Вспоминалки. Пуск двигателя

Виктор Санин
Что нам стоит, дом построить! И автомобиль завести – запросто. Сел в салон, ключ зажигания повернул (или кнопочку нажал). Можно и не выходя из квартиры. Готово. Но, ребята, это сегодня. Это достижения технологий XXI века. А совсем недавно…
…ну как «недавно»? Для кого-то целую жизнь назад, для кого-то больше или меньше. Короче, в 1978 году этот процесс занимал у меня другое время. Отнимал больше сил. И выглядело всё так…

Днём раньше водитель-электромеханик (ныне пенсионер) освобождался командиром роты от боевого дежурства и получал приказ съездить на закреплённом за ним автомобиле за топливом в недалёкий от части посёлок Буран. В детали задачи был посвящён старший машины, а для рядового срочной службы, который уже перевалил на второй год и слегка «задембелел», начинался, как сейчас сказали бы «квест».

Он состоял в том, чтобы в заданный час машина была готова к выезду. Она этого не хотела! Ей шёл Бог знает какой год. Она успела потрудиться в полку в Семипалатинске, откуда её по причине изрядного износа отправили в батальон – в Курчум. Что она там испытала? Кто знает! Но весной 1978 года её пригнали к нам в роту. Весёлый азербайджанец сочувственно пожал мне руку: «Мучайся, брат!»
- Ключ дай, - протянул я руку.
- Какой ключ? – удивился новоявленный «родственник». – Проволочка в замке.
В замке торчала согнутая проволочка. Зажигание можно было включить и отвёрткой, и ногтём, да чем угодно. Но проволочка не вываливалась, не терялась, и вообще гордо считала себя ключом зажигания. Служила!

Служил и ЗиЛ-157, он же Трумэн, он же Захар, он же утюг. Работяга. Страдалец. Беда и выручка советской армии. Автомобиль встал плечом к плечу рядом с ротным трактором на защиту нашей Родины от (тогда ещё совсем недружественных) китайцев. Выцветшая под солнцем Казахстана бочка, устаревшая по всем дизайнерским понятиям кабина, примитивный и маломощный (но выносливый и тяговитый пока он новый) двигатель, усталые, но по-настоящему внедорожные трансмиссия и подвеска – всё это (собранное в одно целое) поступило под мою ответственность.

Особенностью машины был запредельный износ. Строгий механик сразу сказал бы, что аппарат «восстановлению не подлежит». А он ехал! Дымил, захлёбывался на подъёмах, стрелял на спусках, безжалостно сжигал масло и бензин. Ехал и вёз. Гыркала коробка передач, скрипело всё, что может скрипеть, подвывала раздатка, шипела тормозная система, люфт на рулевом колесе… да кто же его измерял? Главное – можно было удержать на пустой просёлочной дороге, а по посёлку мелкими перебежками, осторожно, потихоньку, как-нибудь… чтобы не задавить никого.

Но бочка была герметичной, система питания справлялась с задачей – питала ненасытно-прожорливый двигатель. Он, разумеется, грелся, но на плечо в 20 километров от нефтебазы до роты, его хватало. Не закипал. Не успевал. Автомобиль справлялся с работой. Ездил. Возил. А я им управлял. Редкие поездки вносили разнообразие в монотонное течение армейского бытия.

Вернёмся к пепелацу.
Что ЗиЛок мог лучше всего – так это стоять. Правда немного криво. Поскольку дырявые, изношенные до предела колёса у него постоянно спускали, а на ремонт мне как-то не давали времени, а самопротыкались они с каким-то садистским сладострастием в каждой поездке. Иногда отклеивались самодельные заплатки на камерах. Ну, ничего. Подкачка работала. И в какой-то момент компрессору приходилось не только закачивать воздух в тормозную систему, но и поддерживать давление в четырёх колесах из шести.

Стоять мог. Заводиться после перерыва в работе – нет. Стоило двигателю остыть, как классическое воспламенение горючей смеси в камере сгорания становилось невозможным. А кабина бензовоза превращалась в камеру пыток для водителя. Судорожные попытки обогатить или обеднить эту смесь, отрегулировать угол опережения зажигания, «дать газу» и прочее, и прочее – всё давало один результат. Отрицательный. Аккумулятор материл солдата, но выдавал энергию. Стартер добросовестно проворачивал коленвал. Время от времени в моторе что-то протрескивало. Он фыркал, бурчал, дёргался под капотом. Но чаще всего не заводился.

Приходилось подгонять ротную «Шишигу», брать на буксир, а вот тут мотор, понимая бесполезность сопротивления, оживал. После прогрева он отзывчиво запускался.

К концу лета выезды стали ежедневными – мы по полученным лимитам наполняли все резервуары дизелем и бензином. Я всё-таки заклеил все колёса. С разрешения командира ставил машину на склоне горы. В день выезда садился в кабину. Дальше как у нормальных пилотов: зажигание, отжать сцепление, включить вторую передачу, снять с ручника, разогнаться, отпустить педаль сцепления… ПОЕХАЛИ!

Так и вывез всё топливо к сентябрю. Иногда ездил по расположению, получив задание «по хозяйству», постоянно предупреждая, что слышу в двигателе «посторонний стук». Старшина привёз из деревни моториста. Дедок, хмуря мохнатые седые брови, внимательно выслушал больного, в смысле двигатель. Спрыгнул по-молодецки с крыла и авторитетно поставил диагноз: «Езди, парень, не ссы. Это клапана!» - и ушёл со старшиной пить заработанный спирт.

Как стучат клапана я знал. Но карт-бланш получил и с чистой совестью стал добивать машинку. Буквально через пару дней командир позвонил в казарму. Я отдыхал после караула. Дежурный по роте меня поднял и передал приказ погрузить доски на бочку и поднять на позиции. Приказ получен? Выполняю. Завёл мотор, скатившись с горы. Остановился возле казармы. Подгазовываю, грею двигатель. Он стучит. Настойчиво, намекательно, угрожающе. Не по-доброму так… Странно как-то для клапанов.

Я газанул ещё раз и шатун шестого цилиндра, аккуратно пробив блок цилиндра в районе датчика давления масла, дымясь, упал под машину. Я выключил зажигание. Мотор умер, но не загорелся. После доклада командиру я ушёл спать, а бензовоз – он же несостоявшийся «лесовоз» остался ждать возвращения ГАЗика, который оттащит его на парковку до времени, когда в часть пришлют другой двигатель.

История реанимации бензовоза, которая произойдёт следующей весной – это отдельная страница моей армейской службы. Страница? Нет. Это фолиант. Поэма! Но… в другой раз.