Старость как фактор понимания
СТАРОСТЬ КАК ФАКТОР ПОНИМАНИЯ
Я слишком стар, чтобы продолжать доживать свой век по заветам учителей нравственности. И вовсе не потому, что на склоне лет стал нигилистом, циником или, избавь Бог, кощунником.
И совсем не потому, что "страсть погасла и любовь прошла" (Сергей Есенин). И даже не от того, что иссяк окончательной мой жизненный ресурс, что на пороге Вечности я якобы расслабленно трясусь и выжил их ума, а потому, что «всё напрасно, нет жизни на земле, но жизни нет и выше, а в итоге всё — полное дерьмо. (Лев Котюков) Ушло в мир иной на наших глазах целых два поколения, и остались после них превысокие терриконы бытового и словесного мусора. Я долго жил, а посему не желаю продолжать жить по заветам пещерных мудрецов, лишённых бытовых удобств и книгопечатания. Я слишком стар для новых идеологий, государственных программ и так называемого нового мышления «новых людей».
Потому, что вокруг меня сегодня одна густопсовая демагогия, изощрённая и наглая ложь, лицемерие и фарисейство, в котором тонет человеческая мудрость. И, конечно же, фактор понимания того, что все эти заветы, заповеди, наставления и поучения древних наставников, проповедников и учителей, мессий, пророков и вождей,
— почти все обращены к юношеству, начинающему сознательную жизнь. Все старые и новые заповеди направлены к новым поколениям людей, ещё не обращённых в веру, в идеологию и пропаганду правящей элиты. Начиная от премудростей Екклесиаста и Нагорной проповеди Иисуса Христа до поучений Владимира Мономаха и «Заветов Ильича» (Владимира Ульянова-Ленина), всё внимание «Отцов Истины» обращено к «детям социума». Я слишком стар для вразумительного восприятия партийной программы «новых людей» России, мне вполне было достаточно «шоковой терапии» «новых русских» в Смуту лихих 90-х годов, когда вера в деньги породила новые заповеди Золотого Тельца, которые вмиг вытеснили из душ людей заповеди предков.
Из всех известных и пережитых мною заповедей самой действенной на поведение молодых людей оказались христианские заповеди молитвы «Pater Noster» и особенно стихотворная «Заповедь» Редьярда Киплинга (1865-1936) своему сыну Джону, погибшему в Первую мировую войну во время битвы при Лоосе в сентябре 1915 году, находясь в составе ирландских гвардейцев. В ней Киплинг, обращаясь к погибшему сыну, как бы обращается ко всем своим молодым читателям — ровесникам своего сына и не только к ним, но и к новым поколениям людей.
Все пункты этой заповеди ознаменованы стремлением отца сделать своего сына, прежде всего незаурядной Личностью. Чтобы стать Личностью, мало одного воспитания и обучения, необходимо ещё желание самого молодого человека стать завтра лучше, чем вчера и сегодня. Нужно уметь владеть собой, а для этого необходима Воля, которая движет всем, чем наполнена Вселенная. (Артур Шопенгауэр). Я слишком долго жил, чтобы иметь глупость доказывать социальное преимущество в мире всех «убогих и нищих духом».
Прежде всего, Киплинг-отец советует молодым читателям научиться владеть собой и верить в себя как в личность созидательную и великодушную, уметь прощать грехи чужих людей, но прощая, не быть «великодушней и мудрей других». Без веры в себя невозможно четкое построение мира и моральных качеств, поскольку неверующий в себя человек не способен удержать давление окружающих и доказать свою правоту. Я слишком долго жил, чтобы иметь глупость доказывать, что только окружающие люди и общество способны убедить индивида поверить в самого себя и свои особые возможности.
Киплинг восхваляет честность, простоту, сохранение собственного «я», контроль над своими чувствами и эмоциями, потому что только холодный разум помогает трезво оценивать ситуации и окружающий мир. Это тоже одна из основополагающих материй собственной личной морали и возможности никогда ей не пренебрегать даже в пылу эмоций. Критическое собственное «я» к себе и окружающим не позволяет индивиду не впасть в соблазн и в заблуждение, стать жертвой лукавых людей. И в то же время, даже когда сил на эмоции уже не остается, нужно взять себя в руки и сохранить волю. Киплинг призывает молодых людей не лгать и не лукавить.
