наберу; на один раз уже устал... Знаю лишь, что, если описывать так все, что было за прошедшие полтора с лишним года, - можно толстенную книгу исписать, почти как "Война и Мир" Толстого; и столько боли будет на страницах такой книги, что только Светом и Пламенем Божьим можно залить всю эту великую скорбь и боль...

   Сейчас Верочка несколько изменилась; по-другому реагирует на такое бесчувственное отношение к ней со стороны той, которая носит на себе это великое чудесное слово МАМА... Ее - Верочки - детская душа пытается найти, выработать какую-то защиту, чтобы просто выжить, чтобы не умереть от этой скорби и боли; и так девочка отчаянно пытается внушить самой себе:
"У меня хорошая мама! У меня хорошая мама! У меня хорошая мама!"

Девочка просто отгоняет, всеми своими душевными силами прогоняет от себя все впечатления, воспоминания, которые могли бы еще больше поранить ее; она ищет утешения, забвения, как взрослые иногда ищут забвения в алкоголе или наркотиках ,- ищет приятных впечатлений в чем угодно - в сладостях, в мультфильмах, в общении со сверстниками (она очень любит общение с девочками, да и с мальчиками - в школе, на танцевальном кружке...)... Мне кажется, такая защита хоть как-то, но все-таки работает... Тем более что взрослые, общество до сих пор не предоставили девочке никакой другой защиты...

    (продолжение от 31 марта)

   Помнится, в конце декабря 2000-энного года я сопровождал Веру и Олега в клуб на Новогоднюю елку; потом мы все вместе зашли к нам домой (я живу вместе с родителями)... Там я поставил на DVD один из моих самых любимых фильмов - "Аврора" -  имеется ввиду не одноименный российский фильм, а французский фильм-сказка сравнительно молодого - и я бы сказал, по-настоящему светлого
талантливого французского режиссера Нильса Тавернье (2006 год, Франция);
это чудесная история - хотя сюжет очень стар - как юная принцесса полюбила бедного прекрасного благородного в душе человека - художника в
данном случае, а ее хотели выдать замуж за какого-нибудь обязательно
богатого принца - чтобы поправить пошатнувшиеся (из-за воровства
королевского советника) финансы королевства...

В фильме очень много танца - практически все самое главное, самое как прекрасное, высокое, так и самое отвратительное - выражается там языком танца... Верочка была совершенно захвачена этим фильмом, а просмотрев его, попросила меня поставить этот диск снова, достала из сумки свое новогоднее платье - длинное, белое воздушное - как раз для бального танца – надела его и стала повторно смотреть сказку, повторяя по ходу фильма все танцы принцессы Авроры...   

Потом, уже в этом, 2000-эн плюс втором году, Верочка снова смотрела у меня этот фильм, снова танцевала перед экраном с принцессой Авророй, и сказала:
"Какая она красивая! Вот бы мне быть такой!"...


   Как можно забыть, например, когда я пригласил Верочку на мой День
Рождения - в декабре 2000-эн плюс первого года - я сказал ей об этом сразу после танцевального кружка в тот день; спросил разрешения у N.N., и повез на
санках Верочку к нам домой (санки были нашим любимым транспортом в те две
зимы)...  Вообще-то мои домашние мне уже не разрешали тогда приглашать девочку домой, но я решил, что в мой День Рождения не смогут отказать, и не ошибся...

Верочке очень понравились голубцы, что сделала моя мама; как и раньше, мы с огромным взаимным удовольствием играли в шашки - правда, стоит отметить, что успехи девочки в этой игре оставались, как говорится, более чем скромными ( правда, этого и стоило ожидать, учитывая, как редко , как мало у нас была такая возможность...) Мы просто не знали, что выбрать - и "Принцессу Аврору" хотелось Верочке еще раз посмотреть, и порисовать - а у меня всегда наготове краски и кисточки...

 
  Как всегда это бывало ранее, ей очень не хотелось идти домой (то есть ехать)... Как всегда, у меня больно сжималось при этом сердце - ибо я видел и понимал, что это было нечто гораздо, неизмеримо более печальное, горестное, страшное, чем просто обычное детское желание задержаться еще немножко в гостях... Я прекрасно понимал все это...

Уже у себя дома Верочка обеими ручками взяла мою руку, и трясла ее со словами "Спасибо! Спасибо!"; ее милое личико сияло - еще сияло - той совершенно чудесной безоблачной изобильной радостью, - Радостью, что так дорога мне, и что так жутко контрастировала с таким страшным морем слез, которые я видел на ее прекрасных глазах уже столько раз - уже даже не десятки раз - много больше - а сколько еще не видел? - горько подумать...


