Нашу соседку Лену, глубоко пьющую женщину, осудили на 15 суток за мелкое хулиганство. Муж её, Михаил, был не родным отцом для пятилетней Юльки, и девочка, проголодав целый день, пришла утром к нам, открыла калитку и стала у дверей. Всё ясно: голод не тётка.
Младший сын, четырнадцатилетний Алёша, подталкивая Юльку в спину, завёл её в кухню, не сказав ни слова. Но по лицу его было видно всю гамму чувств: жалость,сострадание,брезгливость, возмущение.
Беру Юльку, веду в баню, отмываю, расчёсываю, одеваю в мальчишью майку с младшего, повязываю поясом (Бог мне дочек не дал, три сына), веду в кухню и кормлю.
Уже за столом, нахватавшись с голодухи, Юлька начинает засыпать. Кладу её на диван и она спит до обеда.
Потом, проснувшись, одевает своё старенькое платьице, чей-то обносок, который я уже постирала и позашивала, и опять поглядывает на стол в кухне.
Кормлю. Ребёнок, наголодавшись, ест с жадностью.
Заходит Алёша, смотрит и опять в глазах эта мучительная жалость и сострадание.
Во дворе у нас бегает без привязи огромная собака, мраморный дог Макс. Алёша запирает его в нашу художественную мастерскую для безопасности.
Наевшись, Юлька выходит из дома на улицу за калитку, а там весело играют соседские ребятишки. Расстелили перед своими воротами большое цветное покрывало и устроили детский домик: маленький игрушечный столик, посудка, куклы. Семья соседей очень трудолюбивая, трезвая, состоятельная. И, конечно, их детки ни в чём не нуждаются.
Юлька робко подходит и смотрит с завистью на играющих детей.
- Иди отсюда, блохастая!
Кричит какой-то мальчик, подъехавший на велосипеде.
В это время из калитки выходит мой Алексей и видит всю эту сцену. Не говоря ни слова он даёт подзатыльник велосипедисту, хватает Юльку за руку и тащит её в дом.
- Мама! Не выпускай её на улицу в таком виде, переодень ты её!
- Сынок. У нас нет платьев для девочек. А моё ей не подойдёт. И ты сам знаешь, всё деньги я отдала на ремонт машины. Дома только-только на хлеб.
- Тогда совсем не пускай!
А лицо! Я не забуду его лицо. Страдание, стыд, гнев жалость - всё, и всё до слёз.
- Вообще - не выпускай. Слышишь, мам? Я завтра ей всё куплю.
И Алексей решительно направляется в художественную мастерскую. Весь день и всю ночь он сидит за мольбертом и не разгибаясь пишет самые маленькие миниатюрки. Потом к нему присоединился и средний сын, Володя, на пару часов. К утру было готово около 15 работ. Они сырые. Это же масляные краски, им сохнуть не меньше трёх дней! Но, не смотря ни на что, мой четырнадцатилетний сын складывает работки аккуратно, чтобы не смазать, собирается и завтракает.
- Ты куда, сынок?
- На базар.
- Алёша, работы сырые.
- Бог поможет.
А лицо такое, как будто у него всё внутри зажато в один волевой кулак.
Не говоря больше ни слова, Алексей уезжает, а я к иконам с молитвой: "Господи! Помоги доброму делу!"
И Бог помог!
Часа через четыре возвращается наш герой с полными руками.
Счастливый! Раскладывает на диване: платье с кружевами и бантиками, шляпку с цветочками, игрушечную коляску и куклу, детскую посудку и туфельки, которые оказались малы.
Ни слова не говоря, Алёша взял туфли и уехал. Вернулся через час с сандалями, уже по размеру. Оказывается, он обо всём договорился с продавцами, чтобы, в случае чего - обменять. Потом я узнала от знакомых на базаре, что Алёша подходил к прилавку, выбирал товар и рассказывал про Юльку и её судьбу. Русский народ - щедрый. Ему давали вещи, а сырые картинки брали на память. Россия! Умом нас не понять!
А мы его ждали.
Разодетая, счастливая Юлька и мы все, вокруг неё.
Алёша вынес из мастерской старый коврик, постелил его перед воротами нашего дома, расставил игрушки и вывел смущённую, нарядную Юльку и сказал строго:
- Играй!
На фото:
Я и Алексей в театре.