8. Теорема свёртки

Владимир Мельников
(отрывок из романа «Информационный шум»)

Гипс на правой руке, бандаж на шее и корсет для позвоночника на теле. Симпатичная такая картинка вышла?! Жена назвала меня броненосцем, а «американские дети» в нашем «романе», имея огромную разрушительную силу, мастерски исполнили роль врагов-интервентов!
- Ничего, ничего, могло быть хуже, – успокаивал хирург-травматолог по фамилии Макарьев.
Мне понравился этот серьёзный и одновременно доброжелательный дядька, лет 50-ти. Кроме фамилии на бейджике у него было написано Максим Николаевич. Удачное сочетание легко запомнилось, так я его и называл, с особой благодарностью за то, что разрешил стоять, запретив только сидеть. Самыми тяжёлыми были первые дни, прожил их на обезболивающих уколах. Но опытный доктор после МРТ определил, что у меня благоприятный случай (без смещений) и обещал вылечить, хотя, не быстро. За полгодика, примерно, плюс-минус… Так что свободного времени стало предостаточно. Нежданная «радость»! Вот и Сергей, который появился у меня вторым после Оли, сказал:
- Очень хорошо…
- Во-первых, жив!
- Во-вторых, не надо думать, как продлить отпуск, тебе бюллетень оплатят…
Других шуточек при первом посещении у него не нашлось. А про дела говорить не хотел, подтвердил только, что молодёжь отделалась ушибами. Впрочем, об этом я уже знал от жены. Так и расстались, немного поболтав обо всём и ни о чём.
Следующим в палату заявился следователь транспортной прокуратуры, пожилой мужичок-боровичок с ехидным прищуром глаз. Звали его Владислав Константинович, чего выговорить было совершенно невозможно. Запомнить же человечка по фамилии Щербаков удалось из-за костюмчика и галстучка, редкой ныне безликой одежды советского чиновника. Этот реликтовый тип прибыл снять с меня показания, почти как мерки для гроба, и именно с этого началось составление протокола. Мужичок уселся за стол рядом с койкой, достал ручку бланки и взялся за своё бумагомарание.
- Фамилия, имя, отчество? – спросил он, намереваясь записывать с моих слов, хотя сам вначале назвал то, чем интересовался. «Умные» люди, видимо, специально выдумали такие формальности, чтобы «преступник» споткнулся о столь «каверзный» вопрос. И они не ошиблись, поскольку «шпион» с моей ускоренной и упрощённой подготовкой посыпался незамедлительно. 
- Владимир… - неудачно выговорил я и осёкся.
- Разве не помните? – перебил меня боровичок, приоткрыв глазки:
- Врач сказал, что амнезии у вас нет.
Пришлось сосредоточиться, и тогда прозвучал исправленный ответ:
- Мятов Николай Юрьевич.
Так уж сработало подсознание: мятый паспорт, значит, Мятов. В результате глазки следователя не только открылись, а забегали из стороны в сторону, сканируя койку и пациента. «Секретный спец-агент Вован» оказался в шаге от провала, но в этот момент в палату случайно заглянул доктор. Оставалось воспользоваться удачей и, скорчив озабоченную гримасу, обратиться за помощью к медику:
- Максим Николаевич, Максим Николаевич, как хорошо, что Вы зашли, я не помню, как меня зовут…
- Помните, помните, - возразил Макарьев:
- Вы же со мной уже говорили, и меня запомнили, значит всё нормально, просто путаетесь, поскольку нервничаете, это пройдёт, не волнуйтесь.
- Подумайте о чём-нибудь хорошем.
Из хорошего в больнице был сам Максим Николаевич и омлет, который получалось глотать без усилий. Впрочем, при допросе даже этого хватило, чтобы собраться и кое-как выговорить фамилию Комов с датой рождения, естественно, изображая ещё больший ужас и отчаяние, чем вначале. Дальше, после очередного вопроса и театральной паузы, я взял грех на душу и зачем-то признался, что сам управлял катером. Никто не просил меня о такой жертвенности, и решение «взойти на эшафот» возникло неожиданно помимо воли пациента. Затем в протоколе появились ещё некоторые подробности о нашем «кораблекрушении». Итог пришлось заверить левой рукой, кое-как поставив закорючку под стандартной фразой: «с моих слов записано верно». Дошло или не дошло до следователя то, что «артист» переигрывал, узкие глазки не показали, не было и аплодисментов, поэтому пришлось мучаться, думая, не наговорил ли я чего лишнего…
Доверить же эти мысли можно было только жене. Вот, у неё я и спрашивал:
- Слушай, у тебя нет ощущения, что на нас объявлена охота?