«Пусть лгут лжецы, не снисходи до них…
Останься тих, когда твое же слово
Калечит плут, чтоб уловлять глупцов,
Когда вся жизнь разрушена и снова
Ты должен все воссоздавать c основ»
Киплинг предлагает сохранять собственную личность и ее автономию, не терять ее в общей массе людей, рассуждать независимо от моральных суждений окружающих. Я слишком долго жил на этом советском и постсоветском, буржуазном свете и вполне осознаю, как мучительно трудно сохранять собственную личность и быть человечным.
Также Киплинг напоминает молодым о том, что материальные блага — преходящи, а суть человеческая заключена в благах духовных и моральных, которые должны становиться на первый план в жизни каждого. Учит молодых уметь на карту поставить,
«что накопил c трудом,
Bce проиграть и нищим стать как прежде
И никогда не пожалеть o том…»
Киплинг, опираясь на свой жизненный опыт и на свой фактор понимания действительности, завещает молодым быть ответственным за всё, что составляет главный смысл его жизни — уметь, как можно раньше избавиться от инфантилизма и бесплодных грёз,
«уметь
мечтать, не став рабом мечтанья,
И мыслить, мысли не обожествив».
Никогда не жалеть об утраченном и упущенном, наставляет своего сына и его друзей Киплинг-старший, нужно собрать в кулак свою Волю, принудить сердце, нервы, тело, чтобы продолжать идти вперёд, «наполнив смыслом каждое мгновенье часов и дней неуловимый бег», — и именно тогда заключает свою заповедь Киплинг, именно тогда…
Тогда весь мир ты примешь как владенье
Тогда, мой сын, ты будешь Человек!
Эта заповедь Редьярда Киплинга актуальна особенно теперь, когда в яркой форме проявилась ДВОЙСТВЕННОСТЬ ЧЕЛОВЕКА, когда огромные человеческие массы оказались во власти и под влиянием не совсем адекватных ловцов людей, возмечтавших о мировом господстве при всем их наглядной интеллектуальной ограниченности и окончательной безнравственности. Эта заповедь Киплинга особенно ценна сегодня в России, когда идет информационная пси-война за сердца и умы молодёжи, когда в очередной раз возникла идея создать сеть «школ губернаторов и мэров» и элитных лицеев по воспитанию в постсоветско-буржуазной стране гармоничной личности. Для этого годятся все заповеди лучших умов человечества, находившихся на всех ступенях возраста — юности, зрелости и старости.
Общеизвестно, что у старости есть три этапа, и на каждом её этапе есть свой фактор понимания окружающего мира. Это время, которое проходит у всех по-разному — аспектов старости столько же, сколько человеческих историй.
Есть преждевременная старость, когда человек после 50 лет сам признаёт себя «молодым стариком». «Ничто не старит так скоро, как неотвязная мысль, что стареешь» — утверждал немецкий учёный, философ и публицист эпохи Просвещения Георг Кристоф Лихтенберг (1742-1799). Как правило, в этом возрасте, душа человека всё чаще погружается в холод и тоску, умом человек понимает, что слишком быстро по пустякам растранжирил время, многое сделать не успел и теперь никогда ничего существенного не сделает. У таких, преждевременно поседевших, облысевших и уставших от жизни людей чаще всего внезапно останавливается сердце. Они не успевают оставить даже завещание на владение имуществом.
Есть пожилой возраст, так называемая ранняя старость — 60-75 лет. У ранней старости уже накоплен достаточный запас жизненного опыта в деле социализации и карьерного роста, свой багаж пережитых благополучно соблазнов, искушений, иллюзий и заблуждений, которым вполне можно поделиться с молодёжью. К таким пожилым, активным людям можно причислить Григория Сковороду, автора знаменитого афоризма: «Мир ловил меня, но не поймал!»