   Память, как прожектор, выхватывает из прошлого то один эпизод, то
другой - но там столько печали, что не только из-за слишком большого
объема, но также из-за этого непомерного горя, думаю, вряд ли стоит мне все
описывать здесь и сейчас - хотя, признаюсь, в традициях дореволюционной
русской интеллигенции я вел и продолжаю вести личный дневник, куда можно излить переполняющие и тяготящие душу чувства - так вот - там, в
дневнике, намного больше запечатлено - намного, только в рукописной
форме, и предназначено лишь для меня...


   В начале марта уже этого, 2000-эн плюс второго года, я пришел в школу, где учится Вера, чтобы посмотреть на бал, устраиваемый там уже не первый раз в начале весны... Вернее сказать, сначала я зашел за Верой домой к ней, но – вопреки обыкновению - мне почему-то не открыли, и она не выходила, хотя пора уже было; девочка пришла в школу позже - одна, но ничего страшного - она переоделась, оказалась в розовом бальном платье - кстати, все девочки были в очень красивых длинных бальных платьях; мальчики в костюмчиках тоже очень красивых - очень красивое мероприятие! Мы, помнится, посидели немного с Верой на лавочке в коридоре, потом она ушла к подружкам...

Потом в школу пришла и N.N. с младшим сыном Олегом; я поднялся наверх -  чтобы посмотреть, как дети парами - мальчик и девочка - заходят в зал, где будет бал...

Рядом с Верой почему-то шла N.N. (хотя другие родители сидели в зале или стояли поодаль); когда я взглянул на лицо Верочки, мне стало очень горько на душе, очень больно - ибо все ее личико, еще буквально пять минут назад совершенно спокойное, улыбающееся - все было мокро и красно от слез, которые продолжали двумя ручейками струиться по ее щекам... И как всегда, эта мраморная статуя ее матери (прошу прощения, что невольно сопрягаю это чудесное слово – мать - с такими печальными вещами!) невозмутимо шествует рядом...

   Потом я спрашивал Веру - почему ты плакала перед балом? - Но девочка ничего не сказала, и я ожидал этого, ибо заметил, что примерно с самого начала 2000-эн плюс второго года Вера перестала говорить что-либо, что могло бы как-то приоткрыть завесу над, так сказать, их "семейными тайнами" - не сказала ничего, но мне и так ясна суть - ибо когда видишь радостных детей, парами идущих на бал, в совершенно чудесных бальных нарядах, и видишь одну девочку, которая вся в слезах идет, хотя еще несколько минут назад была так же радостна, как и все дети, и заплакала, как только с ней "провзаимодействовала" ее "мама" - тут и без пояснений все ясно; сколько раз я уже наблюдал такое - была радостная девочка, потом побыла некоторое время рядом с матерью, и вот уже горько плачет, и радости - как не бывало...


   Ну что ж? - Пожалуй, хватит.   Пусть имена изменены либо заменены буквами N.N.; Не в именах дело – ведь таких уродливых  семей – где все высокое, все светлое и чистое присутствует ЛИШЬ НА СЛОВАХ – таких горе-семей не одна и не две в России… Похоже, что их тысячи…  Давайте вместе думать - что делать? Как облегчить или же совсем устранить такие страшные страдания   детей ?! 

Лично для меня стало совершенно, абсолютно несомненно, что нуждается в самом коренном совершенствовании, преобразовании вся наша система Защиты Детства! Сам, как говорится, институт семьи также нуждается в срочном кардинальном исцелении! Просто поле непаханное! Конь не валялся - как говорят в народе!


   Помоги, о ГОСПОДИ! Помогите, добрые люди - добрые и достаточно мудрые, чтобы соответствовать мудрому девизу врачей - а по сути не только врачей - НЕ НАВРЕДИ! Как соблюсти этот тонкий баланс, чтобы, с одной стороны, не стоять в стороне (простите за повтор слова), не бездействовать по принципу "моя хата с краю" - а с другой стороны - не наломать дров (если уж продолжать язык русских пословиц), не навредить, не сделать еще хуже! Научи, о Господи! Научи, мое собственное Духовное Я! Научите, дорогие мои братья и сестры во Христе!


   30-31 марта 2000-эн плюс второго года                Друг.

P.S. Имена детей изменены; все возможные совпадения случайны.



Картина: Фредерик Морган - Хоровод