- Сначала аресты и пожар, теперь, казалось, беда отступила, отдохнули и уже собирались домой, так вновь в тину провалились, да ещё глубже, чем раньше.
- Отдохнули, отдохнули, - согласилась Оля и принялась меня успокаивать:
- С аварией случайность, даже не сомневайся, просто не повезло…
Примириться с этим, тем не менее, у меня не получилось, и вместо согласия медленно из нескольких предложений была соткана целая конспирологическая теория:
- Нет, нет, смотри, сначала пропала Катя, потом откуда не ждали появились дети…
- Кинотеатр и дипломат тоже возникли, как по заказу.
- Бумаги, записи, расспросы Сергея.
- То сто процентов подстава!
- Кататься пошли, зачем?
- Мы же вместе хотели попасть в лабораторию.
- Когда Сашка за штурвал попросился, мне сразу не понравилось, но он меня не особо и спрашивал, встал и всё, поехали…   
- Ну, ты ещё козу вспомни, - с усмешкой возразила Оля.
- А ты откуда про козу знаешь? - удивился я.
- Видела твои фотки в телефоне, - пояснила жена, из-за чего мне захотелось поинтересоваться:
- А зачем в телефоне копалась?
- Продолжаешь шпионить на МИ-6?
За такие подозрения «шпионка» меня просто передразнила:
- Конечно, и без устали, ещё на МИ-8 и на МИ-9!    
- Ты спал, телефон зазвонил, ответила и увидела…
- Стоп, попалась! – обрадовался я и напомнил:
- Телефон же утонул! Как же ты могла видеть снимки?
Но эта ниточка тут же оборвалась, оказалось, что дело было ещё до аварии. Тем не менее, моя буйно-покалеченная фантазия не сдавалась и выдала продолжение:
- Племянничек и этот гад, Владислав Константинович, по его глазкам вижу, из одной банды!..
Однако и эту подачу жена отбила, как шарик в настольном теннисе:
- Саша из одной банды со следователем?
- Ты что? Не выдумывай!
- Уж такого точно не может быть, дети же сами могли погибнуть.
Как раз после этой фразы в дверь постучали и в палату зашли они. Явились, не запылились… Те, кого по последней «научной» гипотезе, не слишком хотелось видеть. В том числе нарисовался мой убивец в сопровождении дамочек. Надо было на них накинуться, да Оля вопреки моим «телепатическим» установкам гостей встретила приветливо, со словами:   
- Заходите, заходите, мы только о вас говорили.
И наше общение началось с уже известной «хохмы»:
- Дядя Коля, тётя Оля, извините, я, я…
«Племянничек», похоже, действительно не желал убивать «дядечку», и мотива у него вроде не было избавляться от неизвестного Николая Юрьевича, тем более столь рискованным способом. Да я и сам не помнил никаких таких рывков штурвала, которые могли бы развернуть нас поперёк движения. Поэтому слова Александра о том, что он ничего неправильного не сделал, показались похожими на правду.
Штиль без единой волны, катер чётко держал курс, от воды не отрывался, ещё его стабилизировал трос лыжницы. В общем на Сашку сердиться всерьёз смысла не имело, разве что ради профилактики. Оставалось простить «диверсанта». Именно это я и сделал со словами:
- Ладно, ладно, скажи отцу, что такой резкий разворот был невозможен, пусть проверит, чего-то тут нечисто!   
- И ещё, если бы не Динка-льдинка, вместо фруктов сейчас бы цветочки на кладбище принесли.
- Её благодари…
- Проси за моё спасение выписать ей отдельную благодарность, а лучше орден!..
Мы помолчали. Прозвище льдинка явно понравилось девушке, она улыбнулась, мило, совсем не так, как раньше. Без боевого раскраса сейчас в палате Динка выглядела совершенно нормальной, и в отсутствии чёрных горбатых ногтей её ручки уже не угрожали ничьей жизни. Оставалось надеяться, что перманентный Хеллоуин завершился, и в этом заключался хоть какой-то положительный итог нашего приключения. Про него я помнил, что после переворота некоторое время отключился, и тогда в воде звук вернулся со словами:
- Дедушка, дедушка, миленький, не умирай, не умирай!..