Есть преклонный возраст, так называемая поздняя старость —75-90 лет. Это последний этап жизни человека, этап, которого нельзя избежать. Старость называют закатом жизни, второй молодостью, золотым веком жизни или третьим веком. Позднюю осень своей жизни можно называть по всякому, ибо у всех людей она разная: у кого она — золотая, бодрящая, у кото-то — слякотная, нездоровая. Я почти мертв, но ещё не умер, однако мне теперь, как и всем мертвым от живых, по сути, уже ничего не нужно.
Кто-то, умирая, радуется, что наконец-то, уходит окончательно из этого беспощадного, утомительного мира и шепчет благодарно и одобрительно: «Вот как хорошо… Хорошо, очень хорошо. Вот как славно… Вот как хорошо…» (Лев Толстой).
Кто-то перед смертью честно исповедуется: «В Бога-то я всегда верю! Я в человека не верю!» (Алексей Смирнов) А кто-то жалуется неизвестно кому: «И сожрала раньше времени литература жизнь мою!» (Лев Котюков), а кто-то вообще бормочет что-то кощунственное и непотребное: «Сожрала меня Россия, как свинья своего поросёнка, и не подавилась!» (Александр Блок)
Кому-то, кто боится смерти пуще жизни, Бог шепчет утешительно: «Не бойся», а кого-то в последние минуты грешной жизни продолжают мучить и терзать его демоны и бесы.
Старость как фактор понимания окружающего мира без позолоты и прикрас, без романтизации и мифологии есть, пожалуй, самая главная заключительная глава всей нашей философии жизни.
Человеческие жизни и страдания — вот абсолютная, надежная система координат. Если ты поступаешь по справедливости, но это приносит страдания, ты неправ. А если от твоего несправедливого решения страдания уменьшатся — значит, ты прав. Природная, пещерная двойственная психология человека не покидает его до глубокой старости. Для одного индивида глубокая старость — это время думать и размышлять о вечном и нетленном, читать собрание избранных стихотворных сочинений Льва Котюкова «Тайна Вечности» (М.2013) или «Тайную доктрину» Елены Блаватской.
Для другого старость — время составлять справедливое завещание о наследовании чадами и домочадцами нажитого праведными и неправедными путями движимого и недвижимого имущества, забивать престижное место на городском кладбище. Кто-то из современных писателей продолжает уверенно думать, что жизнь и человек – нечто нераздельное. Таков фактор его понимания жизни и смерти, что порой жизнь превыше человека с его правами и обязанностями, миропониманием и жертвенным альтруизмом. И в то же время, человек вне жизни есть неорганизованное, плохо организованное ничто. Нашему странному миру и новым безумным временам остро не хватает здоровой жизни. Наше прошлое и есть наша «иная» настоящая жизнь, наше будущее всегда перед нами — и каждый из нас каждую секунду стремительно погружается в морок надвигающегося времени, и тогда лишь немногие из нас успевают прозреть нечто судьбоносное за плотной1 занавеской бытия и небытия.
Я ещё не умер, я живу и мне есть, что рассказать молодому поколению, у меня свои заветы и свои заповеди. Я слишком стар, чтобы покорять сияющие и зияющие высоты, я просто продолжаю идти в том же направлении, в каком шел всю прошлую жизнь, с того самого момента, когда получил толчок к движению, приказ «Иди!»
В этом отношении мне ближе всех проповедей и наставлений заповеди писателей-философов и религиозных мыслителей, таких как Кант, Киплинг, Лихтенберг, Толстой, Достоевский, Шопенгауэр, и особенно заповедь Александра Зиновьева. В некоторм смысле она повторяет заповедь Киплинга в определении непрестанного движения, направление которого не есть цель жизни. Эта заповедь выдающегося логика, философа и писателя из Чухломы завершает его книгу «Русская судьба, исповедь отщепенца» (М.2000) и является его главной заповедью: «Иди своим путем, и пусть другие говорят, что угодно. Иди как можно дальше. Не можешь идти, ползи. Твой путь не имеет принципиального конца. Он может оборваться по независящим от тебя причинам. Это будет конец твоей жизни, но не конец твоего пути». (С.499)
Вот он фактор понимания старости, смысла жизни и смысла истории. Вот она глубокая старость как фактор особого понимания законов Мироздания и Теории Всего. Вот она глубокая старость как фактор понимания жизни и смерти и философии Вечности.
09.03.2024. Вселенская родительская суббота