Динка плавала около меня, пытаясь привести в чувство. Плакала и причитала, а её слёзы были заметны даже на личике, мокром от морской воды. Когда же утопленник пошевелился, она радостно крикнула своим товарищам:   
- Он жив! Жив, жив!
После этого бултыхавшиеся поодаль Саша и Рита подплыли к нам, и затем довольно быстро появились спасатели. К счастью, наш переворот и кульбиты в рыжих жилетах люди заметили, поэтому ждать помощи практически не пришлось. Так мы оказались в больнице и теперь настала очередь спасать друга, чем вновь первой озаботилась Дина. Соответственно она и спросила:
- На Сашу дело заведут…
- Что же делать?
Тут меня осенило:
- Ох, как же удачно, что соврал следователю!
- Сразу же рассчитался с Динкой за своё спасение…
- И буду не дедом-утопленником, а хитроумным рыцарем Дон Кихотом!
С этими мыслями, заметно повеселев, сказал:
- Не переживай, льдинка, а то растаешь.
- Все вы должны говорить в прокуратуре, что катером управлял я!
- Так даже уже в протоколе записано…
На этом завершилось совершенно «секретное» совещание «заговорщиков», а связавшая нас тайна должна была умереть вместе с нами. Шучу неслучайно, поскольку из-за появления в нашем окружении молодёжи меня не покидало ощущение детской игры.
Увы, совсем в ином настроении на следующий день в больничной палате появился Сергей. И ему на самом деле было из-за чего печалиться. Потеря андроида и покушение на свидетеля ставили крест на карьере начинающего сыщика. Его отстранили до выяснения… Хотя, от чего? В конторе работать оставили, а полицейским его с самого начала следовало считать лишь номинальным. Погоны-то соответствовали учёному званию, но никак не стажу. За несколько месяцев детективом не станешь, а «щёки» все от рождения надувать умеют… Об этом откровенно мы и заговорили. Передо мной сидел уже не прежний лощёный иностранец, а «сбитый американский лётчик». Исчезла его прежняя самоуверенность, и раскисший вид выдавал путаницу мыслей. Я же напротив, стоя рядом в спортивном костюме, хоть и поломанный, почувствовал силу. От того называть горемыку на вы показалось неуместным. Пожалел, значит, и сказал:            
- Сергей Павлович, ну какой ты полицейский?!
- Ты же в Гарвард не законы блюсти уехал.
- Сам говорил, что им твои диссертации понадобились.
- Не следовало туда удирать…
- И у нас науку бросать не следовало, можно было, например, …
Чего, правда, придумать не успел, притормозил, и услышал:
- У вас, у вас, ничего у вас не было и по-прежнему нет!
- Вернулся и рад был любому предложению, вот и согласился.
- Вновь жизнь как-то наладилась, жене помогать стал, она с сыном в Питере осела.
- Бывшей жене, - зачем-то уточнил он. Чувствовалось, что некоторые вещи давно требовали пояснений, и они последовали:
- Сашка же приехал мирить нас…
- Дурачок, всё ещё думает, что это возможно.
- Наверно решил, если телефон о стену разбить, то я одумаюсь...
- А мы и не ссорились, просто разбежались, как два повёрнутые навстречу магнита.
- Говорят, родственников лучше любить на расстоянии. Это точно про нас.
- Мирное сосуществование двух систем требует дистанции.
- Такие дела, как дальше пойдёт не знаю. Видишь, работа не работа, не клеится. 
- Другой не найти.
- И про науку не тебе говорить, ты-то её зачем бросил?
За то больного за больное место, конечно, задевать не следовало, но так Сергей сам себя взбодрил, пришлось и мне прояснить кое-что…
- Бросил, бросил…
- Ну, потому что, потому…
- Настоящий инженер и доктор, например, такой как мой Максим Николаевич никогда без работы не останутся.
- Богатыми не станут, но и с голоду не помрут. Причём для этого с челноками связываться и торговать не обязательно. Для торговли других докторов предостаточно. Докторов философии и прочих, и прочих гуманитариев, которые делать ничего не умеют!
- Я же физику руками изучал, поэтому в 90-е легко своё ремесло нашёл.
- Да и бывших учёных не бывает, ничего не бросишь, голову не остановишь.
- Считал, читал, статьи сочинял, даже кое-какие эксперименты удалось поставить…
После этих перечислений я тут же получил «поощрение» за сии «подвиги»:
- Ты молодец! - сказал Сергей и продолжил в неожиданном направлении:
- А машины тоже в порядке эксперимента поджигал?
Так вот, не надо откровенничать с полицейскими, тем более с начинающими. Подловят непременно! И станешь выкручиваться, как сможешь. А меня вовсе врать не учили, поэтому ответил:
- Да, да, с удовольствием бы поджог!
- Думаю, сжечь два-три десятка машин достаточно.
- Сам знаешь, распределения для свёртки больше не требуют.
От сего сокращения мыслей не только мой оппонент должен был переключить внимание, но и опытная ищейка могла немедленно сбиться со следа. Тем не менее, для усиления эффекта, глядя в непонимающие и удивлённые глаза Сергея, я продолжил петлять дальше: 
- Какой бы сложной не была система (человек, коллектив или цивилизация), всегда существует изображение реакции на стресс.
- Такое изображение позволяет математически точно вычислить результат любого воздействия на систему.
- В этом, по-моему, суть теоремы свёртки!
Краснобайство сработало, и контрольный «выстрел в голову» превратил сыщика в пациента, а меня - в специалиста психиатра. Далее из поверженного «демона» можно было творить полезного людям послушника. Но то лишь казалось, поскольку «чёрт» догадался, что его дурят и возразил:
-  Можно же изменить натуру, тогда с моделированием ничего не выйдет.
- «Будущее не предопределено, нет судьбы, кроме той, что мы творим сами».   
Эта цитата из «Терминатора» родилась на десяток лет позже идей Александрова, поэтому заранее имела готовое опровержение. Прибегнуть к нему пришлось, хотя опускаться до банальностей не хотелось.
- Ты ошибаешься, - сказал я без желания, поразмыслил, продолжать или нет, и всё же принялся «разжёвывать» очевидное:
- Тебе, когда диссертации защищал, наверняка в парткомах подписывали характеристики. Там о том, что ты морально устойчив и политически грамотен слова были…
- Всем нам такие бумажки требовались и всем их выдавали.
- А потом ты в Америку смылся, но это не значит, что будущее нельзя было просчитать, просто твоё художественное изображение было написано с ошибкой.
- У Штирлица, помнишь, тоже в характеристике было указано: «Характер - нордический, … Беспощаден к врагам рейха».
- То есть полуправда, не истинное изображение, а скорее насмешка над всеми нашими характеристиками.    
- Если же получить абсолютно полное изображение, то ошибки не будет.
- Ты же сам говорил о книжке, в которой вычитал точный прогноз происходящего.
- Следовательно, даже в случае смерти мы сможем вычислить, как изменится объект.
Слова про смерть, однако, были упомянуты напрасно. Поскольку они подсобили вовсе не моему рукопашному объяснению, но доказательствам настоящего профессора.
- Истинное изображение вечно, оно точнее отпечатков пальцев и круче ДНК, - сказал Сергей и в «крышку гроба» вбил ещё пару «гвоздиков»:
- Лаплас умница, от времени красиво избавился, в жизни же изображение меняется во времени, и бессмертных художников не сыщешь…
- В бытовых приближениях, тем более, вместо изображений истины получишь характеристики с работы, учёбы или по месту жительства.
- Украдёшь курицу, так тебе в суд бумажку дадут, что плохой, соседям дерзил и мусор в окно выкидывал. А завод прихватизируешь, значит, молодец, положительно о тебе отзовутся, главное, на храм вовремя и немало пожертвовать. Тогда даже прочие грехи отпустят…
Что, верно, то верно, с этим не поспоришь, - согласился я и продолжил:
- Совковые канцелярские «скрепки» тоже были попыткой закрепить портреты.
- А для запутанных объектов требуются гении. 
- Изображения или модели, зависят от таланта художника.
- Как-то так…
Иного представления об ушедшей натуре взамен упрощённого мне рисовать не хотелось. Бесполезный трёп утомил, но и выгонять гостя было нехорошо. К счастью, он сам догадался, что пора финишировать, и для завершения спросил:   
- Так и у тебя выходит, что всё сводится к таланту?
Пришлось идти на мировую:
- В итоге да, так получается, предлагаю ничью.
- Всё сводится к таланту художника, которым теперь может стать искусственный интеллект. Мы вышли на новый уровень…
Именно данное соглашение было принято за основу, правда, с оговоркой. Полковник сказал, что не может всего озвучить, поскольку это служебная информация, но в управлении предложит оформить меня нештатным консультантом под расписку о неразглашении…

(продолжение следует)